Прыжок Ящера - Андрей Щупов

Пару раз звонил Костиков, дружелюбно интересовался здоровьем. Я отделывался шуточками, но, внутренне леденея, чувствовал, что разговаривает со мной вовсе не капитан. Возможно, названивал тот чертов чревовещатель, чьи вздохи я имел уже удовольствие слышать. Однако, даже понимая это, вслух я произносил совсем иное. Духа на то, чтобы объясниться со звонившим открытым текстом, мне недоставало. А возможно, проявляла себя старая тактика. Ты знаешь что-то про соперника, а он об этом еще не догадывается, — значит, преимущество на твоей стороне. Зыбкое, призрачное, но преимущество. Хотя, очень может быть, что я себя попросту обманывал. Тем более, что проверенные правила все чаще давали сбой. Со мной играли по-крупному и с нескольких направлений одновременно. Наверное, мне только казалось, что я топорщусь и сопротивляюсь, — на деле все выглядело иначе. То есть скорее всего — с самого начала события развивались по чужому сценарию: кинофильм, таможня, «Харбин», «синие»… С послушанием я исполнял чужую волю, теряя лучших помощников, не подозревая, что мало-помалу превращаюсь в марионетку. Впрочем, как оно все было на самом деле, мы не имели понятия и сейчас. Знали только то, что нас обложили со всех сторон и в сущности уже осторожненько щупали за кадык…

Ближе к вечеру смерч накрыл наш квартал, но ничего жуткого не стряслось. Я бы не удивился, если в кабинет заглянули бы те, кого увидел в своих галлюцинациях Безмен, — кто-нибудь из окружения Стэка или Мороза, тот же бравый Паша-Кудряш или неукротимый Кора. Однако ничего подобного не происходило. Напротив, стало даже как-то спокойнее. Орудийный гул стих, здание словно выстлали толстым слоем ваты, потянулась мертвящая тишина. Звон наполнял голову, вызывал непривычное желание встряхнуться, проскрести череп щеткой изнутри. Приближаясь к окнам, я подолгу застывал на месте. Пространство продолжало скручиваться и вихриться — теперь уже в непосредственной близости от конторы. Марево кривило видимое, — припаркованные машины, прохожие и деревья дрожали и плыли размазанными акварельными пятнами. Даже в собственном кабинете я не раз и не два фиксировал крохотные оптические аберрации. Гонтарь, кажется, тоже кое-что примечал, но внешне продолжал сохранять полную невозмутимость. Его парни с кобурами под мышками неотлучно сидели возле дверей. Маленький телевизор развлекал их диснеевскими мультяшками, и до аберраций им не было никакого дела. Действительно, аберрация — не волк, не съест и в лес не уволокет. Сам Гонтарь держал под рукой компактный «АКСУ», из-за пояса у него торчала массивная рукоять «Гюрзы». Без сомнения моя нервозность сказывалась и на нем, однако задачи Гонтаря были попроще — оберегать и охранять, не вдаваясь в метафизические подробности. Время от времени он обходил здание со своими орлами, по рации в алфавитном порядке проверял все службы, выглядывая в окна, контролировал движение «сладкой парочки». Наши «Чип и Дейл» были на месте. Кружась подле дома в простенькой «Оке», они по мере сил изображали любовный дуэт. Как всегда роль свою эти ребята разыгрывали безупречно, и можно было не сомневаться, что при первой же опасности крохотная машинка огрызнется огнем. Оскаленным и ощетинившимся зверем мы ждали необычного. Слюна капала с клыков, когти в нетерпении скребли землю, но ничего по-прежнему не происходило.

Наверное, уже ближе к пяти, привычно подняв жалюзи, я с облегчением убедился, что смерч освободил квартал полностью. Марево пропало, вихрь отодвинулся в сторону. Мы были целыми и невредимыми. Рабочий день заканчивался, пора было отпускать народец по домам. Я высунулся в коридор, и, увидев меня, бритоголовые битюги бдительно встопорщились, энергичнее замесили челюстями импортную резинку. Дирол с ксилитом защищал их с утра до вечера, а они защищали меня. Гонтарь по моей просьбе в очередной раз задействовал сканирующую аппаратуру, проверяя здание на предмет всевозможных «ушей». Детекторы безмолвствовали. Можно было со спокойной душой выбирать якорь и отчаливать. Я сделал знак телохранителю, собираясь отдать соответствующие распоряжения, но в этот миг ожили все три телефона одновременно, а из хрюкнувшего селектора долетел обрадованный голос секретаря:

— Босс!.. Они нашлись! Дин везет Безмена в офис, все машины с ним!

Чувствуя, как отчаянно кружит от счастья голову (а я испытывал в этот момент именно счастье!), я неспешно поднял одну из трубок. Попал, что называется, в яблочко, угадав сразу на Дина-Гамбургера.

— Все в порядке, босс, — гулко пророкотал спецназовец. — Малость, пришлось пошуметь, но в целом справились.

— Как Безмен?

— Икает, бедолага.

— У кого вы его отбили? — я устало присел в кресло.

— У кого?… — Дин странно усмехнулся. — Надо думать, у молодчиков Врангеля.

— Что? Какого еще Врангеля?

— Известно, какого! Барона. Петра Николаевича. Это ж его пушки весь день молотили. Да еще танки английские подошли — каракатицы эти долбанные. Один застрял по пути, а остальные прорвались.

— Танки? — я ошеломленно стискивал трубку в руке.

— Ну да… Там пулеметиков с каждого борта — аж несколько штук! Пришлось гранатками покидаться.

— Подожди! Ты о чем говоришь?

— Так обстановку докладываю. Вы же там, наверное, ничего не знаете, вот я и рассказываю. Наступление у них началось, со всех сторон прут. По железной дороге бронепоезда подкатили — с третьей Кубанской дивизией, а на Котлубани генерал Покровский хозяйничает. Сволочь еще та, хотя воевать, надо признать, умеет. Народ гирляндами развешивает по всем городам. Его-то мы обошли, но с правого фланга Улагай налетел со своими пластунами. Едва отбились. Так что, думаю, не сегодня-завтра Царицын падет. Большевички совершенно деморализованы. Пачками отходят…

Меня начинало потихоньку трясти. Продолжая слушать, я протянул руку к соседнему аппарату, помедлив, поднял трубку. Вторая мембрана тоже донесла голос Дина, но ЭТОТ Дин вещал совершенно об ином:

— …Короче, весь кодлан в сборе, босс. Натолкалось их там, как селедок в бочке. Не Таврический дворец, а базар-вокзал. Бузят, понятно. Знают, что манифестанты за Учредительное собрание. Только это все семечки. Там уже Дыбенко, так что все под контролем.

— Какой, к черту, Дыбенко?! — голос мой чуть не сорвался.

— Так нарком же! Из морячков бывших, как наш Ганс. Да вы его должны знать, — здоровый такой, дружок Коллонтаихи. Чистый пахан, я вам скажу! На нынешнюю борзоту похож. Цепь на груди, маузер сбоку. Депутатов от одного его вида мандраж колотит. Он, кстати, Безмена и задержал. Они ж там все на бдительности шизанулись. В жилеточные карманы — и те заглядывают. Как пистолетик у Ильича выкрали, так и стали бдить…

Я торопливо опустил трубки. Обе разом. И даже прижал их к клавишам, словно затыкал невидимые рты. Гонтарь перестал жеваться, взглянул на меня с хмурой готовностью.

— Началось, — просипел я. — Безмен был прав. ОНИ перешли в атаку.

— Кто — они, босс?

Я сцепил зубы, чтобы не сорвалась с языка очередная резкость. Не хватало еще Гонтарю наблюдать мое смятение.

— ОНИ, Гонтарь, это ОНИ.

— Может, вызвать подкрепление? Утюга тряхнуть?

Подкрепление… Я лихорадочно соображал. Как легко и просто мыслилось Гонтарю! Он был еще там — в реальном и объяснимом мире. Он двигался по инерции и мыслил привычными категориями. О том, что мир успел основательно перемениться, телохранитель пока не подозревал.

— Машину! — голос мой вновь обрел начальственную твердость. — Бери все оружие, какое есть, и ребят понадежнее. Здесь нам лучше не задерживаться.

Глава 32

"Напором слов его беспечный свист

Я уничтожил.

Желчь излив,

И сам чуть засвистал себе под нос."

Если и можно было толковать о сумасшествии, то уж во всяком случае не одиночном. Все мы в равном изумлении таращились в окна. Уверен, в машине сопровождения царила та же атмосфера. Город переменился разительным образом. Знакомые улицы чередовались с совершенно неизвестными, Дом Контор, печально знаменитый свирепым, сгубившим несколько десятков людей пожаром, пропал вовсе, а на месте Музыкального фонтана и барельефа погибшим воинам-интернационалистам протянулся ветхонький базарчик. Коснулись перемены и прохожих. Они не фланировали по улицам, не глазели на афиши, — нынешний люд перебегал дорогу с суетливой поспешностью, часто оглядывался по сторонам. Привычные куртки-пуховики терялись среди вышедшего из моды драпа, тут и там под рекламными, украшенными старорежимной ятью плакатами на тротуарах толклись группы кургузых солдатиков в серых мешковатых шинелях. Кто-то из них смолил цигарки, кто-то шевелил губами, безостановочно сплевывая семечную шелуху.

Взгляд мой задержался на колоритном мужичке в тулупе. Меховая шапка-треух, в руке — почерневший от времени кнут. Постукивая валенком о валенок, мужичок танцующим шагом ходил возле запряженной пролетки, дышал в бороду серым туманом.