Жонглёр - Андрей Борисович Батуханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За заборами, разрывая душу пронзительным скрипом, судя по всему, открылись сначала одни ворота, за ними – вторые. Когда перед измученной толпой раскинули створки главных ворот, то лагерь предстал во всей красе перед теперь уже пленными. И их охватило мертвенное оцепенение. И каждому показалось, что ворота до неба, а сами они не больше муравья. Так выглядела дорога в ад.
Застывших людей англичане выводили из ступора ударами прикладов и шомполов. Чтобы ускорить движение, конвоиры подстёгивали толпу громкими криками, которые смешивались со стонами и плачем. Образовалась давка. Задние наседали на передних, те падали: кто от бессилия, кто-то – наступив на полы длинной одежды. Перед Семеновым оказалась во всём этом безобразии удивительно опрятно одетая девушка. Шаг – и она стала падать, оступившись в малоприметной рытвине. Караульный замахнулся винтовочным шомполом. Мгновение, и на коже «чистюли» взбух бы уродливый багровый рубец. Но Владимир среагировал почти инстинктивно, подставив свою руку. Хорошо, что удар «удачно» пришёлся на мягкие ткани, а не раздробил кости. Но его все равно обожгло огнём от плеча до самых кончиков пальцев. Сдержать стон не удалось. Выпрямившись, девушка на секунду обернулась и благодарно улыбнулась. Толпа внесла их на территорию концентрационного лагеря, хотя это сочетание слов пока мало кто знал.
За тремя кольцами оград внутри пространства, лишённого любой растительности, рядами стояло множество круглых палаток. Так, что издалека могло показаться, что это всего лишь летний бивуак съезда бойскаутов со всей округи. По периметру ближнего к палаткам забора, на равном удалении друг от друга, находились дощатые будки, приподнятые над землёй. Днём они спасали английских солдат от палящего солнца, а ночью… Ночью военнослужащие доблестного Объединённого Королевства всячески глумились над беспомощными пленными. Таким образом солдаты приучали «дикарей» ко всем плодам и достижениям своей «цивилизации». Офицеры смотрели на это сквозь пальцы.
Основным контингентом лагеря были согнанные со своих земель немощные старики, подростки двенадцати-пятнадцати лет и женщины. Попадались те, кого взяли целыми семьями. По многочисленным ссадинам и кровоподтёкам было ясно, что никто не явился сюда добровольно.
Мужчин боеспособного возраста почти не было. Единицы содержались отдельно и их небольшими партиями постоянно отправляли куда-то из лагеря. По слухам – на каторжные работы в Индию. Только безобразной работой военной бюрократической машины можно было хоть как-то объяснить, почему Владимир попал сюда, а не сразу пошёл по этапу. Но всё равно, его ждала та же участь.
Кормили один раз в день какой-то гнилой дрянью. После первого же глотка этого гнусного варева желудок Владимира отозвался резким жжением и болью. В глазах потемнело и сознание опять стало уходить. Владимир упал на землю и скрючился в позе эмбриона.
– Я в сотый раз вам повторяю, – Александр Николаевич Шульженко сидел голый по пояс в перевязочной на табурете и жестикулировал здоровой рукой. Сестра Софья колдовала над повязкой. Перед штабс-капитаном на корточках расположился Фирсанов, – зафитилив заложенный заряд, мы стали подниматься с разных сторон мостового полотна для эвакуации. Когда я понял, что на дорогу я вышел уже один, то немедленно вернулся. В этот момент произошёл подрыв, который мог послужить причиной гибели Семенова. А мог и не послужить. Мои заряды были направлены под мост. Объективных причин к задержке Семенова не было. Я пытался его найти, но получив ранение, отошёл к своим. Всё.
– Ну почему он… – Фирсанов попытался снова задать один и тот же вопрос, Шульженко дёрнулся.
– Леонид Алексеевич, покиньте, пожалуйста, перевязочную, а то я не могу завершить свою работу. – Изъединова это сказала таким ледяным тоном, что Леонид поднялся и, махнув рукой, вышел.
Крохотная мысль никак не укладывалась у него в голове: почему до сих пор ничего определённого о судьбе Владимира неизвестно? Если он, не дай бог, погиб, то надо служить заупокойную. Дать успокоение его душе. Если жив, то необходимо его искать, искать и искать. Третьего не дано. Хотя у Тугеле сейчас уже англичане.
Плавный речной поток, на берегу которого сидел бывший корреспондент, не вносил желаемого успокоения в поток его мыслей. Всё топорщилось и цеплялось, всё время возвращая назад, к злополучному бою. Он хорошо относился к Александру Николаевичу, но тот вернулся, а Владимир пропал. Буквально между струек дождя. Понятно, что, если бы был хотя бы один шанс из тысячи, – штабс-капитан принёс бы его на себе или погиб рядом, но… Случилось так, как случилось. Была слабая, противоречивая надежда, что его вот-вот найдут или он найдется сам. Но с каждым часом такая вероятность угасала. А суток через двое-трое и вовсе испарится.
Вернувшись в палатку, застал там Ваню, который как всегда улыбался при виде Фирсанова. Поймав себя на том, что эта улыбка его раздражает, Леонид осадил себя и завёл разговор, к которому он подспудно готовился с того момента, как стал солдатом.
– Здравствуй, Ваня, друг любезный! Ну и как ты тут?
– Каласо! Суп ел, для масса Лео тоже готовил.
– Да какой я «масса Лео». Мы же договаривались. Насчёт Лео я согласен, а вот насчёт «масса» нет.
– Каласо, масса Лео.
– Опять двадцать пять! А где твой дом, Ваня?
– Там, – безадресно махнул улыбающийся негритёнок.
– Хочешь домой?
– Засем?
– Как «зачем?» – опешил Фирсанов. – Папа, мама, братья, сестры.
– Неть.
– Почему?
– Плиходить много белых и вся делевня убивать. Пых-пых, – для наглядности и доходчивости изобразил пухлыми губами выстрел, а руками винтовку. При этом трагичность события не отразилась на его лице – он улыбался. Ну не мог он иначе смотреть на «масса Лео»!
– Всю деревню?!
– Даже стласный и сталый Мнбванга тоже убивать. А Ваня лес убегать.
– Это ты молодец!
– Молодес! Молодес! – радостно согласился Ваня. – Но в лес ням-ням нет, ночь холодно и стласно! Потом масса Култ. Стласно, совсем стласно. А вот масса Лео…
– Мы же договорились. Послушай, Ваня! Тут такое дело… Тебе надо к своим.
– Своим?
– Ну да, к своим. Таким же, как ты. – Леонид руками показал кудряшки на голове, потом дотронулся до Ваниной кожи. – Ты там будешь счастлив. Появятся друзья.
– Как Лео?
– Нет. – У Вани округлились от неожиданности глаза. – Лучше! Гораздо лучше.
– Так не бывать, – безапелляционно заявил Ваня.
– Тебе будет весело. Как же тебе это объяснить?
– Лео Ваня плогнать? Лео Ваня не хотеть? – догадался и разом погас парнишка.
– Хотеть! Хотеть! – сказал Леонид. Пальцами он сложил сердце, звуком изобразил биение и отправил «бьющееся» сердце Ване на грудь.
