Пройти по Краю Мира - Тан Эми

Она распорядилась, чтобы девочки тоже шили флаги, и вскоре над наружной стеной монастыря развевалось пятьдесят флагов. Потом их стало сто, затем двести. Если человек не знал, что в этом монастыре был приют для китайских девочек, то он мог подумать, что там, внутри, большое число американцев устроило патриотическое празднество.

Однажды холодным утром японские солдаты наконец добрались до монастыря. Когда до нас донеслись звуки выстрелов, мы все были в общем зале, на воскресном богослужении, хоть это было и не воскресенье. Мы подбежали к двери и увидели повара и его жену лежащими в грязи, лицами вниз. Рядом с ними копошились куры, подбирая зерна, высыпавшиеся из их корзин. Большой американский флаг, до этого висевший над воротами, теперь валялся на земле. Девочки начали плакать, думая, что повар с женой погибли. Но потом мы увидели, что повар немного пошевелился, чуть повернул голову набок, осторожно осматриваясь вокруг. Мисс Грутофф прошла мимо нас вперед. Наверное, мы все думали, что она прикажет японцам оставить нас в покое, потому что она была американкой. Но вместо этого она попросила всех вести себя очень тихо. После этого никто не двигался и не разговаривал. Затем мы просто смотрели, зажав рты руками, чтобы не вскрикнуть, как японские солдаты расстреливали все висевшие над монастырем флаги. Бах-бах! Бах-бах! Они делали это по очереди, критикуя друг друга, если кто-то из них промахивался. Когда все флаги были разодраны в клочья, они стали стрелять по курам, которые кудахтали, били крыльями и падали на землю. Наконец они собрали всех подстреленных птиц и ушли. Повар с женой поднялись с земли, оставшиеся в живых куры тихо квохтали, а девочки наконец дали волю слезам.

Мисс Грутофф попросила всех вернуться в зал. Там дрожащим голосом она рассказала о том, что услышала по любительскому коротковолновому радио несколько дней назад: Япония напала на США, и Америка объявила ей войну.

— С таким союзником, как Америка, Китай быстро выиграет эту войну, — заявила она и захлопала в ладоши. Все остальные к ней присоединились. Чтобы ее порадовать, все старались улыбаться и делать вид, что это были хорошие новости. Вечером того же дня, когда девочки разошлись по кроватям, мисс Грутофф сообщила учителям и повару еще одну новость, которую услышала от друзей из Пекинского медицинского колледжа:

— Пропали кости «Пекинского человека».

— Разрушены? — спросил Учитель Пань.

— Никто не знает. Они просто исчезли. Все фрагменты костей сорока одного древнего человека. Кости должны были перевезти на поезде в порт, где их ожидало американское судно, направлявшееся из Тяньцзиня в Манилу. Однако судно было потоплено. Кто-то говорит, что коробки с костями так и не попали на его борт. Якобы японцы остановили поезд, они решили, что в коробках находятся вещи американских солдат, поэтому выбросили их на пути, под колеса другим поездам. Никто не знает, что думать. Но в любом случае — ничего хорошего.

Я слушала, и у меня все обрывалось внутри. Труд Кай Цзина, его последний поход на раскопки — все это оказалось впустую? Я представила, как осколки костей плавают на поверхности воды, среди рыб залива, и медленно опускаются на дно. Вот проплывает угорь и присыпает их песком. Или вот они выброшены на рельсы, как мусор, где колеса и армейские сапоги размалывают их в труху, не крупнее песчинок Гоби. У меня было такое чувство, что под этими сапогами гибли кости самого Кай Цзина.

На следующий день японцы вернулись за мисс Грутофф, чтобы отправить ее в лагерь военнопленных. Она знала, что так произойдет, но даже не пыталась скрыться.

— Я никогда не оставлю моих девочек по собственной воле, — сказала она.

Ее чемоданы были уже собраны, и на ней была ее дорожная шляпа с шарфом, завязывавшимся вокруг шеи. Пятьдесят шесть рыдающих девочек вышли к воротам, чтобы с ней попрощаться.

— Учитель Пань, не забывайте уроков апостолов, — сказала она перед тем, как сесть в кузов грузовика. — И пожалуйста, расскажите о них другим, чтобы и они могли распространять Благую Весть.

Мне это прощальное слово показалось странным, другим девочкам тоже. Но только до тех пор, пока Учитель Пань не показал нам, что она имела в виду.

Он подвел нас к статуе апостола, стоящей в общем зале, и открутил ей руку. Внутри оказалась полость, которую они с мисс Грутофф когда-то сами выдолбили. Там хранились золото, серебро и список бывших выпускников приюта, которые сейчас были в Пекине. Весь последний месяц они с мисс Грутофф занимались тем, что поздно ночью прятали ее сбережения. В каждом апостоле была только часть сокровищ, и если бы японцы наткнулись на тайник в одной из статуй, то как язычники не поняли бы, что в других статуях спрятано остальное.

Если обстановка в приюте станет неблагополучной, мы должны были использовать эти сбережения, чтобы перевезти девочек в Пекин, по четыре-пять человек за раз. Там их разместят у себя бывшие выпускники приюта и их друзья. Мисс Грутофф уже связалась с ними по любительскому радио и договорилась о том, что, как только придет время, они им с готовностью помогут. Нам оставалось только сообщить о времени своего приезда.

Учитель Пань за каждым из учителей и помощников закрепил по статуе апостола, чтобы мы получили свою часть средств, необходимых для бегства. И со дня отъезда мисс Грутофф Учитель Пань заставил нас запомнить, кто был кем среди апостолов и где именно в их телах был выдолблен тайник. Я думала, что нам было бы достаточно знать свою статую, но Сестра Юй сказала:

— Мы должны называть их по именам. Тогда апостолы лучше будут защищать наши деньги.

Я так часто произносила эти имена, что они до сих пор остались в моей памяти: Петр, Павел, Матфей, Иоанн, Иаков Алфеев, Иаков Заведеев, Андрей, Филипп, Фома, Варфоломей, Иуда Фаддей, Матфий.

Где-то через три месяца после отъезда мисс Грутофф Учитель Пань решил, что пришло время покинуть приют. Японцы стали неистовствовать из-за того, что не могли расправиться с коммунистами, которые прятались в холмах. Чтобы их выгнать оттуда, они начали вырезать все близлежащие деревни. Сестра Юй сказала нам с Гао Лин, что японцы творили невыразимые зверства по отношению к девочкам иногда не старше одиннадцати, даже десяти, лет. Это происходило в Тяньцзине, Тунчжоу и Нанкине.

— Те девочки, которых они после оставляли в живых, пытались убить себя сами, — добавила она, а все остальное нам дорисовали страх и воображение.

Вместе с четырьмя взрослыми ученицами, оставшимися с нами, у нас было двенадцать наставников. Мы связались с помощью радиостанции с друзьями мисс Грутофф в Пекине, и те сказали, что город оккупирован, но обстановка в нем пока спокойная. Они велели нам ждать от них сигнала. Поезда ходили нерегулярно, и нам не стоило ожидать их на вокзалах. Учитель Пань распределил всех учениц по группам и установил очередность отъезда каждой. Первой на очереди была группа с Матушкой Ван, которая должна была сообщить нам о том, как прошла поездка. Следом шла очередь групп четырех старших девочек, потом жены повара, затем Учителя Вана, самого повара, Гао Лин, моя, Сестры Юй, и последним был Учитель Пань.

— Почему вы должны быть последним? — спросила я его.

— Я умею пользоваться радио.

— Так научите меня.

— И меня, — одновременно сказали Гао Лин и Сестра Юй.

Мы спорили, по очереди набираясь храбрости, чтобы остаться подольше. Для того чтобы отправить кого-либо вместо себя, нам приходилось говорить друг о друге не самые приятные вещи. У Учителя Паня было такое плохое зрение, что его нельзя было оставлять одного, Сестра Юй была глуха, Гао Лин страдала от боли в ногах и боязни привидений, из-за которой она вечно бежала не туда. Со мной тоже было не все в порядке, но в конце мне разрешили уехать последней, чтобы я могла как можно дольше не разлучаться с могилой Кай Цзина.

Теперь я могу признаться, как мне было страшно в эти последние дни в монастыре. Я отвечала за девочек шести, восьми, девяти и двенадцати лет. И хоть мысль о том, чтобы убить себя, меня не пугала, ждать, пока меня убьют, было гораздо страшнее. С отъездом каждой из групп монастырь становился все больше, и шаги оставшихся в нем раздавались все громче. Я боялась, что японцы могут прийти и найти радиоприемник, обвинить меня в шпионаже и замучить до смерти. Я измазывала лица девочек грязью и объясняла, что, как только они увидят японцев, они должны чесаться, как будто у них были вши. Почти каждый час я молилась Иисусу и Будде, не зная, кто из них меня слышит. Я зажигала благовония напротив фотографии Драгоценной Тетушки, ходила на могилу Кай Цзина и честно рассказывала ему о своих страхах.