Отражение Ворона - Дмитрий Вересов

– Да, да, я очень хорошо помню полемику, разгоревшуюся тогда в европейских газетах, – вставил молчавший до этого профессор Делох.

– Сперва прибывавшие иностранцы действительно возвращались домой, – продолжал Питер. – Так делали итальянцы и югославы. Но потом, во время правления канцлера Шмидта, было принято решение, что иностранцы могут оставаться. Вообще, надо сказать, что и Гитлер использовал иностранную рабочую силу. И не все было так однозначно – не все они были рабами, многие ехали добровольно, чтобы заработать. Это между прочим. Так, в сорок четвертом году в Германии было семь миллионов иностранных рабочих, которые потом стали перемещенными лицами. Так что опыт использования иностранной рабочей силы в Германии уже был. И вообще, это американская система – набирай как можно больше людей, которые не знают языка и местных условий, и их можно обманывать и эксплуатировать задешево. А когда они приспособятся – их можно противопоставить своим рабочим. И таким образом это дает возможность извлекать максимальные выгоды для себя. Поскольку немецкое трудовое законодательство еще при Бисмарке было одним из самых передовых в Европе – восьмичасовой рабочий день, контроль сверхурочных, доплаты за плохую погоду и так далее – и поскольку потребность в рабочей силе была велика, ее ввозили и ввозили, пока в один прекрасный день не обнаружилось, что страна превратилась во многонациональную.

– Круто вы забираете, – усмехнулся Нил-старший, – но продолжайте, это даже интересно, особенно в части мирового заговора.

«Ревнует… Точно ревнует», – подумала Татьяна.

– А дальше – больше. Надо было придерживаться химеры так называемых прав человека, разрешили приезжать родственникам, женам, детям, – продолжил Питер. – А что касается Турции, то это была единственная страна, которая, помимо всего прочего, поставляла не только рабочую силу, но и беженцев. И вот Конституция – этот основной закон Германии – стала следствием некоей временности, временности во всем: временная экономика, временное разъединение, временное законодательство… Страна жила по временным законам в ожидании объединения двух Германий. И этот Основной закон стал этаким ублюдочным порождением временщичества, когда понятия о суверенитете и национальных интересах – все откладывалось до поры. И вот временная Конституция превратилась в постоянную и наконец была даже официально признана государствами-гарантами. С подачи ваших иллюминатов, кстати говоря, – Питер кивнул в сторону тихо сидевшей в углу Татьяны.

– Моих? – автоматически переспросила она.

– А то чьих же! – торжествующе подтвердил Питер и продолжил рассказ: – А как следствие этой временщической Конституции появился Закон о беженцах, мол, в компенсацию гитлеровских злодейств все граждане Европы имеют право искать убежища в ФРГ. Это означало, что все турки, заявившие себя беженцами, попадали под действие немецкого законодательства. А это что? А это – если человек без работы, он автоматически имеет право получать компенсацию. Если он гражданин, или персона, приравненная к гражданину, беженец, то он автоматически имеет право на все социальные гарантии. А это пособия по безработице, медицинская и пенсионная страховки, льготы на квартплату, единовременные помощи на приобретение одежды и даже на культурный минимум. А это выливалось в то, что им бесплатно выдавались телевизоры и стиральные машины. Это все делалось в расчете на гласность, чтобы переплюнуть социальные завоевания ГДР. В ГДР были бесплатные детские сады, бесплатное образование, а здесь – то же самое, но плюс какие-то райские кущи с раздачей бесплатных телевизоров и стиральных машин.

– Это была борьба идеологий, – неуверенно возразил Нил-старший.

– Нет, это была часть невидимой борьбы глобалистов за окончательный передел мира, – отпарировал Питер и продолжил развивать прерванную было мысль. – Естественно, сперва беженцев почти не было – никто об этом не знал. Потом они начали появляться, потом их стало все больше и больше. Человек только появлялся, ему сразу давали квартиру, подъемных денег двадцать тысяч марок, и он катался как сыр в масле – казалось, вот он, этот Запад, прямо-таки Эдем! Постепенно об этом рае узнали везде, и сбежать туда хотели уже все – даже из Африки.

– Ну да, это была борьба между цивилизованным Западом и нецивилизованным Востоком! – воскликнул Нил-старший.

– Не торопитесь, дайте Питеру высказаться, – осадил его профессор Делох.

– К началу восьмидесятых, – продолжил Питер, – в Германии на рынке труда образовалась излишняя масса рабочих. И плюс к ним – огромная масса беженцев. Власти спохватились и стали проводить границу между политическими беженцами и экономическими беженцами, но поздно. Люди просто стали выбрасывать документы – и поди попробуй докажи, что он экономический беженец, поскольку Германия – это правовое государство. Прежде чем человека выдворить – надо выяснить, кто он и откуда. В конце концов в Германии скопилась уйма всякого народа, порядка пятнадцати миллионов, что у немецкого обывателя вызывает теперь самый неподдельный ужас. И когда произошло наконец долгожданное объединение, стало ясно, что никакого национального государства нет, как и не было, – а есть большая ФРГ, то есть оккупационная зона США поглотила оккупационную зону бывшего СССР со всеми ее пороками. Отсюда всплеск недовольства в бывших землях ГДР – была страна мононациональной, а получили по объединении массу каких-то алчных и агрессивных инородцев под боком.

– И зачем это было нужно вашим иллюминатам и глобалистам? – не унимался Нил-старший.

– А за тем, чтобы сделать Германию новой землей обетованной, если арабы все же скинут иудеев в море, – вставил профессор Делох.

– Все правильно, но не торопитесь, я еще до этого дойду, – ответил Питер и продолжил: – Само государство Западной Германии проповедовало и исповедовало идеи космополитизма. Как и главный их американский патрон, читай – иллюминаты и глобалисты, что суть одно и тоже. Мы – мировая экономика, мы ездим везде, и т.д. и т.п. В Германии это вылилось в некую закормленность. По девизу Черчилля – если человеку не давать свободы, то тогда его надо хорошо кормить. В Германии это приняло черты вседозволенности. Вседозволенность в консюмеризме, в потребительстве, но политической свободы – нет. Нет национального самосознания в политике. И вся эта неприкаянная свора иностранного народа, которая до объединения праздно шаталась по Западной Германии, после объединения хлынула на Восток. Все таки добрые прусские традиции при Хоннекере были – воздержанность, умеренность…