У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания - В. Сахаров

Знакомство с командующим Приморской армией как-то очень меня ободрило. Иван Ефимович Петров принадлежал к людям, в которых с первой же встречи начинаешь верить. Я ушел тогда от него в приподнятом настроении, испытывая прилив энергии.

В бригаде еще не один день обсуждали и переживали боевые дела участников «большой разведки». Куда ни заглянешь — кто‑нибудь рассказывает: «Как ворвались мы в их окоп…» или «Он — на меня, а я хвать его прикладом!..»

Но скоро главной темой разговоров в окопах стал подвиг, совершенный в это же время на участке восемнадцатого отдельного батальона морской пехоты, который был только что сформирован и стал нашим соседом. Первые сведения об этом подвиге дошли до нас через связных и мгновенно распространились по бригаде. Однако сперва никто не знал фамилий героев, да и подробности всего, что произошло, излагались по–разному.

Вечером 8 ноября я соединился с соседями по телефону и спросил комиссара восемнадцатого батальона старшего политрука Мельника, не может ли он прийти на КП ближайшего к нему батальона нашей бригады — второго. Минут через сорок мы там встретились, и вот что я услышал.

— Не зная, что и где предпримет противник, — рассказывал комиссар, — мы в порядке усиления боевого охранения сформировали несколько групп–пятерок, которые назвали разведывательными. Одну такую группу возглавил политрук Николай Фильченков. Она выдвинулась на высоту у дороги, что идет к шоссе севернее Дуванкоя. Вчера утром, когда вы уже вели бой, у нас сперва было спокойно. Потом Фильченков дал знать на КП, что показались танки и что он со своими краснофлотцами постарается их задержать. Шло семь танков, группа Фильченкова залегла на их пути с гранатами и бутылками. Три танка разведчики подбили. Остальные повернули назад — немцы, с перепугу должно быть, не поняли, что наших всего пятеро… А потом там появилось пятнадцать танков. Мы уж приготовились встретить их на переднем крае. Но Фильченков решил не допустить врага и до батальонного рубежа. И не допустил. Пятеро моряков уничтожили еще несколько танков. Гранат у них было порядочно, но на такой бой, понятно, не хватило. Гранаты кончаются, а танки лезут… Чтобы хоть как‑то их задержать, наши ребята стали с последними гранатами кидаться под гусеницы. Первым Фильченков, за ним двое краснофлотцев, кажется, уже раненные… Погибла вся пятерка. Последний, Василий Цибулько, умер уже на руках у нашего военфельдшера Петренко. От него и известно главное. Подробности уточняем — кое‑кто видел эту схватку издали…

Старший политрук кончил, и все в землянке некоторое время молчали. С чем было сравнить этот подвиг? А он совершен вот тут, рядом. И люди, наверное, самые обыкновенные… Я спросил Мельника, что он о них знает.

— Трех других краснофлотцев звали Иван Красносельский, Юрий Паршин и Даниил Одинцов, а больше мне о них пока почти ничего не известно, — вздохнул комиссар Мельник и развел руками: — Батальон новый, все незнакомые… Про Фильченкова знаю, что призван из запаса. Он горьковчанин, волжский водник. Срочную служил на пограничном катере на Амуре — вспоминал тут как‑то…

Подвиг пяти героев вошел в историю, их имена известны теперь далеко от Севастополя. У того места, где они преградили путь фашистским танкам, стоит памятник. И наверное, каждый, кто к нему приходит, хоть на минуту мысленно переносится в севастопольский ноябрь сорок первого года, ощущает грозное величие тех дней. Ведь в подвиге политрука Фильченкова и четверых его друзей матросов с изумительной силой проявился тот необыкновенный душевный подъем, с которым вставали на защиту Севастополя черноморцы, готовые остановить врага любой ценой.

После того как подошли основные силы Приморской армии, наша бригада была включена в четвертый сектор обороны. Комендантом его стал генерал–майор В. Ф. Воробьев, командир 95–й стрелковой дивизии. Артиллерия дивизии начала оказывать нам поддержку. Начальство было теперь ближе, улучшилась связь, нас стали чаще проверять и информировать об обстановке. Но, хотя наших войск под Севастополем значительно прибавилось, за 8–й бригадой оставили весь ее прежний участок — 9 километров по фронту.

В конце ноября, когда немцы поутихли, мы усиленно занялись укреплением своих позиций. Штаб вносил подсказанные опытом первых боев коррективы в систему управления батальонами. Партийная комиссия бригады, возглавляемая батальонным комиссаром Ефимом Марковичем Хиславским, переходила из подразделения в подразделение, разбирая заявления о приеме в партию. За дни боев их набралось более двухсот.

Краснофлотцы по–хозяйски обживали свой рубеж. Каждая рота уже имела помимо обычных большую землянку, расположенную метрах в пятистах от переднего края. Вечером она становилась своеобразным клубом, куда собирались на огонек печурки свободные от службы бойцы.

Вспоминается, как, обходя позиции четвертого батальона, я заглянул в такую землянку, привлеченный доносившимися оттуда веселыми голосами и смехом. Человек двадцать сидели на скамьях, придвинутых к двум печкам, в которых потрескивали смолистые чурки. Присел к огоньку и я, краснофлотцы тесно сгрудились вокруг, и пошла у нас общая беседа.

Было приятно ощущать приподнятое настроение бойцов. А они наперебой рассказывали разные смешные истории. Потом я все‑таки спросил, по какому это поводу сегодня такое веселье. И самый активный рассказчик забавных историй ответил:

— А почему ж нам, товарищ бригадный комиссар, не быть веселыми? Немца бьем, а сами сидим в тепле, обуты, одеты, горячий харч имеется!..

Я пожалел, что эти слова не слышат из первых уст наши хозяйственники. Они раздобыли в конце концов и теплое белье, и сапоги для всего личного состава. Обнаружив на Северной стороне бездействующий банно–прачечный комбинат, интенданты бригады с помощью местных жителей привели его в порядок, и краснофлотцы начали ходить с позиций в баню, а после мытья получали чистое белье. И вот даже специально заготовленные сухие чурки для печек стали регулярно доставляться в батальоны и роты… Все это немало значило для настроения бойцов, особенно в такую раннюю зиму, когда уже в ноябре холода дошли до Крыма.

Конечно, не только о веселом говорили в тот вечер в землянке. Вспоминали краснофлотцы родные края, делились думами и тревогами о том, как идет война. Кто-то, обернувшись ко мне, сказал:

— Что правда на нашей стороне — это понятно. И что немцев в конце концов победим — тоже ясно. А вот как здесь, под Севастополем, пойдут дела?

На прямой вопрос надо было и отвечать прямо. Я рассказал, сколько дивизий бросили немцы на город и как, несмотря на это, сорвался у врага план быстро им овладеть. Севастополь сковал крупные фашистские силы, которые не могут идти дальше. На всех нас большая ответственность за то, чтобы и впредь сковывать их, изматывать, истреблять.

Бойцы помолчали. Потом немолодой краснофлотец, куривший огромную, скрученную как‑то по–особому «козью ножку», негромко, но веско сказал:

— Насчет этого можете, товарищ комиссар, не сомневаться. Понимаем, что не всем доведется увидеть победу, а истреблять фашистов будем нещадно. И не быть нашим детям рабами!

Так убежденно это прозвучало, что все в землянке шумно выразили одобрение и даже зааплодировали.

Мы не обольщались затишьем на фронте: не приходилось сомневаться, что враг готовится к новому наступлению. И решили опять провести «большую разведку». Наметили ее на 27 ноября.

Командующий Приморской армией отнесся к нашему намерению одобрительно, однако потребовал, чтобы план разведки доложили ему лично. Командир бригады был занят проверкой рот, выделяемых для разведки боем, и ехать на армейский КП пришлось мне.

Генерал–майор И. Е. Петров принял меня немедленно и сразу углубился в наш план. Просматривая его, он высказывал частные замечания, которые каждый раз предварял деликатным: «А может быть, лучше так?» В целом план командарму понравился.

— Вашу инициативу, — сказал он, — ставлю в пример. Нельзя оставлять врага в покое. Надо его тревожить, чтоб не вздумал считать нас слабее себя. Для этого и необходимы такие налеты. Но учтите — за излишнюю потерю людей будете отвечать. Проверьте все еще раз, а завтра я постараюсь к вам заехать.

Командарм сдержал слово и побывал 26 ноября в бригаде. С КП он сразу же отправился в подразделения, беседовал там с бойцами и командирами.

— Берегите людей, — наставлял генерал командиров рот и взводов. — Главное в бою — перебить как можно больше вражеских солдат, а своих сберечь.

Воспользовавшись приездом командарма, В. Л. Вильшанский доложил ему о том, что у нас все еще нет постоянного начальника штаба, должность которого исполняет начальник оперативной части. Подумав немного, И. Е. Петров сказал: