Серые кардиналы - Артем Корсун

С марта 1741 г. официальное положение Остермана хотя и несколько поколебалось (он председательствовал во втором департаменте Кабинета, где сосредоточивались дела иностранные и морские, но звание вице-канцлера за ним не было сохранено), однако неофициальный его статус остался прежним. Снова именно Остерман, временно оттесненный на незначительную должность генерал-адмирала (незначительную только внешне), играет первую роль в империи. И притом один он и только он.

Это положение перенапрягает не только силы болезненного человека, но и выходит за рамки его личностного потенциала: блестящий, знающий, тактически искушенный политик и специалист не в состоянии долго играть роль регента государства и удерживать вкупе расходящиеся интересы армии, церкви и администрации.

В 1741 г. он принимал персидское посольство, которое намеревалось встретиться и с цесаревной Елизаветой. Остерман помешал этой встрече. Тогда-то дочь Петра в ярости велела передать влиятельному министру: «Он забывает, кто я и кто он сам – писец, ставший министром благодаря милости моего отца. Он может быть уверен, что ему ничего не будет прощено». У Елизаветы была хорошая память.

Возможно, в этом эпизоде Остерман и совершил свою главную роковую ошибку, а так – кто знает? – правил бы он и при Елизавете…

Через шпионов он знал о заговоре сторонников Елизаветы Петровны, но его предостережения были оставлены правительницей Анной Леопольдовной без внимания.

К концу правления Анны Леопольдовны влияние Остермана на ход государственных дел снова начинает восстанавливаться. Но падение Брауншвейгской фамилии прервало его служебную карьеру. Без опоры при дворе господство Остермана и нового царя-младенца, немца по рождению, длится недолго.

Старый лис попался! Привыкший действовать в политических потемках, умевший загребать жар чужими руками, он оказался несостоятелен на свету как публичный политик, как лидер, не имея необходимых в этой роли качеств – воли, решительности, авторитета, того, что называют харизмой. Да и врагов у него хватало. Один из них только ждал момента, чтобы вцепиться в Остермана.

Этим главным врагом Остермана была красавица-цесаревна Елизавета Петровна. В правление императрицы Анны Остерман интриговал с целью устранить Елизавету от престолонаследия, сбыв ее с рук за границу в жены какому-нибудь захудалому принцу. И цесаревна знала о кознях Андрея Ивановича, поэтому неудивительно, что переворот 25 ноября 1741 года, приведя к власти Елизавету Петровну, унес Остермана в небытие.

В ночь на 25 ноября 1741 г. Елизавета, обойденная в престолонаследии дочь Петра Великого, облачилась в кирасу поверх платья, только без шлема, и с крестом в руке вместо копья явилась в казармы Преображенского полка, где ее уже ждали верные гвардейцы. Она произнесла всего лишь несколько фраз: «Клянусь умереть за вас, клянетесь ли и вы умереть за меня?» Получив утвердительный ответ, она повела их в Зимний дворец, без сопротивления проникла в спальню правительницы Анны Леопольдовны и со словами: «Пора вставать, сестрица!» – собственноручно арестовала ее.

В ту же ночь был взят под стражу и граф Остерман, сильно помятый солдатами при аресте. Его лишили всех почестей, должностей и состояния, а под конец своей карьеры он владел весьма значительным, пусть и не чрезмерным, состоянием, в том числе несколькими домами в Санкт-Петербурге и Москве, а также деревнями под Москвой и в Лифляндии.

Остерман как глава ненавистной немецкой «правящей клики» (Елизавета сознательно делает акцент на противоречии между «прирожденными русскими» и «чужими людьми») подвергается аресту и заточению в Петропавловскую крепость вместе со своими сторонниками.

Следственная комиссия возвела на него множество обвинений:

– подписав духовное завещание Екатерины I и присягнув исполнить его, он изменил присяге;

– после смерти Петра II и Анны Иоанновны устранил Елизавету Петровну от престола;

– сочинил манифест о назначении наследником престола принца Иоанна Брауншвейгского;

– советовал Анне Леопольдовне выдать Елизавету Петровну замуж за иностранного «убогого» принца;

– раздавал государственные места чужестранцам и преследовал русских;

– делал Елизавете Петровне «разные оскорбления» и т. п.

За все это он как «государственный преступник» вместе с прочими обвиняемыми был приговорен к смерти, и в последний момент его, уже ожидающего казни на эшафоте, новая царица помиловала, заменив казнь на пожизненную ссылку (1742).

Историк Д. Бантыш-Каменский писал: «Солдаты, стащив тогда графа с носилок, положили его на плаху, к которой приблизился палач и, расстегнув воротник рубашки и шлафрока его, оголил шею. Все сие не более минуты продолжалось, как объявили графу Остерману, что императрица переменила смертную казнь его на вечное в Березов заточение. Солдаты подняли тогда графа и посадили снова на носилки. В то время потребовал он, чтобы ему подали парик его и колпак; надел их на голову и застегнул воротник у рубашки и шлафрока, не показав ни малейшей в лице перемены. Великий человек всегда, даже и в несчастье, является великим! В следующий день граф Остерман, мучимый сильной подагрой, отправлен был из Петропавловской крепости в Сибирь. Последние его слова состояли в покорнейшей просьбе, чтобы императрица не оставила милостивым и великодушным покровительством его детей».

Следует заметить, что дети его действительно не были «оставлены милостью»: старший сын, Федор Андреевич, дослужился до генерал-поручика, стал тайным советником, сенатором, а младший, граф Иван Андреевич, поднялся еще выше, он занимал пост канцлера России.

Угасание в далекой сибирской ссылке в те годы было едва ли не нормой завершения яркой политической карьеры в России – в том же Берёзове восемнадцатью годами ранее умер сосланный туда не без помощи Остермана Александр Меншиков, а в тридцатые годы туда ссылали князей Долгоруких, к чему Андрей Иванович также приложил свою незаметную руку. Сам же граф Остерман протянул на берегах неприветливой Сосьвы свыше пяти лет, больше, чем «полудержавный властелин», но меньше, чем даже более старый Бурхард Кристоф Миних, который отбыл в своей пелымской ссылке все двадцатилетнее царствование Елизаветы и вернулся затем в Петербург после реабилитации Петром III. Нет сомнения, впрочем, что, доживи Остерман до 1762 г. – и его бы тоже простили.

Справедливости ради надо сказать, что репрессии Елизаветы коснулись лично Остермана, но не его семьи и состояния. О детях Остермана мы уже писали, теперь несколько слов о его жене – Марфе Ивановне Стрешневой (родственнице бабки Петра Первого), статс-даме двора Анны Иоанновны. Она была вольна остаться в столице и пользоваться его имуществом и деньгами. Однако предпочла разделить с опальным мужем ссылку – так что отнюдь не жены декабристов завели на Руси этот обычай.

Итак, Андрей Иванович Остерман, один из искуснейших дипломатов Российского государства, прожил последние пять лет своей жизни в Сибири. О чем он думал в долгие зимние ночи в Березове, мы не знаем. Вспоминал ли он родной патриархальный Бохум и ту страшную ночь, когда в трактире «У Розы» он убил приятеля и искалечил свою жизнь. А может быть, вовсе не искалечил?! Если бы он не устроил этой драки, то кончил бы университет, стал пастором, профессором, задушил бы в себе честолюбивые стремления, мечты, не вошел бы в историю и умер бы безвестным.

И наконец, 21 мая 1747 г. в 4-м часу пополудни Генрих Иоганн Остерман окончил жизнь в том же самом Березове, где когда-то скончался Александр Меншиков.

Круг замкнулся. Случайность, мрачная ирония судьбы или воздаяние?

Судьба Остермана – горький конец одной немецкой карьеры в России? Или лишь временный «откат» перед началом истории успеха русского рода Остерманов, корнем которого был Генрих Остерман – немец, ставший крупным российским государственным деятелем, мысли и чувства которого, возможно, были все еще мыслями и чувствами немца, но жизнь и поступки были жизнью и поступками русского и служили России.

Остерман и его семья полностью были реабилитированы императрицей Екатериной II, графский титул подтвержден и, чего ранее не было, теперь уже официально был выдан графский патент «в знак высокой оценки заслуг графа Остермана» и его особой верности царскому дому – впечатляющий документ. Семейный герб заносится в геральдическую книгу российских дворянских родов.

Судьба распорядилась таким образом, что после смерти Андрея Ивановича род Остерманов не имел продолжения по мужской линии. Как уже говорилось выше, А. И. Остерман женился довольно поздно, в возрасте тридцати трех лет, на Марфе Ивановне Стрешневой. От этого брака родились три сына и дочь Анна (1724–1769).