Тайны мирового разума и ясновидение - Юрий Мизун

Показателен и другой известный случай. Он произошел с карабинером Луиджи Виттори, который находился на службе у папы Пия IX. В больнице Рима карабинер был признан оконча­тельно умершим. Но когда врач (не участвующий в консилиуме и проявивший большую осторожность) поднес зажженную свечу к лицу мертвого карабинера, тот тут же ожил. После этого он долгие годы продолжал свою службу, а в напоминание о пережи­той смерти ему остался на носу шрам от ожога третьей степени. Надо сказать, что осторожный врач применил средство оживле­ния, которое было известно с древности. Этот способ проверки на жизнь и смерть весьма эффективен, ведь если смерть действи­тельно наступила, то есть кровообращение полностью останови­лось, то обожженная кожа не должна покрыться волдырями. Если это не так, и волдыри на коже появятся — человек все еще жив.

В настоящее время используются иные показатели. Так, врач Икар Марсель предложил для этого применять раствор флюоресцина, который у живых вызывает временное позеленение ро­говой оболочки глаза. Этого не происходит после наступления смерти. В этих целях применяют также атропин, вызывающий расширение зрачка (конечно, у живого человека). Конечно, все средства хороши, лишь бы они исключали возможные ошибки, которые всегда были и продолжают встречаться. Так, в Англии применяют портативный кардиограф. При первом же использо­вании нового прибора оказалось, что 23-летняя мертвая девуш­ка на самом деле была живой. Это произошло уже в наши дни, 26 февраля 1970 года, в Шеффилдском морге. Чего стоит другой курьезный случай, происшедший в 1964 году в Нью-Йоркском морге. Там врач вскрывал "труп", который после первого раз­реза скальпелем вскочил и принялся душить хирурга. Хирург за свою ошибку поплатился жизнью, но смерть наступила не от уду­шья, а от шока.

Умершие возвращались к жизни не только под действием огня и ножа. Известен случай, который произошел с одним из первых миссионеров на Востоке преподобным Шварцем. Он умер в Дели, а ожил под звуки любимого им гимна: под эту музыку прихожане прощались со своим пастырем. Произошло курьез­ное: умерший преподобный, находясь в гробу, стал подпевать хору. Другой случай произошел с епископом греческой право­славной церкви на Лесбосе Никифоросом Глинас. Он два дня пролежал покойником в епископском облачении в церкви в Метимнии. На третий день он ожил, уселся на митрополичий трон и стал выяснять у собравшихся для прощания с покойным людей, зачем они собрались в таком количестве.

Мы привели только несколько показательных фактов из многих тысяч известных и описанных. Такие описания имеются в "Диалогах" Платона, "Естественной истории" Плиния Старше­го, "Сравнительных жизнеописаниях" Плутарха и многих дру­гих источниках. Нам нужны были эти примеры для того, чтобы проиллюстрировать сложность понятия смерти. О такой слож­ности говорят факты другого плана.

Так, если взглянуть на проблему смерти с точки зрения био­лога, то она неотделима от жизни. И дело не в том, что смерть следует за жизнью, а в том, что смерть обеспечивает саму жизнь. Наиболее ярким примером этого служат клетки нашей кожи, его наружного слоя. Поверхностные клетки кожи являются мертвы­ми. Это полупрозрачные кристаллы, которые скреплены друг с другом тонким слоем жира. Эти клетки наполнены кератином. Они в определенное время мертвеют, а затем и вовсе сбрасыва­ются кожей, а на их место приходят другие. Все это — плановый процесс, процесс непрерывного умирания ради жизни. Эти мерт­вые клетки, словно гибкий панцирь, защищают находящиеся под ним нежные ткани. Такая защита необходима, поскольку истин­но живые клетки не могут переносить непосредственного сопри­косновения с воздухом. Кристаллические клетки панциря обра­зуются из живых клеток ткани: они постепенно вытесняются на поверхность кожи, где они должны выполнять свою миссию уже не в живом, а мертвом состоянии. Но ведь в этом, мертвом состо­янии, они выполняют жизненно важные для всего живого орга­низма функции. Как же тогда понимать смерть? В функциональ­ном плане она часть жизни, не так ли? Кстати, эти клетки не про­сто умирают по причине какого-либо неудобства или недостат­ка. Они сами убивают себя именно для того, чтобы перейдя в неживое состояние, обеспечивать выполнение организмом своих жизненных функций. Еще до того, как клетка выйдет на поверх­ность кожи, у нее начинается подготовка к своей новой функ­ции — образования панциря. Для этого сама клетка вырабаты­вает яд для себя же. Ядом служит фиброзный кератин. Так посте­пенно вся клетка наполняется роговым веществом.

Таким образом, трудно непроницаемым барьером отделить жизнь от смерти. Если эти клетки мертвые, то, по выражению ученого-биолога, "наше тело буквально укрыто смертью". Ведь мы ежедневно сбрасываем с себя полмиллиона мертвых клеток. Собственно, все, что можно видеть в нас, — мертво. Жизнь спря­тана под этой мертвой оболочкой. Как-то неловко от такого за­ключения. Поэтому не лучше ли отказаться от такого категори­ческого определения смерти и считать, что мы живы целиком, а не частично.

На примере клеток кожи видно, что отмирание, смерть, яв­ляется неотъемлемой частью жизни. Но это касается не только клеток кожи. Новые клетки в живом организме образуются не­прерывно. Их образуется во взрослом организме ровно столько же, сколько их отмирает. Так организм непрерывно обновляет­ся. Это все идет планово, а смерть клеток не является чем-то не­желательным, какой-то трагедией. Отнюдь нет. Даже наобо­рот — трагедией было бы, если бы они не отмирали. Значит, смерть обеспечивает нормальное развитие жизни.

Может быть, более ярко это прослеживается на животных. Так, установлено, что у птиц крылья развиваются только после того, как особые мезодермные клетки развивающегося крыла зародыша в установленные сроки отмирают. Это является усло­вием развития других клеток и образования летательных мышц. И здесь полноценное функционирование жизни достигается че­рез смерть.

Аналогичная ситуация имеет место и с лягушками. Голо­вастики обладают длинным мускулистым хвостом. Когда в воз­расте примерно четырнадцати недель молодые лягушата долж­ны выбраться на сушу, их хвост исчезает: его поедает сам голо­вастик. Для этого у него внутри имеются специальные подвиж­ные клетки, которые и поедают изнутри ненужный хвост. Так жизнь уничтожает самое себя, чтобы организм как целое мог жить.

Так природа решает проблему жизни и смерти в пределах отдельно взятого организма (человека, птицы, лягушки). Но так же она решает эту проблему и в пределах целого коллектива живых существ, всей популяции, как говорят ученые. Живая природа устроена так, что жизнь питается жизнью, то есть жизнь поддерживается смертью. Только так обеспечивается равнове­сие в коллективах (популяциях) животных. Если бы этот прин­цип не действовал, то мир завоевали бы те живые организмы, которые размножаются быстрее всего: Так, всего за два дня вся поверхность Земли покрылась бы большим слоем бактерий, как говорят, всех цветов радуги. Простейшие заполнили бы всю Зем­лю за сорок дней, а комнатная муха за четыре года. Крысы бла­годаря своему быстрому размножению заполнили бы всю Землю за восемь лет. С растениями точно такая же ситуация. Так, расте­ния клевера покрыли бы Землю за одиннадцать лет... Но всего этого не происходит. И это благодаря тому, что жизнь баланси­руется смертью.

Ученые-биологи на основании современных исследований проблемы жизни и смерти пришли к выводу, что между этими состояниями нет резкой, четкой границы. Имеется некоторое про­межуточное состояние, названное ими словом "гота". Более того, если подходить к проблеме строго научно, то имеются только два состояния, это жизнь и гота. "Пока материя удерживает хотя бы слабые отзвуки органического водоворота, жизнь продолжа­ется. Когда водоворот окончательно стихает — с течением вре­мени или в результате изоляции, жизнь переходит в готу. Орга­низм может быть расщеплен вплоть до клеточных составляющих и все-таки сохранять жизнь, но когда изолированные единицы теряют свои характерные черты, организованность жизни усту­пает место дезорганизованности готы. Состояния жизни и готы в какой-то мере пересекаются: оба принадлежат непрерывности, простираются от сложности интеллекта до относительной про­стоты самостоятельной молекулы. Смерть —всего лишь стрел­ка, скользящая по воле наших верований или уровня технологии вдоль этой непрерывной шкалы. Смерть — состояние сознания, как давно уже догадывались многие философы". Эти слова при­надлежат известному ученому-биологу Л.Уотсону.

Специалисты обращают внимание на тот факт, что дети (до 5 лет) естественно относятся к смерти, то есть они ее просто не признают. Это своего рода врожденная мудрость, которая пол­ностью соответствует природе окружающего нас (и их) мира. И только в последующем, под влиянием нашего воспитания, дети отходят от этой мудрости и подобно нам, взрослым, получают неправильное представление о смерти, сопровождаемое страхом. По-видимому, этой природной мудростью обладают не только дети, но и животные. Они четко отдают себе отчет, что смерть — естественное и неизбежное звено жизненных превращений, жиз­ненного процесса на Земле. Это иллюстрируют такие наблюде­ния натуралиста Эжен Марэ. У ручной самки южно-африкан­ского бабуина отобрали детеныша для лечения. Пока натура­лист пытался спасти детеныша, мать непрерывно кричала. Это длилось целых три дня. Спасти его не удалось, он погиб. Когда матери вернули мертвого детеныша, она "приблизилась к телу, издавая звуки, обозначающие на языке этих обезьян ласку, и дважды коснулась его рукой. Затем она приблизила лицо к спине мертвого детеныша, дотрагиваясь до его кожи губами. Вдруг она встала, несколько раз вскрикнула и, отойдя в угол, спокой­но уселась на солнце, не проявляя никакого видимого интереса к телу". Сказанное выше хотелось бы подытожить словами биоло­га Л.Уотсона, которого мы уже цитировали. Вот они: "Так или иначе, на настоящий момент времени мы находимся в следующей ситуации: как оказалось, смерть невозможно установить. Ни один из традиционных признаков не может считаться абсолютно до­стоверным, и история полна примеров, когда доверие к несколь­ким или ко всем этим признакам неизбежно приводило к ошибке, обрекавшей живых на судьбу страшнее смерти. Переход от жиз­ни к смерти почти неуловим, и, так как жизнь все время раздвига­ет свои границы, становится ясно, что смерть имеет различные стадии и большинство из них (а может быть, даже все) обратимы. Смерть начинает казаться чем-то неоконченным и все более на­поминает временный недуг. У детей не отмечено врожденной ре­акции на состояние смерти, напротив, они склонны вести себя так, как будто смерти не существует вообще. Где бы они ни жили, они упорно наделяют все предметы жизнью и способностью вза­имодействовать, и, как показывают последние исследования, возможно, дети правы.