Наркотик времени - Филип Дик

— Что это? — Он посмотрел се на свет. — Я никогда таких не видел. Сделали сами?

— Нет, — ответил Эрик.

— Я не могу их принять, — решил клерк, — Уходите, пока я не вызвал полицию; вы сделали их сами, я знаю. — Он с отвращением отбросил банкноты, — Уходите.

Оставив деньги 2155 на стойке, но забрав пятерку, Эрик повернулся и вышел из гостиницы, держа пакет с g-Totex blau под мышкой.

В Тиуане даже теперь, после войны, оставалось множество уродливых закоулков и тупиков; Эрик нашел узкий, темный проход между кирпичными зданиями, усыпанный осколками и содержимым двух громадных урн, сделанных из жестяных бочек. Дойдя до конца, он уселся на деревянные ступеньки у заколоченного входа в заброшенное здание, закурил сигарету и задумался. Его не было видно с улицы; люди, спешившие по тротуару, не обращали на него внимания, и он с интересом рассматривал прохожих, особенно девушек. Они тоже не отличались от тех, которых Эрик знал по предыдущему десятилетию. Девушки на дневных улицах Тиуаны всегда одеты с непередаваемым изяществом: высокие каблуки, свитер из ангорской шерсти, блестящие сумочки, перчатки, накинутый на плечи плащ, открывающий взгляду высокую грудь, с изяществом, сквозившим во всем, вплоть до бретелек модного лифчика. Чем зарабатывают себе на жизнь эти девушки? Где они научились так одеваться, если даже не касаться финансовых проблем содержания подобного гардероба? Он поражался этому в том, своем времени, и это же занимало его теперь.

Ответ, размышлял он, можно было бы получить, остановив одну из пролетавших мимо девушек. Можно спросить, где она живет и покупает ли свои наряды здесь или за границей. Его занимало, бывали ли они хоть раз в Соединенных Штатах, есть ли у них свои приятели где-нибудь в Лос-Анжелесе и настолько ли они хороши в постели, как кажутся. Какая-то невидимая сила, дает им возможность жить. Ему хотелось надеяться, что эта сила не делает их фригидными, иначе это было бы издевательством над творениями природы, карикатура на жизнь.

Беда этих девушек, в том, что они слишком быстро стареют. То что об этом говорят — правду; в тридцать они уже толстые, измотанные вконец женщины. Куда деваются туфли, лифчики, сумочки? Остаются только черные горящие из-под косматых бровей глаза; то нежное, хрупкое создание, которое было когда-то, еще живет внутри, но не способно больше ни говорить, ни резвиться, ни заниматься любовью. Стук каблучков по тротуару, стремление жить и наслаждаться жизнью — все это уходит и остается только неряшливое шарканье. Самое ужасное слово — это бывший: живший в прошлом, увядающий в настоящем и труп, изъеденный червями в будущем. В Тиуане ничто не меняется и ничто не выходит за привычные рамки. Жизнь течет здесь слишком быстро и вместе с тем остается на месте.

“Взять хотя бы мою ситуацию, — подумал Эрик. — Я совершаю самоубийство в будущем, которое наступит только через десять, или, скорее, стираю себя с лица земли десять лет назад. Если я это сделаю, то что станет с Эриком Свитсентом, который теперь работает на кайзера в Окланде? А эти десять лет, которые он потратил на заботу о Кэти — как их отсутствие скажется на ней? Может быть это и есть единственный способ отомстить ей. Наказать за ее болезнь.

Извращенный взгляд из-под внешней нормальности. Невозможно наказать больного больше, чем он наказан. Боже! Неудивительно, что я ненавистен са-мому себе”.

Он положил на ладонь упаковку g-Totex blau, прикидывая, сколько она может весить. Оценивая силу ее притяжения к Земле.

“Да, — подумал он, — Земля не отказывается даже от этого. Она принимает все”.

Что— то проехало по его ботинку. Он увидел спешащую в тень, под укрытие груды мусора, маленькую тележку. Тележку преследовала вторая, того же вида. Они встретились среди нагромождения старых газет и пустых бутылок. Гора мусора пришла в движение, в стороны полетели ошметки, когда обе тележки, набычившись, сталкивались снова и снова, целя в управляющий блок соперницы, пытаясь вывести из строя Ленивую Собаку.

“До сих пор живы? — не веря своим глазам, подумал он. — Десять лет спустя? Впрочем, возможно, Брюс Химмель делает их до сих пор. Если это так, Тиуана должна быть наводнена этими созданиями”. Он продолжал наблюдать за смертельной схваткой двух тележек; одна из них вывела из строя Ленивую Собаку своей противницы и теперь наслаждалась победой. Она немного отъехала и попыталась принять горделивую позу, наподобие победившего в битве дикого козла. В то время, пока она была поглощена этим занятием, побежденная тележка, повинуясь последнему приступу природного инстинкта, бросилась в убежище, состоящее из остатков оцинкованного ведра, оставив поле боя. Здесь, в безопасности, она замерла, готовая пережидать опасность столько времени, сколько потребуется.

Поднявшись на ноги, Эрик нагнулся и поднял более сильную тележку; ее колеса отчаянно вращались в бесплодных попытках спастись, и вдруг она ухитрилась неуловимым движением выскользнуть из его рук. Она грохнулась о тротуар, выправилась и юркнула ему под ноги. Удивленный, он отступил назад. Тележка сделала еще одно угрожающее движение к нему, и он отступил еще раз. Удовлетворившись этим, она сделала круг и, дребезжа по асфальту колесами, покатила прочь.

В ведре еще можно было видеть побежденную. До сих пор выжидающую.

— Не бойся, — сказал Эрик, присаживаясь на корточки чтобы лучше ее разглядеть. Раненая тележка не двигалась, — Ладно, — сказал, поднимаясь Эрик. — Я понял. — Она знала, чего хочет. Ей не нужны его утешения.

“Даже эти существа, — подумал он, — хотят жить. Брюс был прав. Они имеют право на свой шанс, на свое скромное место под солнцем и небом. Это все, чего они требуют, и это совсем немного” А я не способен даже на то, что делают они — занять свое место в жизни, использовать Свои возможности, чтобы выжить в замусоренном переулке Тиуаны; эта штуковина, нашедшая убежище в цинковом ведре, не имеет ни жены, ни работы, ни жилища, ни денег и ни малейшей возможности обзавестись чем-нибудь, похожим в будущем, и все-таки существует. По неизвестным мне причинам ее привязанность к жизни сильнее моей”. G-Totex blau уже не казался ему таким привлекательным.

“Даже если я собираюсь это сделать, — подумал он, — почему я должен сделать это именно сейчас? Как и все на свете это вполне можно отложить”, — И все-таки ему было не по себе; у него кружилась голова, и он закрыл глаза, хотя понимал, что, делая так, провоцирует новое нападение страшной Ленивой Собаки, творения Брюса Химмеля.

Ощущения веса в его ладони больше не было. Эрик открыл глаза и увидел, что бумажного свертка с черной коробкой внутри больше не было. А слой мусора, наваленного в переулке, не казался таким плотным. По величине тени, отбрасываемой солнцем, он понял, что день приближается к закату, а это означало, что действие Джи-Джи ISO кончилось и он вернулся обратно в свое — примерно — время. Эрик принял часть капсулы ночью, в темноте, а теперь, похоже, было около пяти часов дня. Так что, как и раньше, его возвращение было не совсем точным, и он недоумевал, насколько велико было смещение на этот раз. Как бы то ни было, Лилистар уже готовилась к войне. На самом деле они уже прибыли. Над ним в небе висело огромное темное и уродливое сооружение, которое, казалось, спустилось из мрачной и молчаливой страны железа и страха. Оно. было настолько громадным, что даже с той точки, где находился Эрик, с расстояния, по крайней мере, в милю, его размеры подавляли. Его бездонное голодное чрево было готово в любой момент поглотить в себя все окружающее. Оно не издавало ни звука. Двигатели были выключены. Этот корабль преодолел длинный путь B космосе. Это был закаленный в боях, все испытавший и перенесший корабль, по странной прихоти занесенный сюда из своего обычного места обитания.