Вампиры - Джон Стикли

– Это место! – торжествующе вскричал он. – Им не вынести Божьего дома!

– Уведи их! – заревел Джек.

О чем он?

Феликс обернулся и увидел женщин, увидел ее! Боже мой, она здесь, рядом с чудовищами!

– Уведи их! – снова заревел Джек. – Кот, Адам, уведите их!

– Куда? Наружу?

– Нет! – крикнул Феликс. – Отведите… в прихожую, да, и закройте дверь.

– Да, на ключ! – крикнул Джек. – Кот, подгони «блейзер»! Скорее!

И как раз тогда Брайан неудачно дернулся, приникшие к его горлу черные ногти прорвали кожу и хлынула кровь. Мертвый медведь пробудился, растянул серые губы и оскалил клыки.

Феликс с Кирком выстрелили одновременно. Монстр опрокинулся, дико визжа и завывая. Но остальные, вся орава – и как же их много! – тоже пробудились. Они кинулись на людей, а епископ заорал на тварей:

– Прочь, прочь, дети Сатаны! Изыдьте! Сгиньте!

Он шел на них, выставив перед собой крест будто чертов пистолет. Епископу кричали остановиться, вернуться, отойти вместе с другими…

Его схватила воистину огромная тварь с длинными черными волосами, в засаленном рабочем комбинезоне. Епископ ее не заметил – она подскочила сбоку, огромные мертвые лапищи упали будто стволы деревьев, охватили, стиснули…

А Феликс не мог выстрелить! Епископ заслонял цель!

Епископ не завизжал, нет. Он зарычал от злости, вывернулся из мертвой хватки и заревел в мертвые красные глаза, в липкие скользкие клыки, в шелушащееся разлагающееся лицо:

– Во имя Христа!!!

И сунул в лицо крест.

О, как горела тварь! Поднялось облако пара, разнеслась вонь горелой плоти. А откуда взялось мощное сияние в том месте, где крест врезался в плоть?

Упырь завыл от боли, затряс косматой головой, попятился, пытаясь отстраниться от неистового синего пламени – но епископа при этом не выпустил.

Зато упырь его стиснул – дергаясь, то расслабляя хватку, то сдавливая сильней чудовищными лапами. Епископ закричал – его внутренности превращались в кровавое месиво – но не выпустил крест, не прекратил вдавливать его в горящую морду твари, не перестал очищать нечистое.

Даже умирая.

– Нет! – яростно заорал Кирк, прыгнул к чудовищу. – Отпусти его, грязная тварь…

– Кирк, нет! – крикнул Феликс. – Уже слишком поздно!

Но помощник шерифа не слушал. Он бежал вперед, а когда оказался за ярд от упыря, еще воющего от пылающего креста уже мертвого епископа, чудовище вдруг решило, что с него хватит. Тварь отшвырнула обмякшее тело, толстые как сучья лапы рванулись вперед, правое предплечье врезалось Кирку в лоб.

И раздробило череп.

И сломало шею.

Кирк повернулся, изумленно посмотрел на Феликса, и тот увидел в его взгляде, или, скорее, почувствовал, как гаснет жизнь.

То, что секунды назад было силой и молодостью, свалилось на пол будто дырявый мешок.

Феликс глядел разинув рот, не веря своим глазам, и тут сбоку в него врезалось шипящее, клацающее зубами. Он покатился вместе с тварью, поломал ножки стоящего рядом стола, тот покосился и Феликса придавило к уткнувшейся в пол столешнице, но стрелок почти не заметил, потому что едва не сомлел от гнилостной вони. Тварь зашипела, схватила, но стрелок умудрился вывернуться, ткнуть левой рукой в глотку точно под клацающими челюстями, посмотреть прямо в глаза чудовищу.

Те пылали багровым огнем, и в них была только первобытная, неистовая жажда – его, Феликса, крови. Склизкие серые клыки клацали все ближе, рука соскользнула с шелушащейся глотки, монстр ухватил за голову с обеих сторон, наклонился, чтобы воткнуть клыки в горло, в щеки, в глаза. Зрачки чудовища почти расплющились, стали щелями, и в них светилась кровь.

Ведь говорил Джек Ворон, что эти твари – не от мира сего.

Стрелок сунул дуло монстру под челюсть и опустошил магазин.

БЛАМ-БЛАМ – БЛАМ-БЛАМ – БЛАМ-БЛАМ – БЛАМ-БЛАМ-БЛАМ.

С каждой пулей тварь корчилась и выла, плевалась черной гнилью – но не отпускала, облапившие голову когти дергались в такт боли и колотили головой стрелка о столешницу.

Феликс вдруг поплыл.

Он спросил себя, умер ли. Все вокруг затуманилось, расплылось, заглохли шум и крики побоища.

Нет, может, я всего лишь умираю? Или это от сотрясения?

Тварь лежала в нескольких футах и лишь подергивалась. Не сдохла. Но и вряд ли нападет. В затуманенном рассудке проскользнула мысль: а ведь хорошо. За ней вторая: не худо бы отыскать пистолет.

А он вот, в руке.

Сейчас вставим новый магазин… и ведь нашелся, и вставился. Я знаю, как менять магазины! Феликс загордился собой, уложил пистолет на колени и почувствовал, как по шее стекает кровь из ран на голове, и увидел, как зашевелились остальные монстры. Их лишь на время задержали серебряные пули – и сила Божьего дома.

Феликс подумал, что епископ умер. А затем подумал, что Кирк умер тоже.

А скоро умру и я. Разве нет?

Но пистолет еще в руке, и можно сделать так: если они подойдут, буду стрелять. Это не остановит их, только задержит, и ведь лучше, чем ничего. Так он лежал, оглушенный, за опрокинутым столом, и ожидал, пока придут.

И увидел, как Джек Ворон спасает все, что еще можно спасти.

Происходящее казалось далеким, нереальным, пропадало. Но все-таки Феликс видел. И то, что он сумел разглядеть среди наплывающей в рассудок мути, было изумительным. Такое трудно и вообразить. Такое мог совершить только он, Джек Ворон, Воин Господень Божьей милостью.

Ему требовалось успевать всюду одновременно – и он успевал. Упыри опомнились вместе с тварью, лежавшей у ног Феликса, и, хотя они медленно, тяжело, слепо двигались, их было слишком много. Они изнемогали от голода, тянулись к Джеку, прыгали на него, хватали осклизлыми пальцами, когтили – но он отбивал их всех. Он выстрелил всё, что мог, из арбалета, опустошил пистолетные магазины, схватил кучу пик и дырявил монстров ими. Он лупил тварей, протыкал, раздирал поломанными древками. И никто не мог помочь ему.

Адам охранял женщин в прихожей, Кот подгонял «блейзер», а Феликс лежал почти без чувств у сломанного стола. И несколько жизненно важных минут сдержать чудовищ было некому, кроме Джека.

А тому было наплевать, сколько их. Он дрался с такой яростью, что Феликс даже в оглоушенном состоянии не мог поверить глазам, – будто исполнял гротескный смертоносный танец. Джек умудрялся сшибать наземь одну за другой, но, пока сшибал вторую, первая, шипя, плюясь, вытягивая лапы, поднималась, и он снова сшибал ее, протыкал пикой, стрелял в голову, а одной просто размозжил морду кулаком.

Феликс лежал и думал, что такого в жизни не бывает. Такое в нее не может поместиться.

А потом подумал, что нужно встать и сделать хоть что-нибудь. Но Джек уже оказался рядом, тихо, но быстро заговорил:

– Давай, приятель! Нужно двигаться, давай!

А потом Джек развернулся и пнул в морду начавшую подниматься тварь, получившую от Феликса девять серебряных пуль.

– Давай, стрелок, попросил Джек и с удивительной осторожностью поднял Феликса на ноги.

Когда голова оторвалась от стола, в черепе вспыхнула лютая боль. Феликс заметил, как, глянув