Виктор Доценко Тень Бешеного - Виктор Доценко

Завершив разрушение, неизвестные мстители быстренько погрузили технику на платформы и исчезли так же внезапно, как появились.

Петра задержали через несколько дней в Москве, на партийном съезде. Его взялись защищать самые видные московские адвокаты. Перед следственным изолятором дежурили толпы людей, выражавших сочувствие Петру и шумно одобрявших его поступок. Поскольку никто не предъявил Петру иск, он был освобожден из‑под стражи.

Сева оказался прав. Акции партии взлетели так высоко, что «подмочить» их мог теперь разве что всемирный потоп.

Молоканов понял, что пора приступать к выполнению очередного этапа своего коварного плана…

Глава 18. ДЕМОНСТРАЦИЯ МУСКУЛОВ

Сергей Дрокань сообщил Молоканову, что наступило время предъявить народу хоть какие‑то результаты работы над вакциной.

— Иначе, — пояснил Сергей, — народ найдет себе других героев.

Дрокань предложил немедленно организовать демонстрацию лаборатории и ее достижений.

Молоканов недолго ломал голову над тем, кому поручить столь щекотливое дело. Кандидатура профессора Чжао Бина стояла на первом месте.

«Засиделся мой лекарь без настоящего дела», — подумал Молоканов и навестил китайского специалиста.

Профессор Чжао с полуслова понял, что от него требуется. Выпросив у Молоканова два дня на подготовку, он немедленно принялся за дело.

Помощники профессора Чжао Бина сбились с ног, мотаясь по Москве и скупая бесчисленное количество сложной аппаратуры, стеклянной химической посуды и даже клетки с белыми лабораторными мышами.

В клинике «Волшебный укол дракона» стучали молотки и визжали пилы. Шло строительство, в смысл которого были посвящены лишь Молоканов, Чжао Бин и Дрокань.

Утром третьего дня крупнейшие газеты города и центральные телеканалы получили приглашение на пресс–конференцию, которая должна была состояться в лаборатории «видного китайского специалиста по эпидемическим заболеваниям, профессора восточной медицины Чжао Бина».

Журналистов заинтересовала не столько сама пресс- конференция, сколько содержавшееся в приглашении обещание показать лабораторию, где создается «чудо- вакцина» от атипичной пневмонии.

Пресс–конференция длилась минут пять. Собравшимся в холле клиники журналистам был роздан бюллетень, подготовленный Дроканем и подписанный Чжао Бином. В бюллетене было много слов, но ни одного — посуществу.

В толпе журналистов поднялся ропот. Они решили, что их просто надули. Но расторопные помощники Чжао Бина тут же распахнули перед ними двери и вежливо предложили проследовать в лабораторию. Недовольно переговариваясь, пресса двинулась по коридору. В конце коридора их ожидало потрясающее зрелище.

Лаборатория не просто потрясла журналистов, она их убила и уничтожила. В переносном смысле, конечно.

Редкий академический институт мог позволить себе собрать под одной крышей такое изобилие совершеннейшей компьютерной техники и лабораторного оборудования. Перед мониторами сидели люди с серьезными лицами и производили какие‑то мудреные вычисления. Столы были заставлены лабораторной посудой, в которой булькали и кипели разноцветные жидкости, из горлышек реторт струился пар, а из колб вываливалась пена всех цветов радуги.

Более всего журналистам понравилось то, что на них никто не обращал внимания. Сотрудники лаборатории были настолько поглощены своим благородным делом, что не желали тратить и секунды драгоценного времени на пустую болтовню.

Откуда было знать журналистам, что всем этим «сотрудникам» было строго–настрого приказано держать язык за зубами.

С журналистами побеседовал сам Чжао Бин. Телекамеры уставились на него. Со всех сторон к нему тянулись руки с микрофонами и диктофонами.

Профессор говорил размеренно, тщательно подбирая слова и неукоснительно следуя инструкциям Молоканова и Дроканя. Он дал понять прессе, что работа приближается к концу, что прототип вакцины уже получен и закончено его испытание на лабораторных животных.

Этих подопытных зверей тут же показал и любопытным газетчикам. В соседнем помещении, за стеной лаборатории, расположился целый зверинец: белые мыши, морские свинки, мартышки, собаки, крысы и поросята. На каждой клетке висели таблички, на которых были расписаны по датам этапы экспериментов и полученные результаты.

Профессор водил журналистов вдоль клеток и демонстрировал им веселых, жизнерадостных зверей. Те поначалу были «заражены» возбудителем атипичной пневмонии, болели, но затем им привили сыворотку, и теперь животные находятся в прекрасной форме.

Оставалось главное — добиться разрешения на пробное испытание вакцины в пределах небольшого региона страны. В случае «успешного испытания» вакцину тут же запустили бы во все клиники России для поголовной вакцинации населения.

А туг и случай подвернулся подходящий. В Амурской области, где когда‑то был отмечен единичный случай атипичной пневмонии в России, задержали китайцев, у которых обнаружили первичные признаки этого заболевания. Граждане Китая находились на территории России без документов и виз.

Поначалу их пытались выдворить за пределы страны, но вмешались областные власти. Узнав из прессы о появлении «чудо–вакцины», они решили, что недурно было бы проверить действие этого спасительного средства на нарушителях визового режима. Угроза страшной эпидемии вынуждала пойти на крайние меры.

Не дожидаться же, пока симптомы атипичной пневмонии проявятся у граждан России! Тогда уже будет поздно что‑либо предпринимать.

Областные власти обратились в Москву, в Министерство здравоохранения. Человек Позина в министерстве обнадежил своего друга, что будет получено «добро». Однако ошибся. Главный эксперт министерства «зарубил» поданные бумаги, заявив, что «эта чудо–вакцина» попадет к населению только через его труп.

Михаил Курсовицкий был главным экспертом министерства и возглавлял разрешительный отдел. Без его визы не проходило ни одно решение о применении новых лекарств. Стоило ему захотеть — и бумаги летели в корзину, труд многих серьезных ученых объявлялся бесполезным, а предложенные ими новые средства — вредными для здоровья.

Все попытки «подкатить» к Курсовицкому заканчивались провалом.

Взяток он не брал. К женскому полу был равнодушен, оставаясь верен жене, с которой прожил более двух десятков лет. Дорогие подарки гневно отвергал.

Казалось, это был человек, для которого честь — дороже всего. Но это только казалось.

Курсовицкий был очень больным человеком, но он умело скрывал это. Болезнь досталась ему в наследство от деда, передавшись по закону генетики через поколение.

Его дед работал охранником на женской «зоне. По долгу службы ему приходилось сопровождать на кладбище трупы скончавшихся «зэчек». Дело это было крайне неприятное, но он сам охотно вызывался подменять коллег. Никто не догадывался о причине: а чего это он с такой охотой тащится на кладбище вслед за гробом, да еще и соглашается сам копать могилы?

Все выяснилось, когда вслед за одним гробом пришлось экстренно отправить еще и второй. Лагерный врач приказал срочно захоронить тело, потому что подозревал дифтерит.

Когда вторая процессия добралась до кладбища, то обнаружили открытую могилу, рядом с ней пустой гроб, а неподалеку — охранника Курсовицкого, яростно насилующего мертвое женское тело.

Некрофила хотели порешить тут же на месте, но лагерное начальство сжалилось и направило психопата на принудительное лечение.

Когда Курсовицкого–старшего конвоировали до железнодорожной станции, его бывшие товарищи нарушили приказ и закопали его живьем в лесополосе, договорившись держать это в тайне.

Через пару дней один из них, приняв «на грудь» лишка, сболтнул об этом в присутствии «стукача». Так эта история получила огласку, и о ней узнала семья Курсовицкого.

Родня поспешила отречься от жуткого родственника, но воспоминание о деде, как позорное клеймо, преследовало его потомков.

Эту зловещую тайну Михаил Курсовицкий оберегал с безумным старанием. Он с отличием закончил медицинский институт, ординатуру и получил направление на престижную работу в НИИ эпидемиологии. Успешно преодолевая одну планку за другой, Курсовицкий добрался до должности заместителя директора института по научной работе. А когда пришло предложение занять ответственный пост в Минздраве — Михаил согласился, не колеблясь ни секунды.

Дело в том, что в научном плане он мало что из себя представлял, в основном заставляя трудиться на себя своих задавленных нуждой сотрудников. Те «сделали» Курсовицкому докторскую степень, которая дала ему возможность гордо называть себя «ученым».

На Курсовицкого, с одной стороны, давило воспоминание о страшном деде–некрофиле, у него появились многочисленные страхи, постепенно перераставшие в манию. С другой — он ненавидел настоящих ученых, которые своим талантом «сделали» себя. И не упускал случая, чтобы подгадить им, «зарубив» результаты исследований или запретив применение изобретенного лекарства.