Кейс, набитый пожеланиями - Лариса Соболева

– Гражданский брак – это натуральный брак, – наставляла Лизу баба Нюра, – ни обязанностей, ни ответственности. Так что поторопи мужика, а то они нынче все одинаковые, паспорт любят чистым хранить…

– Вы это обо мне, тетка Нюра? – вышел из комнаты улыбающийся Андрей.

– Ой, Андрей… отчество не помню, – не смутилась та. – Вы уж простите меня, старую, что вмешиваюсь. Мы ж в деревне-то по старинке привыкли, чтобы все по закону было. А Лиза нам как родня…

– Ну, раз вы родня, – хихикнул Андрей, – то вам и знать первой. Через месяц распишемся. По закону.

– За месяц много воды утечет, – многозначительно сказала баба Нюра, запахнув на груди ватник. – Ну, я пойду, а то дед мой хватится, а меня нет…

Когда баба Нюра закрыла дверь, Андрей закатился от хохота:

– Ну и бабка! Вот ведь ведьма старая!

– Не ругай ее, Андрюша, – Лиза обхватила его шею руками, в глазах ее искрилось счастье. – Она хорошая, много помогла мне. Только любит все знать, это еще не преступление, правда?

Он кивнул. Долгий поцелуй прервал звонок. Андрей взял со стола трубку, приложил к уху:

– Слушаю.

– Андрей, это Виктор Васильевич. Вы не могли бы приехать прямо сейчас ко мне?

– Зачем?

– Есть кое-что интересное по делу Черкесова и его жены, а также по Алле.

– Знаете, мне не очень интересно.

– Зря. Вы просто не представляете, какую допустили оплошность.

– А что такое? Надеюсь, вы хоть нас-то не подведете под статью?

– Нет, что вы! – рассмеялся следователь. – Приезжайте, узнаете.

Андрей отключился от связи, задумался. Лиза насторожилась:

– Что-нибудь случилось?

– Понятия не имею. Следователь просит приехать… веселый какой-то.

– Я с тобой. Только Вероничку отведу к бабе Нюре…

Лиза осталась в машине, Андрей вошел в кабинет Виктора Васильевича, который встретил его приветливо. Они сели рядом, и атмосфера отнюдь не несла накала, напротив, была располагающая. Виктор Васильевич молчал, глядя на Андрея с непонятным лукавством.

– Что случилось? – спросил Андрей опасливо.

– Я думаю, с чего начать, – вздохнул следователь.

– Начинайте уж… с чего-нибудь.

Виктор Васильевич потянулся к столу, взял конверт, из него достал фотографии и протянул Андрею. Тот смотрел на снимки, вернее, на запечатленные на них изуродованные тела бойскаутов, доставивших им столько неприятных минут, и не выказывал никаких эмоций. Впрочем, сердце его слегка било тревогу. Трупы, черт возьми, все же сохранились, Грише не удалось их уничтожить. Ясно, что вызван он по поводу бандитов. Наверняка сейчас следователь спросит, кто их… И он действительно спросил:

– Вам знакомы эти люди?

– Нет, я с ними незнаком, – отдал снимки Андрей.

– А это те, кто преследовал Черкесова и вашу команду.

– Может, и они, – тщательно обдумывая слова, Андрей пожал плечами. – Когда мы меняли пятерку своих пленников на Лизу, они были в масках. Так что лиц я не видел. А что такое?

– Да нет, ничего, – бросил конверт с фотографиями на стол следователь. – Мы нашли этих людей на даче Черкесова. Ведь Лизу вы освобождали там?

– Ну да. Только их там не было.

– М-да… – Потер подбородок следователь. – А знаете, дача Василия Романовича представляет собой руины, как после войны.

– Как это? – Андрей старательно изобразил удивление.

– Там остались только стены. Бандиты убиты…

– А! – оживился Андрей. – Мы же их гранаты оставили на месте! Зачем они нам? А эти, наверное, вернулись, ну и как-то… подорвались.

– Я так и подумал, – сказал Виктор Васильевич, а в зрачках у него запрыгали чертики. – Они вернулись пьяные. Лизы в доме не оказалось. Думаю, они передрались из-за этого. В порыве злобы и под действием алкоголя стали стрелять друг в друга из автоматов – в их телах обнаружены пули. Видимо, попали и в гранаты…

– Убедительно, – подхватил Андрей, успокоившись.

– А вы знаете, что это за банда?

– Нет, конечно.

– Банда Козыря. Орудовала не только у нас, по всему югу России. Грабили, убивали, но в основном выполняли заказы на убийства. Их долго не могли поймать, потому что они постоянно меняли место.

– Выходит, банда самоликвидировалась? – Андрею нужна была полная ясность.

– Выходит, – кивнул следователь, не спуская с Андрея хитрых глаз. – Но я не по этому поводу позвал вас. Науменко накатал явку с повинной, раскаялся…

– Не верю я в раскаяния, – проворчал Андрей. – Горбатого могила исправит. И потом, какая может быть «явка с повинной»? Сам он никогда не явился бы…

– Да все не так просто… Вот, – следователь взял со стола внушительную стопку листов и протянул Андрею. – Науменко вчера попросил бумагу и ручку. Писал целый день. Вы читайте, читайте. Там много интересного. А еще я вам последнюю новость скажу, она потрясающая. Но поговорим об этом потом.

Андрей уставился на лист, исписанный аккуратным, почти каллиграфическим почерком. Виктор Васильевич его, конечно, заинтриговал, а разбирать чью-то писанину не было охоты. И все же, раз следователь так настоятельно просил, Андрей начал читать…

«Я, Науменко Кир Евгеньевич, находясь в здравом уме и твердой памяти, без применения ко мне психического и физического насилия хочу пояснить следующее. С Василием Романовичем Черкесовым я познакомился давно, еще в советское время. Да, много лет прошло, и сейчас, оказавшись за решеткой, я понял, что меня водил бес. Не тот бес, которого никто не видел, но о котором много говорят, а настоящий, имеющий плоть, живущий среди людей.

Случилось так, что меня уволили с занимаемой должности, мне отомстили за независимость и точку зрения, не совпавшую с точкой зрения начальства. Я остался без работы. Мне негде было применить знания и опыт, не было средств к существованию. Это состояние, когда ты бессилен что-либо сделать, когда все от тебя отвернулись, когда собственные дети смотрят на тебя просящими глазами, а ты не можешь купить им паршивую шоколадку, ни с чем не сравнимо. Я был в вакууме. Один Черкесов взял меня на работу с испытательным сроком, сказав, что я должен доказать свою необходимость заводу. А в сущности, я должен был доказать преданность ему. К тому времени Василий Романович занял пост директора завода, продукция которого не пользовалась спросом, рабочим не платили зарплату. Заводу грозило банкротство.

Я думал две недели. За это время изучил оснащение и возможности завода, изучил спрос и придумал, как из нерентабельного предприятия сделать солидную фирму. Я не спал ночами, мне нужна была работа, хорошая работа, чтобы моя семья не прозябала. И придумал. И отнес предложения Черкесову. А предложил я переориентировать завод и выпускать то, что принесет прибыль. Черкесов всегда четко улавливал выгоду, ему не откажешь в сообразительности. Он послушал меня, и так я задержался на заводе еще на месяц, потом еще. Работал я как вол, в то время как Василий Романович только контролировал меня и всех остальных, требовал срочных результатов. Кое-как нам удалось стать на ноги, но не крепко. А от Черкесова ни одного слова благодарности не слышал, только: «Давай, давай». У него поразительная способность принимать ото всех подарки в виде идей и работы, набивать свой карман, а в ответ не давать ничего, даже спасибо.

У меня сохранились кое-какие связи, ведь раньше я работал в администрации города, и распространялись они далеко за его пределы. Как-то я встретился со своим приятелем, руководившим крупным предприятием в соседней области. Мы разговорились, я интересовался, какие существуют способы поднять предприятие.

«Старик, – сказал он, – можно же стричь купоны, не прилагая усилий».

От него и узнал, что наличие счета в солидной фирме и надежный партнер – гарант этих «купонов». Нам перечислили энную сумму, мы перечислили ее по назначению, получили проценты за услугу. Это один вид. Затем фальшивые заказы. Нам заказывают продукцию, перечисляют деньги, мы опять же перечисляем их по назначению, берем проценты, у нас остается сырье или продукция, которыми мы пользуемся по своему усмотрению. Я, естественно, поделился знаниями с Черкесовым, что привело его в восторг. Он живо взялся за дело, ведь связи у Васи были солидные, деньги потекли рекой. Поскольку Василий Романович не догадался отблагодарить меня, я потребовал должность его заместителя и проценты с тех операций, которые легли на мои плечи. Он поторговался, но согласился. Мне удалось приобрести акции завода, но слишком мало, чтобы серьезно влиять на ход работы. Так мы проработали несколько лет.

Несколько лет напряжения наложили отпечаток на мой характер, из-за чего не ладилось в семье. Я стал замкнутым, часто ссорился с женой, которая просто не могла знать всех моих усилий вывести благосостояние семьи на должный уровень. Скандалы, как известно, ведут к взаимной ненависти. А у Черкесова все шло как по маслу, на чужие проблемы ему было плевать. Даже с женой ему сказочно повезло, только он этого не понимал. Лариса была редкая женщина, к тому же далеко не глупая. Часто мне приходилось действовать через нее, когда нужно было убедить Черкесова взять на работу специалиста, провернуть выгодное дело или решить текущие вопросы. Она была умнее Черкесова, прислушивалась к моим словам, потом убеждала мужа. Он терпеть не мог, когда она вмешивалась, но советы часто принимал к сведению. Когда же он упирался, мне приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы убедить его в правильности моих идей. А я, как показывало время, оказывался прав.