Братья. История масонства в России - Your Name

И поэтому нельзя сказать, что он уж так просто за счёт своей лисьей хитрости и холодной зимы заставил Наполеона бежать, именно бежать, с позором отступить из России. Нет, это был очень мудрый стратегический план, основанный не только на природных условиях, но и на хорошем знании психологии и на великолепном знании стратегии. И Кутузов его осуществил, он не зря заслужил звание спасителя Отечества. Без него никто бы этот план не сумел бы ни разработать, ни воплотить. Не было бы такого морального авторитета.

Н. КОТОВ: У меня единственный всегда вопрос возникал. Ведь в то время Москва не была столицей, всё-таки, был Петербург.

Л. МАЦИХ: Давно был Петербург, но все говорили «древняя столица» или «вторая столица». И духовной столицей России, конечно, была Москва. Тут святыни, тут Кремль, тут соборы.

Н. КОТОВ: Но если бы она ещё была бы просто столицей, как Вы думаете, отдали бы Москву или нет?

Л. МАЦИХ: Отдали бы всё равно, да. Но ещё с большими сожалениями. Наполеон твёрдо решил Москву взять. И оборонять её не было сил. Надо же учесть, какие были обстоятельства тогда. У Наполеона была почти трёхкратное численное преимущество, об этом многие забывают. Тогда даже Россию изображали в виде библейского пастушка Давида, а Францию наполеоновскую в виде огромного силача Голиафа, из библейского рассказа, из «Книги царств», французские соединённые войска, «двунадесят языков», как тогда говорили, они соединяли в себе войска всей Европы, и генералы были какие!

Кутузов очень трезво оценивал ситуацию. Дать сражение – это не шутка. А далее-то что? А если бы Наполеон разбил? А у Кутузова был такой опыт. Он уже проиграл Наполеону несколько сражений, в том числе сокрушительное потерпел поражение под Аустерлицем. Он это отлично помнил.

Н. КОТОВ: Ну вот, мы так увлеклись, в принципе, войной 1812 года….

Л. МАЦИХ: Когда два мужика, и нет тут женщин, то ясно – они говорят о войне с особым удовольствием.

Н. КОТОВ: Всё-таки, давайте начнём с того, вернее, продолжим, как Кутузов пришёл в масонство?

Л. МАЦИХ: Тогда масонство в русской армии было исключительно распространено, особенно в элитных частях. Таковыми считались гвардия, естественно, лейб-гвардейские подразделения, флот. Они были на две трети офицерство состояло в масонских ложах. И Кутузов не составлял исключение. Он из очень хорошей фамилии, он вступил ещё в ложу в Пруссии, он за свою масонскую карьеру умудрился стать мастером, т.е. главой двух зарубежных лож и одной российской, но шведского обряда. И, кстати, удостоился неслыханной прежде ни для кого масонской награды. Его назвали зеленеющий лавр. Это было его масонское звание, именно не прозвище поэтическое, а именно звание.

И он получил некий масонский девиз – победами себя прославишь. Это блестящим образом сбылось. Не для того ли судьба его хранила? Он, кстати, верил в своё провидение. К масонам он пришёл, как он сам говорил, чтобы смирить себя от бурь мира и века, хотя он отнюдь не смирился, он продолжал быть и бонвиваном, и гастрономом, он любил выпить, был любителем женщин, отнюдь он не был отшельником. Но масонство дало ему внутреннюю дисциплину и ощущение своей правоты в самых трудных ситуациях. А этого ему как раз, мо жжет быть, иной раз не хватало по молодости, в отличие от Суворова.

И масонство дало ему некий внутренний стержень, который оказался абсолютно непоколебимым, и он пронёс его через все испытания.

Н. КОТОВ: Вы упомянули Суворова. После того, как Суворов сошёл с арены, после него армия оставалась такой же боеспособной, которая перешла к Кутузову, или она уже немного растеряла за это время свои какие-то качества, которые были при Суворове?

Л. МАЦИХ: Конечно, растеряла. Всегда, когда умирает великий человек – это неизбежная прореха. Поскольку роль личности громадна, особенно такой грандиозной, какой был генералиссимус Суворов. Кроме того, померли ветераны, его чудо-богатыри. Некоторые были очень в годах, и раны старые, и увечья.

Н. КОТОВ: Допустим, гвардия Наполеона при этой войне?

Л. МАЦИХ: Да, вроде того. Кроме того, часть генералов боевых и часть офицеров состарились, и за эти 12 лет они ушли в отставку. И потом, Александр, несмотря на дней его прекрасное начало, Александр совсем не был полководцем, и в армейских делах вообще ничего не понимал, проблема была в том, что он отдавал порой очень противоречивые приказы, и армия потеряла свой боевой дух, уверенность в своей непобедимости, может быть, это главное, которая была при Суворове в любых обстоятельствах.

И боевое оснащение тоже страдало. Потом он стремился всё время как-то, Александр, выстроить свою внешнюю политику очень неуверенно. То он дружил с Наполеоном, то он заключал против него коалиции. Не знали люди, против кого дружим. А вот это как раз разрушает боевой дух армии. Как это не парадоксально, армия вернулась к своим прежним боевым стандартам только после наполеоновского нашествия. Солдаты реально почувствовали, что они воюют не за царя и не за генералов, и не за чьи-то интересы, а реально за Отечество. Это была действительно Отечественная война. Но для этого нужна была встряска нашествия.

Н. КОТОВ: Кстати говоря, по поводу встряски и нашествия. Мне интересно то, что, допустим, Кутузов скорее всего… как бы это сказать… при отступлениях, при поражениях, можно сказать, и прочего, Кутузов всегда, наверное, он, вроде бы, сохранить армию хотел, но с другой стороны он, может быть и понимал…

Л. МАЦИХ: Он был мастер манёвра, Коля. Тут надо понимать это – отступление не есть поражение – это его любимый афоризм. Он сейчас присутствует в нашем разговоре и отвечает на Вашу реплику. Он был великолепный мастер манёвра. Он, кстати, из-под Аустерлица от полного поражения армию спас, до этого под Ульмом в Австрии. Он ведь отлично усвоил суворовскую науку манёвра. Но он был гораздо более осторожен, чем Суворов. У него не было безоглядной смелости. Кроме того, он превосходно понимал, что в столкновении один на один оперативный гений Наполеона гораздо сильнее, чем у него. Он трезво оценивал свои способности.

Поэтому отступление иной раз несовершение ошибки было равносильно победе. Он был очень умный, очень хитрый и очень трезвомыслящий человек. Именно такой тогда был нужен. Без бравады, без излишнего гусарского молодечества, без воплей: «Не смеют, что ли, командиры чужие изорвать мундиры?!» А вот он-то как раз малой кровью, с малыми потерями сохранил армию и Наполеона изгнал. Он очень далеко смотрел вперёд. В этом ему, пожалуй, не было равных. Но в оперативном столкновении Наполеон бы его побил. У Наполеона не было равных вообще в мире.

Н. КОТОВ: Коли зашла речь о талантах Кутузова, так же и Наполеона, были ли ещё генералы, полководцы с той и другой стороны, которые входили в масоны?

Л. МАЦИХ: Безусловно! Очень много было. Хороший вопрос и очень своевременный. Тогда ведь масонство было, пожалуй, самой распространённой общественной организацией в Европе. Не могло не быть. Со стороны французов их было даже меньше. Но со стороны России, безусловно, были люди разных национальностей, служивших русскому царю: немцы, поляки, сами французы, шотландцы…

Н. КОТОВ: «Он не немец, он шотландец», - как в том фильме.

Л. МАЦИХ: Да. Да. Но Бениксен был немец, Милорадович был серб, Багратион – грузин. Кстати говоря, это именно интернациональное войско сражалось за Россию. Об этом важно не забывать, кстати. Никто тогда не говорил «Россия для русских», и патриотический подъём не перешёл грани шовинистического угара. А вот это нужно поставить в заслугу и тогдашнему русскому обществу, и царю Александру, и всей интеллектуальной элите тогдашней России.

Но, возвращаясь к вопросу о масонах, масоны были. Но для масонов ведь национальный вопрос никогда большого значения не имел, не было важно, кто брат по национальности. В период войны национальный вопрос всегда всплывает на поверхность и становится наиважнейшим. И русские масоны приняли однозначное решение о том, что они выбирают первенство российской присяги, верность царю, верность флагу, Отечеству над масонскими клятвами. Они организовали несколько лож и даже несколько орденов именно специально под военную годину.

И покрыли себя в этом смысле такой славой, что не только император Александр, который сам состоял в братьях, но даже Николай, его брат, масонов не любивший, он пожелал, когда устанавливал Александрийскую колонну в Питере на Дворцовой площади, пожелал увековечить это событие и приказал любимый масонский символ – лучезарную дельту укрепить вокруг на ограде Александрийской колонны.

Н. КОТОВ: Кстати говоря, мы сейчас к этой колонне и перейдём. На Дворцовую площадь вышел наш питерский корреспондент Алла Максимова. И вот что она узнала от своих сограждан о том, что они знают об этом или нет.