Золотая планета - Сергей Кусков

Весь предыдущий месяц меня в Альфе не было. Вначале мы осваивали полигоны в Сьерра-дель-Мьедо, и это, скажу вам, что-то! После нас перебросили в Овьедо, на территорию резервного королевского дворца с обратной стороны планеты, где мы на местном военном полигоне отрабатывали взаимодействие с другими подразделениями. В частности, с другиМ подразделением. Моей «пятнашкой». Которую, как я понимаю, мне «подарили», негласно. Если проект сеньор офицеров заработает так, как они хотят, скорее всего, именно «пятнашки» будут охранять меня, и умение взаимодействовать с «чертовой дюжиной» им жизненно необходимо. Впрочем, как и «чертовой дюжине».

Главная же мудрость матерей-командиров, что все это происходило далеко от местного «курятника», от лишних глаз, и «телеграф» не выдал в эфир ни одной серьезной аналитической версии произошедшего, ограничившись непотребствами, которые мы там, предположительно, организовывали.

Ага, были бы силы на непотребства! Эти дни дались нам тяжело, все мы еле доползали до душа после занятий. Но я остался доволен.

Вернулись мы лишь неделю назад, и все это время я сидел на базе взаперти. Девчонок один раз в увал выпустили, они не «зелень», меня же не решились, видно, памятуя о нехорошем поведении почти месяц назад. Отпустили только сегодня, и то по случаю дня рождения мамы, и то только до вечера. Потому с Мариной до сегодняшнего разговора я общался лишь два раза, по внешней связи, но с доступом к которой, о чудо, проблем больше не возникало.

— Семейным разрешено, — усмехнулась Мишель на мой вопрос. — Но к твоему сожалению, звонить можешь только своей Пантере. Но и это не значит, что ваш разговор не будет прослушиваться в прямом эфире. Да, и не забывай о протоколах о неразглашении. Ты подписал, и если что…

М-да, продолжения не требовалось. Корпусом разработана целая кипа инструкций по организации общения с родственниками за пределами гермозатвора. Перечень, что можно говорить, что нет, занимает страницы. Есть там и процедуры, как связываться, кто за что отвечает в техническом плане, действия при тревогах и усилениях, и многое-многое другое. И внизу подпись, что «не возражаю против вмешательства в личную жизнь путем контроля с помощью следящее-записывающей аппаратуры», чтобы юридически наверняка.

Марине так же предстоит освоить в будущем не меньшую кипу инструкций, но пока наши сеньорины девочку благоразумно не «грузили», давая прийти в себя.

Из агрессивных монологов Пантеры в наших предыдущих разговорах я понял, что она стала изгоем в собственном районе. Да, ее никто не трогал и пальцем, все возможные недруги обходили стороной, но почти все друзья, с которыми она общалась, отвернулись, мотивируя, что она теперь «красноперая». Замужество же ее начало обрастать легендами, и кого только в мужья ей не сватали, от сына хефе до молодого аристократа. Но главной версией была все-таки, что я — силовик. Либо шишка (сын шишки) департамента, либо вообще из императорской гвардии. И это напрягало особенно, ибо распространяться о моей личности ей настоятельно запретили.

Истину о моей личности, благодаря тому, что упал я как снег на голову, знало в ее районе лишь небольшое количество людей, которые трепать языком не любили. Карлосу со товарищи нужно было во что бы то ни стало избежать репутационных потерь. Камаррадос не хотелось выглядеть униженными, «оттраханными» какими-то ряжеными сучками. Это в мире криминала смерти подобно (напомню, репутация корпуса в народе не намного превышает уровень плинтуса). А мстить, демонстрировать окружающим силу, чревато — кое-кому сеньора Гарсия приватно объяснила, что не стоит верить народной молве.

То есть, бандитам выгодно просто «забыть» и о корпусе, о напавших на них las maricas, и обо мне, и о Марине, сделав вид, что никого из нас существует в принципе, распустив слухи о могущественных «силовиках», с которыми лучше не тягаться. Эта версия в социальном беспределе нашей планеты была не такой уж сомнительной, и прошла на ура, к обоюдной выгоде заинтересованных сторон. И личное мнение меня или Марины значения не имело.

— Марин, все в порядке, — произнес я мягким успокаивающим голосом. — Это ломка стереотипов. Все пройдет, обещаю.

— Хуан, они ходят за нами следом! — шмыгнула она носом. — Куда бы мы ни шли!

— Они мешают?

— Нет. Просто ходят. Это паранойя, знаю. Но, Хуан, мне страшно!

И снова слезы. Уже не истеричные и гораздо менее длительные.

— Хуан, я не знаю, что делать, если ты меня бросишь, — продолжила она. — Представляешь, через сколько после этого примчится Карлос, и что со мной сделает? Для чего я тебе? Зачем нужна?

Из моей груди вырвался вздох, кулаки непроизвольно сжались. Я и сам плохо понимал свои мотивы, и, что хуже, последствия. Да, не раскаивался в содеянном, но как-то понять и просчитать, что делать дальше, не выходило.

— Ты говоришь про бандитскую подстилку. А кто я для тебя? — давила она. — Ладно, сейчас ты играешь в благородство. Но если приедешь, я даже не смогу тебе отказать! Ибо тотчас окажусь в руках Карлоса! Так что не надо мне про «защиту» и «благородство»! И про «подстилок» не надо!

— Знаешь что, солнышко, — жестко отрезал я, сам поразившись своему голосу. — Заткнись!

Кажется, она меня завела — почувствовал дрожь в кончиках пальцев. Первый вестник приступа ярости. «Плохо, Хуанито, очень плохо!» — проворчал внутренний голос.

— Мы провели вместе три дня, — продолжил я, поежившись. — Три дня я был для тебя как открытая книга. И после всего смеешь утверждать подобное?

— Я…

— Заткнись, я сказал! — перешел я на крик. Действительно, кое-что надо расставить по полочкам сразу и навсегда, чтоб больше не было прецедентов. — Все мои действия были обусловлены одним — защитить тебя! Просто защитить, ибо я чувствовал, что с ним ты не только не будешь счастлива, но станешь заложницей, попадешь в рабство! Из которого не вырвешься, несмотря на грандиозные замыслы! Я хотел спасти тебя, а не заиметь в собственность! И мне жаль, если ты этого не понимаешь!

— Понимаешь или нет, отвечай? — из моей груди вырвался рык. — Ты просто хочешь ужалить, или, правда, обвиняешь в подлости?

Она стушевалась. Мой грозный рев включил-таки в ней рациональное зерно, способность думать. Вернул ту все-все понимающую девушку, которая по простым недосказанностям делала глобальные и очень точные выводы.

— Нет, не обвиняю, прости… — пролепетала она. — Но ты же не будешь отрицать, что я у тебя в заложницах?

И не давая возразить, продолжила:

— Ладно, соглашусь, ты благородный. Но завтра ко мне заявится твоя «подружка» и выставит претензии. И тебе выставит. И ты вышвырнешь меня, потому, что так будет нужно. Потому, что она твоя любовь и спутница, а я… Так, просто штамп в паспорте. Я не обвиняю тебя в подлости, но что потом делать мне?