Я все еще люблю Тебя (СИ) - Мединская Екатерина

Глава 39

Бумеранг. Именно так для себя обозначил Круз этот день. Вращающийся воздушный винт судьбы обещал вернуться прямо в лоб и обернуться самыми плачевными последствиями в ближайшее время. Это логично, учитывая, что всю свою жизнь он только и делал, что бросал свое боевое орудие в неугодных ему людей, абсолютно не заботясь о последствиях своего агрессивного поведения. Шантаж, прессинг, манипулирование, взяточничество, спекуляции, запугивание – и это далеко не все, к чему он прибегал ради достижения своих целей на пути к власти и успеху. Круз стал лучшим в современном деловом мире, потому что точно обозначил для себя цель и не церемонился с конкурентами.

Бизнесмен никогда не стыдился действовать вопреки своим принципам, моральным устоям или чувствам людей, которых уничтожал на своем пути. Так было нужно. Он нес огромную ответственность перед целыми поколениями предков, которые сделали фамилию Крузов неким фетишем в этой стране и далеко за ее пределами. Каждый из них делал все необходимое, чтобы дети и внуки гордились их успехами, а семейное состояние приумножалось. Так что же должен был сделать Круз в ситуации с Кирой Эштон, которую собрался линчевать сенатор Фиверли – его союзник, родственник и друг?

Быстрым шагом мужчина шел к паркингу больницы, где его уже ждал припаркованный автомобиль. В нем сидел человек, от которого зависело практически всё. Увидев его издалека, водитель вышел из машины и открыл дверь. Мужчина решительно залез внутрь салона бизнес-класса и уселся на сиденье рядом с Томасом Райтом. Тот важно восседал с видом человека, весьма заинтригованного сложившейся ситуацией. Круз окинул взглядом конкурента, отметив про себя, что время изрядно потрепало мужчину. Глубокие морщины и седые волосы трудно было не заметить. Впрочем, Круз понимал, что и сам выглядел далеко не юнцом. Время беспощадно прошлось по ним обоим.

– И бывает же праздник на улице с таким размахом! Сам Кру-у-уз молит меня о встрече! – затянул Райт.

Мужчина смерил Томаса гневным взглядом. За все время, что они знакомы (а точнее, целую жизнь), их взаимная неприязнь обязывала вести себя соответственно. Они беспощадно гнобили и унижали друг друга при малейшей возможности. И в основном преимущество было у Круза. Он всегда побеждал, но только не сегодня.

– Не радуйся преждевременно! Сначала выслушай, потом посмотрим, кто кому останется должен, – уверенно сказал Круз.

Райт нахмурил лицо и криво усмехнулся, как делал это в молодости перед дракой со своим обидчиком. Круз вспомнил те времена не без удовольствия. Сколько раз они дрались на заднем дворе семейного особняка Крузов? Даже сосчитать сложно. Постоянно выясняли, кто круче. В юности Райт был выше, с крепкой сильной фигурой, широкоплечий. Конечно же, вспыльчивым и с бешеным нравом. Круз же уступал ему в весе, но был проворней и настойчивей. Причем с возрастом между ними ничего не изменилось.

– Ты уже разозлил меня одним только предположением. Говори, чего хотел, я не намерен тратить свое время впустую, – сказал Томас.

Круз подумал: «Какая ирония? Столько лет войны, а теперь придется мириться».

– Да я и сам занят. Наверное, уже слышал о моих проблемах?

– Немного наслышан, не без этого. Потому и приехал к тебе сам. При других обстоятельствах не стал бы колесить к тебе ранним утром через весь город.

– И правильно сделал, что приехал поддержать меня в трудную минуту.

Райт лишь упрямо поджал губы, сдерживая едкий ответ.

– Итак, я слушаю тебя.

– Ты удивишься сейчас, я знаю. В этой сложной ситуации, Томас, мы с тобой оказались в одной упряжке.

Райт непонимающе скривился и уставился на Круза.

– Довольно намеков! Говори открыто.

– Ты знаешь, где сейчас твоя дочь Кира? – задал неожиданный вопрос Круз.

Томас нервно выдохнул и коротко ответил:

– Да.

– Ну и где же?

– К чему ты допрашиваешь? – вышел из себя Райт, подозревая неладное.

– Она сейчас в полицейском участке по подозрению в убийстве Аманды Фиверли, – отрезал Круз, надеясь, что до Райта наконец дойдет, что нужно внимательно слушать, а не пререкаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Райт стал белым как мел. Его ошеломила услышанная новость.

– Ты что говоришь такое? – запаниковал тот. – По моим последним данным, она проживала в Мертл-Бич. Каким боком она снова в Нью-Йорке оказалась? – настаивал Томас.

Круз умолчал о своей причастности к этой ситуации. Ему нужно было расположить к себе Райта, а не обозлить.

– Разве это сейчас важно? Говорю же, твою дочь могут упрятать за решетку.

Он подумал, что дочь Райта куда смышленей отца. Но решительно настроился добиться от несносного Томаса своего. «Ох, Кира, все ради тебя», – подумал он про себя и принялся вставлять мозги бестолковому папаше.

Если бы ему сказали, что сына собираются посадить в тюрьму, он бы все вверх дном перевернул, уже бежал бы со всех ног освобождать ребенка. А этот идиот Райт продолжает сидеть с удивленным лицом.

– Я понимаю, что у тебя слишком много вопросов к этой ситуации, но нет времени тянуть дальше. Мой сын сейчас лежит в реанимации, я должен быть рядом с ним, потому что я настоящий отец!

Райт понял намек и возмущенно поморщился, а Круз продолжил.

– Ее подставили. Вот, – он вложил в руки Райта папку, – посмотри.

Райт достал бумаги и некоторое время внимательно изучал информацию. А затем поднял тяжелый, хмурый взгляд на Круза.

– Но тут данные с места преступления, которые свидетельствуют, что Аманда Фиверли стреляла в мужа и покончила с собой.

Круз театрально скорчил довольную мину, причмокнув от радости, развел руками, обрадовавшись предсказуемой прозорливости собеседника.

– Правильно, – подтвердил он язвительно.

Некоторое время Райт сидел, глубоко задумавшись.

– Так это Фиверли пытается подставить Киру? – предположил он вслух.

Круз не стал отвечать. Ответ очевиден для людей, которые отлично осведомлены о происходящем за кулисами грязного мира бизнеса и политики.

– Так ты хочешь, чтобы я с этим компроматом пошел против самого влиятельного политика штата? – с возмущением в голосе спросил Райт. –Умно. Особенно учитывая, чем для меня это чревато. На меня сорвутся все его дружки-политики. А ты в плюсе останешься: и с обидчиком поквитаешься, и останешься в стороне.

Круз подозревал подобный поворот в разговоре, но очень надеялся, что сукин сын Райт хоть раз в жизни поведет себя достойно и вступится за единственную дочь. Но, видимо, ошибся. По выражению лица Томаса Круз понял, что вытягивать Киру из дерьма некому.

– Дело твое, Райт, как поступить со всем этим. Ты отец, тебе решать, – с печалью в голосе добавил он и вышел из автомобиля.

Теперь Круз размышлял о Райте. Он ведь дал понять, что не станет ввязываться в противостояние. У него тонка кишка рыпаться против сенатора. А это значит, что в ближайшее время новости дадут первую и окончательную версию событий этой страшной и длинной ночи.

Мысли одолевали его. Но сейчас нужно спешить обратно в отделение реанимации, где его ждет расплата за все грехи.

Глава 40

Нью-Йорк – олицетворение американского духа. В этом городе небоскребов, знаменитых улиц: Уолл-стрит, Брайтон-Бич, Гринвич-Виллидж и статуи Свободы – все вертелось вокруг капитала. Крылатая фраза американского писателя Джерома Дэвида Сэлинджера: «В Нью-Йорке за деньги можно всё» – для Киры в данный момент казалась самой подходящей. Лучшего объяснения сложившейся абсурдной ситуации, в которой она оказалась, у нее не было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она сидела одна за маленьким потертым столом в тесном сером кабинете отделения полиции. Ее поместили сюда несколько часов назад без каких-либо объяснений. На руках красовались тяжелые металлические наручники, и казалось, что хуже быть не может. Но Кира думала не о себе, а о сыне и Алексе. И для нее неведение, в котором она вынужденно оставалась все это время, казалось самым тяжким испытанием за всю жизнь. Жив ли Алекс? – вот все, что ее интересовало. Но похоже, что от нее снова ничего не зависело, и она, обреченно опустив голову на руки, позволила себе тихо заплакать. Больше не было сил сдерживаться, и слезы градом хлынули из глаз, обжигая веки невыносимой горечью. Она оплакивала и проклинала свою беспомощность, чувствуя себя беззащитной перед людьми, которые затеяли с ней очередную игру. Рвущиеся из груди рыдания сбивали дыхание, вырывались из горла вместе со стонами. Она старалась закрывать рот рукой, чтобы заглушить свой плач. Но это еще сильнее провоцировало крик.