Дезертир - Игорь Евгеньевич Пронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разве что-то найдут?
– Нет, конечно. Кто с «Пьедесталом» ссорится, тот долго не живет, так что прощальной записки я им не оставлю. Ты – как хочешь.
– Я тоже. Где база этих «искателей»?
Прежде чем ответить, Пиноккио оглядел нового товарища с ног до головы.
– Шрам, если ты свободный человек, то чем собираешься заняться?
– Сейчас? Ну, хорошо бы пожрать и выспаться. Покурить бы неплохо. И… куда-нибудь пристроиться.
– Подозревают, Шрам, что Клоун тебя в крысы записал, – очень серьезно сказал Пиноккио. – Да ты не дергайся! Мне до Клоуна дела нет, паскуда та еще. Зона сама рассудит, кто прав, кто виноват. Если что – тебя заберет, не меня.
– Еще вопросы ко мне есть?
– Нет, Шрам, у меня вопросов. Дело есть. Ты сказал, что с тебя причитается? Это верно. Что ж, раз ты не прочь пожрать – зайди, пожалуйста, прямо сейчас в одно место неподалеку. Мне там показываться нельзя, а пару слов передать знакомому человеку нужно.
– Что за место? – нахмурился Погон.
– Нормальное место, чистое. Ты, может быть, знаешь: бар «Сталкер». Дорогу покажу, дойдем спокойно. – Пиноккио достал пачку сигарет, угостил собеседника. – Там, кстати, у хороших людей и доллары принимают. У тебя есть или дать?
Погон не знал, что сказать, но тут у моста раздались выстрелы. Они осторожно раздвинули траву и увидели, как «пьедесталовец» на том берегу отбивается от выскочившей из леса семейки кабанов.
– Плодятся, плодятся… – вздохнул Пиноккио. – Растут у них поросята быстро, месяц – и уже здоровенный секач.
– Пристрелить бы его? – Чтобы выиграть еще немного времени, Погон кивнул на широкую спину отвернувшегося от реки «пьедесталовца».
– Не нужно, пусть он своим передаст, что все тихо, искать некого, налетчики ушли. Ну?
– Нет, не пойду я в бар. Предчувствие нехорошее. Так что извини! – Погон развел руками и ухмыльнулся. – Или как?
Пиноккио помрачнел.
– Ты сказал, что должен мне. Разве я многого прошу?
– Многовато.
Автомат и дробовик висели на плечах, но в тесноте окопа Погон о них не думал. Зато одну из кобур с бельгийскими «браунингами» заблаговременно передвинул почти на живот, клапан отстегнул. Его новый знакомый между тем обиделся сразу и не на шутку.
– Сдается мне, крыса ты настоящая, Шрам.
Пиноккио отступил на шаг, но руку на спусковой крючок не клал – понимал, к чему это приведет.
– Ты же сказал, что Зона разберется? Пусть разбирается. У меня информация: у бара «Сталкер» сегодня будет много «пьедесталовцев».
– У меня такой информации нет. – Пиноккио погладил автомат. – Знаешь, как сделаем?
– Как?
– А вот…
Здоровенный кулак в тот же миг заслонил поле зрения, оглушенный Погон упал. Тут же грудь сдавило, будто слон наступил, но это оказалось всего лишь колено Пиноккио. Он приставил ко лбу поверженного револьвер и грустно улыбнулся.
– Ты не по чину возникаешь, Шрам. Ты ошибся адресом, понял?
Колено чуть ослабило давление, Погон смог судорожно вдохнуть.
– Понял, Пиноккио. Я ошибся, надо было сразу стрелять.
– Вот за это я таких, как ты, и не люблю. Потому и живу один, охотником. Что мне с тобой делать, подскажи.
Но Погон и сам не знал, что делать.
– Молчишь? – Настала очередь Пиноккио ухмыляться. – Убил бы, да не хочется шуметь. Ну-ка расскажи, что у тебя за отношения с «искателями». И смотри в глаза, соврешь – буду бить.
«”Искатели”… – Погон нахмурился, соображая. – Норис. Это их какая-то группировка».
– Я познакомился с Норис, когда работал у Клоуна… – нерешительно начал врать он. – Ей потребовалось снаряжение.
– Вот как?
Удар рукоятью револьвера, казалось, расколол лоб, но несколько секунд спустя Погон, к собственному удивлению, понял, что жив и даже способен думать.
– «Искатель» не работает с Клоуном, у них другие поставщики. И никогда, слышишь, никогда не имеет дел с чужаками. Тем более один на один.
– Почему же тогда Норис мне помогла? – слабым голосом возразил Погон.
– Хороший вопрос! – обрадовался Пиноккио. – Я боялся, что придется бить тебя долго. Парнишка, ты – «искатель». Я немного сомневался, но когда ты в бар не пошел… «Искатели» – известные крысы, часто долгов не отдают! Умнее всех себя считаете, мрази?
Снова удар. По лицу потекла теплая жидкость. Погон почувствовал, что дышать становится трудно не только от этого толстого, как бревно, колена, но и от поднимающейся от диафрагмы ненависти.
– Да, мразь, считаем! – крикнул он. – Плевал я на твои порядки, быдло!
Удар. Погон затих, стараясь гримасами боли не выдать себя. Мучитель в спектакль поверил, наверное, этого и ожидал. Он даже убрал колено, чтобы подследственный ненароком не сдох. Погон почувствовал, как ему обшарили нагрудные карманы, потом щелкнула зажигалка.
Одну его руку Пиноккио прижал ногой к стене окопа, вторая была вытянута вдоль тела. Хотелось добраться до кобуры, но та, что слева, застегнута, не успеть. В лицо пахнуло дымком, и Погон решился действовать по наитию.
Открыв глаза, он попытался свободной рукой дотянуться до горла Пиноккио. Тот, мужик здоровый и тяжелый, легко прикрылся локтем, колено снова сдавило грудь. Погон услышал тихий смех и совершенно взбесился, заскрипел зубами, попытался хоть немного сдвинуть с себя этот кабаний окорок. Ничего не вышло, но соскользнувшие пальцы нащупали толстый ремень врага.
– Мало тебе, «искатель»? – Пиноккио смеялся добродушно, пуская дым из ноздрей. Его полное и в общем не злое лицо Погон видел через заливавшую глаза кровь. – Сейчас продолжим. Не устал дергаться?
«Нож!»
Пальцы ощупывали ремень Пиноккио – вот и ножны, под правой рукой. Отстегнув клапан, Погон успел ухватиться за рукоять.
– Это что такое, а?! – Пиноккио сдавил ему руку своей лапой, а другой, сжимавшей револьвер, еще и поднес сигарету. – Обожжешься, малый!
Боли Погон почти не почувствовал. Он вложил все силы в последний рывок и освободил-таки правую руку, ударил Пиноккио щепотью в глаз. Никогда прежде так не делал, все произошло помимо его воли. Пиноккио вскрикнул, снова занес руку с револьвером, на этот раз собираясь ударить всерьез, но Погон отстранился. Удар пришелся по уху, вскользь, из глаз брызнули слезы. Он закричал, вцепился в рукав куртки Пиноккио.
– Ах ты, чмо! Крыса поганая! Ублюдок! – Пиноккио попытался вырваться, не смог. И вдруг Погон почувствовал, что левая рука, лежащая на ноже, свободна.
Нос тут же хрустнул под ударом пудового кулака, но Погон лишь зажмурился. Он вытащил нож, размахнулся, насколько позволил окоп, и ударил наугад.
– Сволочь, говнюк, мразь!
Теперь Пиноккио выкручивал из руки Погона нож, зато дезертиру удалось наконец повернуться, выскользнуть из-под колена, вдохнуть. Он не открывал глаз – все равно ничего не видел за
