Дисбат - Николай Чадович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первый момент Синяков растерялся. Он сразу понял, что угодил не в мелкий шухер, а в крутую заваруху, которая ожидалась давно, но, как всегда, разразилась внезапно. Сейчас здесь должно было стать так горячо, что у многих, даже не самых трусливых, на задницах вскочат волдыри и задымятся пятки. Надо было срочно решать, в какую сторону лучше направиться – вперед, к Димке, или назад, к Додику и Мансуру.
– Бесы! Бесы! – закричал кто-то невдалеке. – Вплотную подобрались! Дозор отрезали!
Эта жуткая весть мгновенно определила все дальнейшие действия Синякова. Подхватив с земли осколок кирпича – ничего другого просто под руку не подвернулось, – он бросился туда, где, по его представлениям, должен был находиться Димка.
Отовсюду вскакивали солдаты, вооруженные чем попало – начиная от факелов, в которых горело что-то, запахом напоминающее ладан, и кончая садовыми опрыскивателями, применяемыми дачниками для борьбы с яблоневой тлей и бабочкой-капустницей. На вершине холма гулко заколотили в пустотелое железо – скорее всего в котел, из которого до этого раздавали на обед борщ.
Синяков хоть и ошалел слегка, однако предупреждения насчет ловушек не забыл, а потому старался бежать след в след за каким-то крепышом, внушавшим ему доверие своим добротным снаряжением – самодельным жестяным щитом с прорезями для глаз и широким обручем, прикрывавшим шею до самых ушей.
Вокруг стояли шум и гам, скорее свойственные донельзя перенаселенному аду, чем пустынному Пандемонию – ревело пламя повсеместно разгорающихся пожаров, выли бесы в волчьем обличье, орали люди, им вторили бесы с человеческой внешностью, продолжал тревожно гудеть импровизированный набат, взрывались гранаты, хоть и малоэффективные против потусторонних созданий, зато укрепляющие боевой дух их врагов.
Откуда ни возьмись на длинных голенастых ногах выскочила какая-то фантастическая, не существующая в природе тварь – не то паук, не то комар, не то марсианин с полупрозрачным нутром и длиннейшим, похожим на шпагу жалом.
Бежавший впереди Синякова крепыш успел отбить атаку щитом, однако на ногах не удержался. Бесовская тварь мигом вскочила на него. Жало прошло сквозь прорезь щита и вонзилось в узкий промежуток между челюстью и защитным ошейником. Уж в чем-чем, а в практической анатомии исчадия преисподней разбирались прекрасно.
Синяков еще только подбегал к месту схватки, а просвечивающая насквозь утроба этого странного беса уже наполнилась густой багровой жижей. От удара кирпичом его хрупкая, как стекло, голова разлетелась вдребезги. Из обломка жала, оставшегося торчать в ране, фонтаном ударила венозная кровь.
Отбросив в сторону уже ненужный щит, Синяков склонился над раненым, чей взор быстро тускнел, а губы синели. Жало беса казалось тонким только издали. На самом деле его уцелевшая часть была почти точной копией старого русского штыка, только в сечении не трехгранной, а ромбовидной. Когда Синяков извлекал жало наружу, в глубокой открытой ране мелькнуло розоватое кольцо перебитой яремной вены, уже абсолютно опустевшей.
– Берегись! – Кто-то изо всей силы толкнул Синякова в спину.
Огромное крылатое существо – что-то среднее между летучей мышью и летучей акулой, – метившее в него, упало на своего обезглавленного сородича, который немедленно вскочил и помчался прочь, унося в утробе бесценную добычу. Крылатый бес, чье тело уже было сплошь утыкано топорами, пожарными баграми и осиновыми кольями, с пронзительными воплями погнался за шустрым кровопийцей.
Синяков, с головы до ног перепачканный цементной пылью, сорвал с себя опостылевшие бинты и вновь устремился туда, куда направлялось абсолютное большинство поднятых по тревоге бойцов.
Судя по быстро возрастающему числу пожаров, в зависимости от своего источника разукрасивших небо черными кляксами, рыжими хвостами и белесыми султанами, а также по сигнальным ракетам, взлетавшим все дальше и дальше по флангам, сражение шло уже повсеместно.
Так уж получилось, что бесы сумели скрытно преодолеть линию заграждений, стороной обошли дозоры и обнаружили себя только в непосредственной близости от позиций первой роты. Теперь городская промзона (вернее, ее мистическая тень, овеществленная в Пандемонии), некогда славившаяся своими домостроительными комбинатами, была заполнена ордами врагов рода человеческого. К счастью, большинство из них, по классификации Додика, принадлежали к самому распоследнему классу, даже само название которого было неприлично произносить.
Эти презираемые своими же собратьями ничтожества в лучшем случае могли напасть кучей на человека и, пока тот лупил и расшвыривал их, легких и слабосильных, как мартышки, нанести ему несколько укусов в наиболее уязвимые места. Тем не менее свалки, постоянно возникавшие по вине этого отребья, отнимали много сил и вносили сумятицу в ряды обороняющихся.
Немало бесов рангом повыше реяло в небе, но всех их очень скоро сбили. Пули, камни и арбалетные стрелы не могли причинить им особого урона, однако сильно вредили аэродинамическим качествам их крыльев.
Один из таких летающих монстров, прежде чем рухнуть на землю, где его уже поджидала достойная встреча, превратился в стаю мышей-полевок, сначала шустро разбежавшихся в разные стороны, а затем вновь (но уже в другом месте) соединившихся в единое целое, оказавшееся человекообразным существом вполне приличного вида. На такие подвиги были способны только бесы класса «Ахелой».
Синяков, продолжавший успешно продвигаться вперед, донимал всех встречных и поперечных одним вопросом: «Как мне отыскать дозор?»
– Какой именно? – переспрашивали люди с повышенным чувством самообладания.
– Тот, в котором Синяков и Шмалько.
Ответы он получал самые разные. Кто-то авторитетно заявлял, что в том самом месте, где прежде находился искомый дозор, бесы собираются провести кровавое пиршество, посвященное своей победе. Другой, наоборот, утверждал, что дозор продолжает держаться, демонстрируя при этом чудеса героизма. Большинство же просто махало на Синякова рукой – отстань, дескать, не до тебя.
Растворный узел, на недосягаемо высокой крыше которого несколько крылатых бесов терзали чье-то тело, уже остался позади. Эстакада целиком исчезла в едкой серой туче – это бесы, забравшиеся в вагоны, устроили из цементной пыли настоящую метель.
Солдат четвертой роты Мишка, пострадавший за сыновнюю любовь, карал бесов при помощи огнемета. Под воздействием высокотемпературного пламени одни из них превращались в живые факелы, а другие – в дымящиеся окорока, покрытые аппетитной румяной корочкой. Впрочем, на боеспособности бесов это мало отражалось.
Навстречу Синякову попался солдатик, судя по всему, уже выполнивший свой долг. Все на нем висело лохмотьями – и гимнастерка, и нижняя рубашка, и собственная кожа. Баюкая на груди окровавленный обрубок правой руки, он причитал сорванным голосом:
– Ой, мати ридна! Ой, яко горэ!
Дурное предчувствие заставило Синякова, уже проскочившего мимо, развернуться на сто восемьдесят градусов.
– Ты случайно не Шмалько? – обратился он к раненому.
– Вин самы, – с крестьянской непосредственностью ответил тот. – А хто вы будэтэ?
– Неважно. Где твой напарник?
– Димка?
– Ага, Димка. – Сердце Синякова на мгновение замерло, словно самолет, собирающийся свалиться в крутое пике.
– Бисов гоняе. От геройски хлопец!
– Далеко отсюда?
– Да ни! Винь за той цэгляной хатой.
«Цэгляная хата» оказалась бывшим лесопильным цехом, в котором от деревообрабатывающих станков остались одни только станины, а от пиломатериалов – груды стружки.
Внутри и вокруг цеха шла ожесточенная схватка с многочисленной волчьей стаей, чей вой полчаса назад и возвестил о начале атаки. Столь несвойственное для себя обличье бесы, в большинстве своем принадлежащие к классу «Гидра», приняли совсем недавно. В волчьей шкуре они чувствовали себя не совсем уверенно и допускали массу промахов, непростительных для серого племени.
При том, что Синяков был занят исключительно поисками сына, он не преминул заметить одну особенность, свойственную только этому месту. Раненые или выбившиеся из сил солдаты отступали к центру цеха, а волки не смели преследовать их там, хотя от ярости и вожделения едва не откусывали свои собственные хвосты.
Лишь приглядевшись повнимательнее, Синяков понял, в чем тут секрет. Посреди цеха из пучков сушеной полыни была аккуратно выложена какая-то геометрическая фигура, куда более замысловатая, чем уже знакомая ему пентаграмма. Все ее лучи, направленные во внешнее пространство, были дополнительно защищены загадочными знаками, похожими на древние иероглифы. Даже на Синякова, по складу своей души очень далекого от мистики, вся эта каббалистика произвела определенное впечатление.
Интересно, кто же является автором этой фигуры, так пугающей бесов? Димка? Вряд ли. Тут надо и в оккультизме разбираться, и в теософии. А он из всех наук до самого последнего времени выделял только механику, вернее, ту ее часть, которая была связана с устройством автомобиля. Хохол Шмалько? Маловероятно. Люди его типа с нечистой силой общаются только после употребления горилки. Скорее всего здесь поработал Дарий.