Ариадна - Дженнифер Сэйнт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну да, он орал, скакал и всех проклинал. – Федра небрежно махнула рукой. – Но выглядел дураком, потому что скормить своих врагов чудовищу уже не мог. Благодаря тебе, – добавила она.
– Но ведь даже без Минотавра наверняка… – начала я несмело.
Не понимая, как она могла смеяться над разгневанным Миносом. Изображенный ею отец, задыхающийся от пустых угроз, совсем был не похож на человека с ледяной выдержкой, которого я помнила.
– Он не только Минотавра лишился той ночью, – сказала Федра. И я на мгновение подумала, что она имеет в виду меня, но сестра продолжила: – Утрата Дедала, думаю, огорчила его гораздо больше.
Сердце мое воспрянуло.
– Я слышала о побеге Дедала. Расскажи, как ему это удалось, мне всегда было интересно!
Разгулявшийся ветер залепил мне глаза прядью волос, и лица Федры я не видела, зато слышала голос, остававшийся спокойным и сдержанным, будто она о погоде мне рассказывала, а не о судьбе доброго творца моей свободы и его возлюбленного сына. Я сжала в ладони подвеску, которую носила до сих пор, ничуть не потускневшую с того дня, как Дедал подарил ее мне, ведь творения его неподвластны были разрушительному воздействию времени. Заметив мое движение, Федра слегка изогнула губы – тоже припомнила дни нашего детства.
Я невольно крепче прижала к себе Тавропола. Вспомнила веселые, невинные лица старших сыновей, увлеченных маленькими нехитрыми радостями, представила, как бегут они, раскинув руки, по золотому просторному берегу и ветер повсюду доносит до меня их смех. Зажмурившись, постаралась изгнать нарисовавшийся образ – их безмолвные и неподвижные лица, проглоченные безжалостной водой.
– Ревущий кровожадный зверь хорош для устрашения, это понятно, – рассуждала Федра. – Но ум Дедала, если он в твоем распоряжении, делает тебя царем поистине могущественным, каким ни одно тупоголовое чудовище, заточенное во мраке, не сделает никогда.
Федра рассказывала дальше – как Минос пустился в погоню за Дедалом.
– Поначалу я все высматривала на горизонте его корабль, – призналась я, вспомнив об этом с содроганием. – Думала, он будет меня искать.
Федра опять засмеялась.
– Ариадна, да Минос о тебе едва ли вспомнил! Он твари своей знаменитой лишился и гениального изобретателя тоже. Что ему до потерянной дочери? Влиятельней его ты сделать не могла, на других страху нагнать ради его пользы – тоже.
Говоря обо мне, Федра, однако, не пыталась выразиться мягче, и я рада была, что ветер покусывает разгоревшиеся щеки.
– И как он умер?
Она рассказала, как отец встретил смерть – сварился заживо в ванне, при дворе сицилийского царя, вдали от дома.
Рука моя все это время размеренно поглаживала спинку Тавропола – уж не знаю, кому это нужно было больше, ему или мне, – а тут замерла. Притворяться, что горюю по Миносу, я не могла, но и удовольствия испытать, воображая его погибель, – тоже. А в голосе Федры оно проступило, и острое. Я представила Миноса в подземном царстве, в темных и призрачных землях, которые описывал Дионис. Ждет отец, когда и я спущусь туда, восседает уже на троне перед громадным дворцом Аида, верша суд над каждой живой душой, предстающей перед ним, как и предсказывал Дионис? Я вообразила, как однажды этот бесстрастный взгляд остановится на моей душе, и по спине пробежал холодок.
– Итак, Минос отправился на свои бесплодные поиски, – спокойно продолжала Федра, – и трон пришлось принять Девкалиону. Он знал, сколь мятежная ненависть к нашей семье растравляет душу всякого человека на Крите и не только. И знал, что можно сдержать эту ненависть страхом, как всегда делал Минос, или выбрать другой путь – попробовать примириться с врагами. Наш брат – добрый человек, Ариадна. Ты знаешь, какой выбор он сделал.
Я знала. Мозаика сложилась наконец и обрела пугающую завершенность.
– Ты приплыла на афинском корабле. Значит, царевич, которому, как Дионис сказал, тебя пообещали в жены…
Она кивнула.
– Только Тесей тогда уже стал царем. И я, по обоюдному согласию, должна была стать его женой – царицей.
В глубине души я знала, что другого объяснения и нет, а теперь лишь убедилась в этом, но противно было все равно.
– А со мной как же? – спросила я, досадуя на собственный голос, даже мне показавшийся робким и тоненьким.
Федра сжала челюсти, надменно мотнула головой – точно так, как делала еще на моей памяти.
– Разумеется, мы не знали, Ариадна, что с тобой произошло на самом деле! – сказала она раздраженно, будто я муха, от которой никак не отмахнуться. – Тесей уже приготовил ложь, так легко сходящую с его уст.
Язвительно пересказывала она, что он заявлял о нашем пребывании на Наксосе. Ну конечно, Тесей придумал объяснение. Не станет же он всему свету рассказывать, что просто-напросто предал меня.
– Так ты все это время считала меня мертвой? – изумилась я.
– Да, некоторое время, – ответила она задумчиво.
Мы далеко уже ушли по извилистой тропинке вдоль утеса, и теперь Федра остановилась у каменной скамьи – отсюда открывался прекрасный вид и на просторный берег, и на гладкую ширь искристого океана.
– Я не знала тогда, что лжет этот человек так же легко, как дышит или вино пьет.
Притупленная горечь, прозвучавшая в ее словах, удивила меня, а вот острое суждение о Тесеевом нраве – ничуть. Каково же ей пришлось, думала я, – сбежала из сияющей тюрьмы Кносса для того лишь, чтобы оказаться при дворе такого, как Тесей.
Я думала, Федра счастлива, когда Дионис рассказал о браке ее с неким славным царевичем. Знай я, что царевич этот Тесей, совсем другое почувствовала бы. Но почему Дионис не открыл мне всю правду? Утаил, чтобы мой душевный покой не нарушить? И как бы я поступила, будь он честен до конца? Сама бы пожелала море пересечь, явиться в Афины, взять младшую сестру в охапку и увезти от такого мужа?
Я и сейчас помнила ее восхищенный взгляд, прикованный к Тесею, когда там, среди камней, он рассказывал нам свои истории. Ко мне он проявил холодное безразличие, когда в помощи моей больше не нуждался, поразительное бездушие, но это ведь не значит, что с сестрой моей он обходился так же. Возможно, мятежный нрав Федры сослужил ей хорошую службу и Тесей не презирал ее за смиренное обожание, как, видно, презирал меня. Наверняка Федра создавала ему куда больше трудностей и куда меньше готова была верить
