Самая страшная книга 2014 - Ирина Скидневская

— Какое общежитие? — очень искренне удивился водитель. — Оно ж закрытое было. Ты же мне потом другой адрес сказал, туда я тебя и отвез…

— К-какой д-другой адрес? — стал заикаться я, чувствуя, как сквозь фанеру двери мою спину начало обволакивать морозным холодом.

— Что, уже и сам забыл? Пионерская, три, квартира четырнадцать. Хорошо вы, видать, встречу отметили с другом!

— С-с к-каким д-другом?.. — едва вымолвил я одеревеневшими губами.

Но тут мобильник выпал из моих окоченевших рук, и я почувствовал, что тоже падаю, падаю, падаю…

Сначала я услышал голос. Мужской, уставший, недовольный.

— Этот, что ли? Ну, Танюха, вечно у тебя приключения! А трогала-то его зачем?

— А что я-то? Что я? Я иду, а он посреди прохода валяется. И не дышит уже. Вот я его в купе и затащила — людям-то надо ходить, не через мертвяка же им прыгать!

Этот голос мне показался знакомым. Я открыл глаза и увидел, что нахожусь в купе поезда, причем где-то наверху, чуть ли не на вещевой полке. Прямо подо мной стояли знакомая проводница и молодой парень в форме лейтенанта полиции.

— Ладно, не боись, — приобнял полицейский женщину, — скажу, что на месте откинулся. Документы-то нашла у него?

— Вот еще, буду я по карманам шарить! Потом ты же меня и засадишь. Да мне и не надо ничего искать, он мне паспорт показывал, когда садился. Народу мало совсем, а он вообще один в купе ехал, я хорошо его запомнила…

Да что это я! Дурой совсем с тобой стала! У меня же билет его есть, там все написано… Вот, гляди, место тридцать один, до Смоленска. Иванов Павел Дмитриевич.

— Что?! — ахнул я, но парень с женщиной на меня даже не глянули.

Зато огляделся, как следует, я. На той полке, где я до этого ехал, неподвижно лежал какой-то мужик в знакомом коричневом джемпере. Лицо мужика показалось мне тоже очень знакомым, но выглядело жутковато: обрюзгшее, бледное, отдающее синевой. На левой щеке — родинка…

Родинка?! Я схватился за свою левую щеку, но моя рука прошла через нее, как сквозь пустоту… Этот факт еще не успел отложиться в сознании, как я вспомнил еще об одной похожей родинке и перевел взгляд на вторую нижнюю полку, где ехал до этого Павлик. Но его полка оказалась пустой. Пустыми были и обе верхние полки. А на столике лежал раскрытый блокнот. Страница сияла девственной белизной.

— Ладно, накрой его, — сказал лейтенант. — На следующей станции отдадим. Сейчас вызову бригаду. — Полицейский достал рацию и забубнил: — Триста четырнадцатый вызывает сто пятьдесят девятого!.. У меня — груз двести…

А проводница меж тем накрыла с головой лежащее внизу тело коричневым одеялом.

«Плохой цвет», — подумал я.

Ольга Зинченко

По ту сторону

— И это при живом-то мне?

Вместо ответа Наташа подняла на него глаза, этого было достаточно. Скажи он, что это самые красивые глаза из всех, что ему доводилось видеть, Андрей бы, несомненно, соврал. Но они были хороши. В достаточной мере хороши.

Андрей не был профи по части глаз. Что касается всего остального… возможно. Глаза же, хваленые зеркала души, его мало волновали. Но тут он не смог отказать. Просто не смог.

— Все девушки гадают на святки — Она надула губки. — Ну пожа-а-алуйста.

— Ну не знаю, — продолжал упираться он, хотя им обоим было известно, что она победила, — А что мне за это будет?

— А с этим, — Наташа переплела руки, так чтобы в прорези кофточки показались сжатые груди, — мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Ладно уж, — потянул Андрей, хотя подобный поворот событий его полностью устраивал.

Он не верил в эти гадания на суженых-ряженых, но мысль о задуманном Наташей вызывала внутренний дискомфорт. Чье лицо она хочет увидеть там, в зеркальном коридоре? Но раз уж вырисовывается такая заманчивая перспектива, об этом можно поразмыслить в другой раз. Он притянул Наташу к себе.

— Раз так, моя ведьмочка, ты можешь гадать, сколько тебе вздумается. Я сам принесу тебе потроха черных куриц, и мы развесим их по всей комнате на манер новогодних гирлянд.

— Спасибо, — рассмеялась Наташа, отчего в ее глазах заплясали озорные огоньки. Черт, они и впрямь хороши, невольно подумал Андрей. — Вот только ничего такого не нужно. У меня есть идея…

Она опустила глаза. Было похоже, что она не может решить, посвящать ли Андрея в свои планы.

— Ладно, пойдем.

Они поднялись по лестнице на второй этаж — туда, где располагалась ее уютная комнатка, на три четверти наполненная мягкими игрушками. Комната семнадцатилетней девушки, никак не желавшей расставаться с детством. «Папочка не против», — с ухмылкой подумал Андрей. Ему на той неделе исполнилось девятнадцать. Слева у стены располагались трюмо с большим зеркалом и вещевой шкаф. В углу, у окна, стоял компьютерный столик, на нем мягко светился монитор. Андрей удивился, насколько не к месту смотрелся этот атрибут двадцать первого века здесь, в деревне. Словно писсуар в будуаре. Вдобавок ко всему очень неприятно гудел кулер, создавая впечатление, что системник силится взлететь.

Наташа принялась копаться в ящике трюмо: «Да черт, где же они…», после чего извлекла оттуда две свечки. Взяв их, она направилась к компьютерному столику. Положила свечки. Сняла с монитора веб-камеру — еще одна игрушка, присланная родителями из Пекина, где они пропадали на заработках. Отличный способ откупиться от дочери — прислать ей веб-камеру. «Ах да, дорогой, мы же сослали ее к бабушке, в деревню, где Интернетом и не пахнет», — «Ничего, дорогая, она что-нибудь придумает».

Наташа установила камеру таким образом, чтобы та смотрела в монитор, подключила. Дважды хлопнув в ладоши (ничто так не заменит родителей, как лампа со звуковым сенсором!), погасила свет.

— Что скажешь? — Она уже устанавливала свечи, хотя и без них было в достаточной мере жутковато. Это был тот же зеркальный коридор, только в данной вариации он больше походил на темный лаз. Темный, глубокий лаз. От него трудно было оторвать взгляд, он зачаровывал. Казалось, лишь отведи глаза — и непременно пропустишь что-то…

— Ну так как? — повторила Наташа. — Похоже на то, — он усилием воли перевел взгляд, — что у кого-то слишком много свободного времени.

— А теперь иди.

— Что?

— Иди, я должна находиться одна. Или ты хочешь увидеть моего суженого? — улыбнулась она; теперь в личности избранного суженого можно было не сомневаться. Но Андрея это сейчас волновало меньше всего. Ему отчаянно не хотелось оставлять ее одну наедине с этой… дырой.

— Может… не нужно? — Он тщетно силился найти какие-то разумные доводы.

— Сегодня святки, и я буду гадать. — Взяв его за локоть, Наташа буквально тащила Андрея к двери — Я буду делать это так, как мне вздумается. А если будешь мешать, то превращу тебя в жабу. Пойди, покури.

И дверь разделила их.

Андрей вышел во двор. Морозный воздух обжег ноздри, вихрь снежинок щекотнул по лицу. Он достал из кармана пачку «Честерфилда», щелчком по дну выбил сигарету. Подкурил. Принялся вертеть пачку в руках, прочел: «КУРИЛЬЩИКИ УМИРАЮТ РАНО». Надпись занимала добрую треть пачки. Андрей поморщился. Какого хрена, подумал он. Почему не: «Берегите свое здоровье» или, допустим: «Задумайся, а нужно ли это тебе?» Но нет же: «Курильщики умирают рано». Как приговор. Курить ты не бросишь, но, попавшись не вовремя на глаза, эта дрянь может изрядно подпортить нестроение. Как надпись в метро «Выхода нет».

Андрей сплюнул на землю. Написали бы сразу: «Найдем и перестреляем вас, сукины дети! — Минздрав».

Куртка осталась в прихожей, ничто не мешало холодному ветру продувать свитер насквозь. «Пусть себе гадает, если ей так хочется. Я веду себя глупо», — подумал он. Ветер, слизнув с сигареты пепел, принялся катать его по снежной насыпи. Как говорится: «Иногда ответить на прямой вопрос: «Ты что, дурак?» мешает только то, что уже дан правильный ответ…»

За спиной что-то хлопнуло, заставив Андрея вздрогнуть. От неожиданности он выронил сигарету.

— Твою мать! Что за черт…

Хлопок раздался вновь. Нет, не хлопок, скорее приглушенный удар. Что-то билось о дверь с другой стороны. Он покосился на нее с удивлением и недовольством. «Ну что там еще, — говорил его взгляд. — От тебя-то я не ожидал неприятностей». Он шагнул назад и открыл дверь.

На ковре сидел домашний любимец, сфинкс Пушистик. Глаза Пушистика были затуманены, казалось, он пытается прийти в себя. Из маленькой, четко очерченной розовой ноздри метнулась красная струйка, быстро впиталась в ворс ковра, оставив пятно размером с пятак.

— Э, приятель, да ты совсем плох… — Андрей протянул руки к ошалевшему животному. Пушистик жалобно мяукнул, затем совершил нечто, совсем не свойственное кошкам. Он затравленно оглянулся. Так оглянуться на зов злого хозяина могла бы побитая собака. Андрей проследил его взгляд. Полутемная лестница на второй этаж. Может, он упал с нее? Скатился кубарем прямо на ковер… Эти выведенные породы абсолютно не приспособлены к жизни. Андрей слышал про собаку породы чихуахуа, жившую в коробке из-под обуви. Как-то раз, вылезая из нее, она споткнулась о бортик и сломала шею…