Дыши нами, пока есть время - Иоланта Палла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какого черта?!
Дергаюсь, но тут же прикрываю глаза от резкой боли в спине.
— Успокойся, Борзый. — Янкевич подходит ко мне, пока его знакомая достает какой-то бутылек и шприц из кармана.
Она надевает перчатки, а дальше Олег перекрывает обзор.
— Что за…?!
— Леха, — Янкевич кладет руки мне на плечи, придавливая к больничной койке, — не хочу лишать тебя права выбора в столь щепетильном вопросе, но… Потом еще спасибо скажешь. Приступай, Мальвинка!
Напяливаю кроссовки и уже думаю о Маруське, которая удивится, когда увидит меня в городе. Никому не сообщал, что приеду на пару дней, да и не хотел. Сначала в голове зрел план не посещать родной город, но Олег был прав. Я не мог не пойти на могилу друга, потому что даже на похоронах не присутствовал.
Зажал в руке карту, которую мне вручил Янкевич, и скрипнул зубами.
Методы Олега оказались морально жестокими. Не знаю, что мне вколола его знакомая, но полностью в сознание я пришел уже в столице. Меня поставили перед фактом. Операции быть, и Янкевич об этом позаботился. Не знаю, правда ли, что он ничего за это не платил, или Олег снова ловко обвел меня вокруг пальца, но результат на лицо — я хожу. Пусть хромота никуда не денется, но Я ХОЖУ. Крепко стою на ногах, и никакой ветер не сдует.
Жаль, что душу так починить нельзя.
Внутри все кровоточило, и несколько месяцев не смогли залечить раны. Я не общался ни с холеным, ни с Лилей… Потому что они напоминал о Вольном, а я не хотел дать волю воспоминаниям! Слишком больно от понимания того, что ты не увидишь человека. Не сможешь обнять его или дать подзатыльник за тупость и наивность. Это все слишком. По этой причине общение с ними я ограничил. Устранил. Стер.
Разговаривал с Янкевичем и сестричкой, которая жаждала приехать ко мне. Наверное, ее позитивный настрой и помог мне преодолеть период восстановления, когда каждый день был пыткой. Учиться ходить заново, испытывая боль, тот еще квест. Никому не пожелаешь.
Убираю карточку, на которую Олег скинул приличную сумму, в карман и поднимаюсь. Вот и наступил момент прощания с палатой. Только дверь открывается, и вместо Леночки я вижу на пороге до жути знакомую рожу. Однако проблема в том, что я ей совсем не рад. Кулаки сами сжимаются. Я даже забываю о том, что сейчас мне драться нельзя. Запрещено.
— Эй-эй-эй, полегче! — Запевает птичка, которую я хватаю за грудки и прижимаю к стене. — Я с миром.
Орлов поднимает руки и выдавливает из себя мерзопакостную улыбочку, за что я его отстраняю и снова припечатываю к стене.
— Какого хрена ты здесь делаешь?! — Цежу сквозь зубы, пока камикадзе продолжает мирно держать руки поднятыми.
— Поговорить надо. О Свете.
Понимание застилает глаза пеленой.
— Добился своего и пришел оповестить?!
Уже поднимаю кулак, но в палату влетает Маруська, сразу хватая меня за рукав толстовки.
— Леш, ты чего?! Отпусти его!
Глаза чуть из орбит не выпадают. Смотрю то на него, то на нее.
— Не понял. Ты его защищаешь?
— Я с ним вообще-то приехала.
— Чего?!
— Леш, ты руки убери. У нас для тебя есть новость.
Маруська держит меня за рукав и смотрит так, что внутри кишки узлом скручиваются.
— У меня скоро руки затекут. Можешь уже свои кегли убрать? — Подает голос вражина, приводя в чувство.
Поворачиваюсь к Орлову уже наготове. Зубы практически крошатся друг о друга.
— Ты труп, птица!
Глава 44. Я с тобой, Рапунцель
Алексей
Первое, что я чувствую, переступая порог двухэтажного особняка, это приторный сладкий запах, который мгновенно заполоняет легкие.
Слишком знакомый аромат, навязчиво въедающийся в память, переворачивает чертовы внутренности.
Все чувства, что я прятал на протяжении нескольких месяцев. Этих злополучных дней, наполненных болью и мучениями, которых я даже злейшему врагу не пожелаю.
Иду в указанном направлении, потирая разбитую губу, при этом злюсь на хромоту, от которой уже никогда не избавлюсь.
Перед глазами вновь и вновь всплывает растерянное лицо Владимира Эдуардовича, который ощутил всю силу моего негодования по поводу того, что он скрыл и сделал с нами. Сжимаю кулаки, но понимаю, что от этого легче не становится. Смотрю на сбитые костяшки и скриплю зубами. Отогнать эмоции в сторону тяжело, поэтому фокусируюсь на предстоящем разговоре.
— Ты труп, птица!
— Стоп, братишка! — Маруська буквально втискивается между мной и Орловым, который не сопротивляется, наоборот смотрит на меня, как на идиота. — Это очень важно. — Сестричка бросает взгляд на белобрысого, который тяжело вздыхает.
— Я был у Светы, — птица опускает руки, а я отступаю на шаг назад из-за Маруси, которая охраняет мажорика, как сокровище, — она в столице. Скоро операция.
— Чего? — Кривлюсь, не понимая, что несет пернатый.
— Братишка, — Маруська подходит ко мне, помещая руки на грудную клетку, и смотрит так, что к горлу подходит огромный ком, и явно не к добру, — у нее менингиома.
Молча таращусь на сестричку, которая разговаривает со мной, как с маленьким ребенком, и пытаюсь переварить то, что услышал. Только информация бьет по серому веществу так сильно, что я тупо смотрю то на Маруську, то на пернатого.
— Опухоль головного мозга, Леш. — Сестра говорит осторожно, а я проглатываю горькую слюну. — Мы сами только узнали, и то, случайно. Ее папочка все скрывает, а еще… — Маруська прикусывает губу и снова поглядывает на Орлова, который устало проводит рукой по волосам.
— Еще Владимир Эдуардович поставил ей условия — уехать из города, когда ты был в больнице, в обмен на…
— На что? — Снова смотрю на сестру, которая сжимает пальцами мою толстовку.
— На то, что тебе сделают операцию и оплатят реабилитацию.
— Объясни. — Прищуриваюсь, ощущая, что внутри все закипает.
Нет. Я не тупой. До меня доходит, что к чему, но так хочется услышать подтверждение догадкам, что скулы сводит от напряжения.
— Света думает, что ты принял помощь ее отца и согласился на то, что вы никогда не будете вместе ради операции и денег. Так как она ни с кем не общается, как и ты, — Маруся закатывает глаза, явно не одобряя, — то и не знает, как все на самом деле.
