Опасные пути - Георг Хилтль

Король несколько раз старался начать новый разговор, но Атенаиса скромно молчала. Луиза со страхом посматривала на часы, стрелки которых немилосердно бежали вперед. Король вдруг встал и подошел к окну. Обе дамы заметили его недовольное настроение. Луиза, видя холодность Людвика, смутилась, испугалась и совершенно не знала, что сказать. Она глазами попросила Монтеспан помочь ей, но та с хорошо разыгранным смущением пожала плечами.

Людовик продолжал смотреть в окно, барабаня пальцами по стеклу, и украдкой закрыл рот рукой. Король зевнул, зевнул в обществе госпожи Лавальер, он скучал у своей возлюбленной!

— Начинается метель, — не оборачиваясь сказал Людовик, — ветер подгоняет прохожих. Вон какой-то экипаж, на нем гербы фамилии Монако. Это — княгиня. Вон экипаж остановился. Она выходит и видит мой экипаж. Как она удивлена! Посмотрите, как ветер смешно подгоняет любопытную княгиню в подъезд. Она вероятно отправилась в гости.

— Я хотела бы послушать, что она будет говорить, — вдруг проговорила Атенаиса.

— Почему же? — сказал король оборачиваясь. — Разве в ее разговорах есть что-нибудь особенное?

— Ваше величество, Вы можете лучше судить об этом, чем я, — скромно ответила Атенаиса, — я встречала княгиню Монако в большом обществе, где трудно судить о человеке. Чтобы составить себе понятие об умственных способностях какого-нибудь лица, нужно поговорить с ним с глазу на глаз.

Сказав это, она с очаровательной улыбкой спрятала свое лицо за большим веером.

Король слегка покачал головой. Княгиня Монако некоторое время пользовалась его благосклонностью уже тогда, когда он любил Лавальер, и говорили, что это увлечение короля еще не совсем прошло.

Монтеспан опять достигла своей цели. Она предвидела, что произойдет. Лавальер, обрадованная тем, что найдена новая тема разговора, которая может удержать короля еще на некоторое время, воскликнула:

— А, Монако! Ваше величество, если Вы хотите немножко развлечься, то присоединитесь к моей просьбе. Маркиза Монтеспан артистически копирует княгиню, ее шипящий говор, походку, вызывающие манеры. Атенаиса умеет это лучше всякой актрисы. Княгиня Монако будет перед Вами, как живая!

Атенаиса сначала отказывалась. Король, за которым Лавальер внимательно наблюдала, не хотел показать, что подобное представление ему нежелательно, да крме того и его любопытство было возбуждено. Его увлечение княгиней уже прошло; чары Монтеспан с каждой минутой действовали на него все больше и больше, а потому и он попросил Атенаису не лишать его удовольствия. Маркиза согласилась, но с таким видом, который говорил:

— Желание короля — закон!

Король расположился в кресле, придвинутом ему Луизой, и последняя, облокотившись на его спинку, сделала Атенаисе знак начинать представление. Красавица-маркиза скрылась на мгновение за ширму и вышла отткуда в виде княгини Монако.

Маркиза была значительно красивее княгини, а потому полное сходство было недостижимо, но Атенаиса так искусно подражала ее манерам, вызывающей мимике и разговору, что король начал аплодировать. Маркиза воспроизвела сцену, происшедшую незадолго перед тем между княгиней Монако, госпожой Парабел и вызвавшую оживленные толки при дворе. Она изображала обеих дам и вложила в их уста слова и выражения, ярко обрисовывавшие их характер.

Прирожденная грация и изящество маркизы спасли ее от шаржа. Каждая ее колкость была остроумна и не оскорбляла слушателей. Когда она кривила свой ротик, чтобы воспроизвести шипящую речь княгини, то становилась еще восхитительнее.

Король был в восторге и несколько раз говорил: “Прекрасно, восхитительно, бесподбно!”. Когда же маркиза закончила свое представление изящной шуткой, вложенной в уста княгини, он, невзирая на свое достоинство, вскочил с кресла и весело воскликнул:

— Чудесно, чудесно!.. Я непременно расскажу это Мольеру!

— Государь, — быстро проговорила Атенаиса, — я надеюсь, что Вы не выдадите меня. Все, что я изобразила здесь, предназначалось только для Вас, Ваше величество. Вы слишком милостивы, чтобы пожелать мне приобрести врагов в самом начале моего вступления в свет, а я безусловно наживу их в лице этих двух дам, если они узнают, что я изображала их в смешном виде.

— Вы правы, — сказал король, снова делаясь серьезным. — Подобные шутки предназначаются только для тесного кружка. Вы привели меня в восхищение; благодарю Вас, Луиза, за приятное времяпрепровождение. Я желал бы почаще видеть Вас здесь, маркиза.

Король произнес последние слова с особым ударением, сопровождая их выразительным взглядом. Серьезное настроение снова покинуло его и он стал смеяться, вспоминая все виденное и слышанное. Его смех был чрезвычайно заразителен, так что и Лавальер также непринужденно и весело рассмеялась, а к ним присоединилась и Монтеспан.

Легкий стук в дверь был заглушен этим взрывом веселья; стук возобновился и продолжался до тех пор, пока не был услышан Луизой, которая поспешила к двери. Только что-нибудь особенное могло заставить побеспокоить короля во время его пребывания у своей возлюбленной.

Приоткрыв дверь, Луиза увидела свою камеристку.

— Что тебе надо, Бертина? — спросила она.

— Откройте скорей. Господин де Бриенн желает немедленно видеть короля.

— Что случилось? — спросил Людовик, не вставая с места. — Разве это уж так важно, что понадобилось побеспокоить меня?

— Ваше величество, кажется, что-то случилось, — ответила Лавальер, — это господин де Бриенн нарушил наше веселье; он желает немедленно видеть Вас, Ваше величество.

Король, ни слова не говоря, поднялся с кресла и быстро вышел из комнаты. Немного погодя он снова вернулся; его лицо было сумрачно. Посмотрев на часы, он проговорил:

— Полчаса тому назад, в самый разгар нашего веселья, ее величество королева-мать в носилках покинула Валь де Грас. Она ужасно страдает. Я должен оставить Вас, Луиза. Королева, вероятно, уже скоро прибудет в Лувр, я хочу встретить ее там.

Он поцеловал руку Лавальер и сделал Монтеспан знак подойти поближе.

— Если будущее принесет нам еще радость, то я с удовольствием проведу время с такой занимательной собеседницей, как Вы, — с этими словами король быстро подошел к вазе, наполненной чудными цветами из драгоценных камней и перламутра, и вынул один из них. — В данный момент я ничего не могу дать Вам на память, возьмите этот цветок в воспоминание о тех веселых минутах, которые Вы доставили мне.

— Ваше величество, Вы подавляете меня своей милостью, — сказала Монтеспан, низко кланяясь. — Этот цветок будет отныне моим драгоценным сокровищем, во-первых, как память о Вас, Ваше величество, а во-вторых, как вещь, принадлежавшая моей дорогой Луизе, которой я обязана сегодняшним триумфом.