Дневниковые записи. Том 1 - Владимир Александрович Быков

class="p1">Прочитал для сравнения еще книжку о Ельцине и Горбачеве под названием «Борис Ельцин», написанную двумя бывшими нашими соотечественниками Соловьевым и Клепиковой, ныне проживающими в Америке и потому, как мною установлено, способными к независимому и более объективному описанию их интересующего. Полностью с ними согласен, все у них правильно. Но замечу, мне для характеристики этих двух «борцов» за власть потребовалось всего пять страничек, а Соловьеву и Клепиковой четыре сотни. Чтобы создать свой труд, они перечитали добрую сотню разных книг и статей и переговорили с не меньшим числом свидетелей и участников событий того времени. Я же написал о Горбачеве и Ельцине, руководствуясь только их делами, да еще общеизвестными законами движения по жизни чем-либо одержимых людей. Именно такой подход и позволил мне, как я считаю, дать более верную и более корректную оценку истинных, отторгнутых от дворцовой мишуры и прочих мелочей, причин их деяний и описываемых событий в целом.

22.08

Капитальнейшим образом отметили 70-летний юбилей завода. Это сейчас делать научились с помпой. Обнимался с Рыжковым, Вар-начевым, Синицким и прочими господами, на него приехавшими. Заключительная кабацкая встреча состоялась в Филармонии и проходила в сопровождении симфонического оркестра под управлением главного дирижера Лисса.

02.09

Ловлю себя на мысли, что мои заметки становятся все мрачней. Начиная их в преклонном возрасте, я предвидел возможный уклон в подобную сторону, но все же не в такой степени, как получается.

Вот и сегодня хоронили Марка Исааковича Бакунина – одного из ветеранов уралмашевцев, активного участника послевоенного становления нашего завода, его роста, авторитета и славы, к сожалению, ставших теперь фактически историей и не получающих сегодня столь же устремленного, как прежде, своего дальнейшего развития.

С Марком я был связан большую часть работы в конструкторском отделе. Пришли мы на завод почти одновременно. Но я молодым юнцом, окончившим институт сразу после школы, он же умудренным жизнью мужем – после тяжелых лет войны, да еще в передовых саперных подразделениях. А потом, к слову, в 50-е годы еще и дополнительно мобилизованным партией и властью («мало» ему досталось войны) на работу по подъему сельского хозяйства.

Четыре десятка лет мы проработали с ним в теснейшем контакте и при полном взаимопонимании, хотя было, конечно, все – и споры, и неудовольствия, особо с его стороны. Были таковые и у меня, но касались они лишь конструкторских чисто дел. В бытовом плане он был безупречным мужиком.

В нашем подразделении по проектированию станов горячей прокатки волею судеб оказались наряду с Марком еще два еврея, его погодки и тоже прошедшие по полям войны. Это были, по их исходной природе и характеру, совершенно разные люди.

Марк Бакунин – законник и в какой-то степени прагматик-педант, ставший во многом таковым, мне казалось, под воздействием своей опасной саперной военной профессии, требующей особой внимательности и ответственности.

Лев Махлин – анархист и критикан, не знавший другого начала любой поручаемой ему новой работы – как разносной, порой мало аргументированной, ее критики.

Миша Пилип – непревзойденный оптималист, для которого не существовало ни планов, ни других ограничений, кроме одного неистребимого желания сделать проектируемое возможно проще, удобнее и дешевле.

Так случилось, что эта троица оказалась почти все годы совместной работы в моем техническом, а временами, и административном подчинении. Горжусь тем, что по отношению к ним, по крайней мере, я оказался в роли весьма признанного арбитра. А уж споры у них, в силу особенностей их характеров, были дай бог какие и очень даже частые. Вот две повторявшиеся из месяца в месяц, из года в год сценки.

Доска, на ней чистый лист ватмана. Лев с чертежом – аналогом и заданием в руках. Марк с возмущением жалуется мне, вызванному им для разбирательства, на сумбурную, неконструктивную критику Махлина. Тот с неменьшим шумом пытается ему возражать. Состоится примерно такой разговор.

– Марк, Лев, не заводитесь. Плохо конечно, что на листе ничего опять нет, а есть только одна гольная критика, но давайте попробуем еще раз спокойно ее выслушать, а Льва попросим довести до нас свои мысли с меньшими эмоциями и с возможно большей объективностью.

Лев начинает. Не так, как я просил, но все же, чувствую, более спокойно и толковее, чем без меня.

– Ну, и чего ты возмутился, ведь не совсем у него все без оснований? – обращаюсь я к Марку, пытаясь как можно корректнее сформулировать предлагаемое Львом. – Разве не согласен, что есть предмет не только для спора, но и для обсуждения. Почему, например, не принять то и то…? – Опять потеря времени, – ворчит Марк, но уже примирительно. – Дай ему день, а завтра посмотрим, чего Лев нам нарисует сверх своей критики, в рамках тут сегодня нами наговоренного.

Через день-два собираемся у доски с листом, уже слегка обросшим кое-какими костями и мясом, быстро договариваемся и принимаем ра зумное, устраивающее противоборствующие стороны решение.

Более деловые, но всегда с такой же взаимной заведенностью, протекали споры у Марка и с Пилипом. Тут главным аргументом у одного был пресловутый «план», а у второго – добрая оптимизированная конструкция. Соответственно, и разрешались они значительно проще и быстрее – обычно ссылкой на мою, чуть не стандартную по сему случаю фразу. Вроде того, что время, план, излишние затраты на проектирование нам начальники простят и скоро забудут, а плохую конструкцию будут помнить много дольше все, в том числе и сами авторы.

В таких спорах и других похожих разборках Марк выглядел, мягко говоря, не на высоте и часто оказывался в своеобразной позе «побежденного». Его очевидно, в достаточно простых ситуациях, не выигрышное оппозиционное поведение, которое, будь он немного хитрее, дипломатичнее, легко можно было избежать, так и осталось для меня загадкой.

Были случаи и посерьезнее, когда Марк при определенной свободе и в силу обычной человеческой слабости – жажды самостоятельности (но при недостаточных на то основаниях) – допускал более грубые просчеты. Один из них запомнился настолько, что я при его первом рассмотрении и разговоре с Марком в порядке демонстрации своего недовольства от им содеянного даже нарисовал на него большой «зуб». Дело заключалось в следующем.

У нас была отлично отработанная (с ним совместно, кстати) надежная, удобнейшая, простейшая и широко проверенная в эксплуатации конструкция пил для горячей резки сортового проката. Так вот, во времена, когда я занимался другими делами, Бакунин для одного из объектов взял эту отличную пилу и буквально поставил ее с «ног на голову», причем сделал так вопреки четкому предупреждению наших расчетчиков об энергетической нерациональности предложенных им схемных изменений. В довершение