Следопыт - Александр Авдеенко

Существо из другого мира! И любопытно и омерзительно было Егорычеву смотреть на это страшилище. Он ненавидит то, что мы любим. Поклоняется тому, над чем мы смеемся. Глупость считает умом. Издевается над тем, что мы делаем. Сжигает и вытаптывает засеянные нами поля. Рыскает по ночам, а днем прячется от нашего солнца.

— Егорычев, ты конвоируешь впереди, а я сзади. Шагом марш!

Нарушитель резво, весело пошел вперед. Подпрыгивал и пританцовывал. Гремел цепочкой наручников. Хихикал и напевал:

У меня папани нет.Меня некому жалеть.Ой, да! Ой, да нет!Я люблю серебряный браслет.

Прощай, Аргон!

Собака взяла след двух нарушителей и всю ночь уверенно вела Смолина и тревожную группу. А перед рассветом сравнительно недалеко от железной дороги вдруг Аргон фыркнул, сердито мотнул головой и остановился.

Случилось невероятное. То, чего не бывало за все девять лет пограничной жизни Аргона.

Виновато виляет хвостом, беспомощно смотрит на Смолина и жалобно повизгивает.

— Ну, что, псина, устал? Давай отдыхай.

Рукавом бушлата смахнул росную влагу с пышной густой шерсти собаки и слегка надавил ладонью на крестец.

— Сидеть!

Он сел, но скулить и зевать не перестал.

— Успокойся, дружок! Тихо! Возьми себя в лапы. Не маленький. Не хлюпик и нытик. Боевая собака. Ну! Вот так. Молодец!

Туман стлался по низинам, по луговым травам. Под толщей облаков заблестел, затеплился первый уголек утренней зари. Посвежело. От земли сильнее повеяло сыростью. Поднялся ветер. Над темным лесом на краю кеба отчетливо проступала багрово-белая полоса, будто только что извлеченная из кузнечного горна. Стали видны деревья, каждое в отдельности. Гасли и проваливались в глубину небес звезды. Первая стая журавлей снялась с глухих озер и взяла курс на юг. С немыслимых журавлиных высот доносилось печальное, хватающее за сердце курлыканье.

Смолин стоял около Аргона, смотрел в темное небо, слушал журавлей и с наслаждением отдыхал. Тяжело досталась сегодняшняя ночь. Да разве только сегодняшняя? Редко какой рассвет заставал его в постели. Чаще всего новый день он встречал на пограничной тропе, в ночном дозоре, у контрольно-следовой полосы, в бою с врагами. Или в стремительном, как теперь, преследовании нарушителей.

Говорят, ко всему человек привыкает. И правда это и неправда. До поры до времени долг и молодость, сознание и сила, соревнование с товарищами, законное желание порадовать людей и показать себя в наилучшем свете действуют безотказно. Но есть предел и выносливости. В последнее время Смолин стал с горечью замечать, что бегает без прежней легкости и скорости, быстро, через какие-нибудь пятнадцать километров преследования, начинает спотыкаться и тяжело дышать. Огрузнел крылатый следопыт. Набрался лет. Летят, летят в прошлое годы. Недавно Сашке Смолину было двадцать, а теперь за тридцать перевалило. Аргон, кажется, еще вчера щенком был, а сегодня у него серебристая холка и глаза по утрам закисают. Одиннадцать ему исполнилось, двенадцатый пошел. Пора списывать. Старик. И он тоже бегает без прежнего азарта. И на своих врагов бросается осмотрительно, осторожно. И уже не прорывается без всякого толчка извне былая жизнерадостность, озорство. Стал очень спокойным, уравновешенным, серьезным. Не томится, не скучает в одиночестве. Может часами лежать в своей будке и безучастно смотреть в одну точку. Скоро, очень скоро придется распрощаться друзьям. Страшно и подумать об этом.

Аргон ткнулся своим холодным, чуть влажным носом в руку Смолина: все, мол, передохнул, могу работать.

Следопыт тяжело вздохнул, потрепал холку собаки.

— Ну что ж, веди, если отдохнул. Ищи! След!

Аргон пригнул морду к самой земле, а след не берет. Опять фыркает, скулит, виновато поджимает хвост и беспомощно оглядывается на Смолина. В чем дело, псина? Потерял след? Нет. На росной траве даже в неясном свете утренних сумерек достаточно хорошо видны двойные отпечатки обуви нарушителей. Вероятно, след обработан какой-то химией.

Смолин опустился на корточки, понюхал отпечаток и сейчас же отдернул голову.

— Что такое, старшина? — спросил Боря Васильев. — Чего скривился, как середа на пятницу?

— Дело пахнет керосином! Слыхал такое отчаянное ругательство?

— Ну?

— Нарушители обработали следы керосином.

— Ну и что?

— Все! Аргон вышел из строя.

— Почему? Разве он не чует керосина?

— Чует. Слишком даже чует. И нос воротит. Раздражитель чересчур сильный, чересчур грубый. И опасный. Придется нам с тобой, Боря, исполнять собачьи обязанности. Держи! — Он передал солдату поводок. — Отойди с Аргоном подальше и наблюдай.

Включил электрический фонарик, пригнулся к самой земле и медленно, ориентируясь по слабым, еле видным отпечаткам, пошел вперед. В некоторых местах, на твердой земле отпечатков вовсе не было. Приходилось искать в разных направлениях.

А время шло. Нарушители отрывались все дальше и дальше.

Скорость преследования резко упала.

Рассвело. Всходило солнце. Просыпался и начинал свою утреннюю жизнь лес.

Смолин, против обыкновения, не слышал песен птиц, не видел красок нарождающегося дня. Не до того. Продвигался вперед со скоростью черепахи, а нарушители… Если такими темпами будет продолжаться преследование, нарушители на два-три часа раньше пограничников доберутся до железной дороги, сядут на поезд — и поминай как звали.

Послышался топот лошади. Смолин обернулся. В желто-зеленой лесной прорези показался белый конь. На нем лихо, чуть-чуть боком, с фуражкой набекрень, со спущенным на подбородок ремешком, как настоящий казак, сидел начальник заставы капитан Шавров. Подскакал к следопыту, круто, картинно осадил жеребца, так, что тот на дыбы взвился. Спрыгнул на землю и веселыми глазами посмотрел на следопыта.

— Ну как, старшина, все в порядке?

— Нет, товарищ капитан.

— Потеряли след?

— Нет. Стоим на следу, но…

— В чем же дело?

Огонь потух в глазах у капитана, а вместе с ним и веселость.

— В чем дело, старшина? — властно повторил он.

— Дело пахнет керосином.

— Бросьте балагурить. Отвечайте толком, что случилось.

— Нарушители обработали следы керосином. Аргон отказывается брать. Я вот вместо него работаю.

— Ну и ну! Смотрите, до чего додумался! Смех и грех.

— Ничего смешного в этом не вижу, товарищ капитан. Керосин, как вы знаете, чересчур сильный раздражитель для Аргона.

— Смотрите, пожалуйста, какой он у тебя нежный! Где воспитывался? В пансионе благородных девиц или в пограничном собачьем питомнике? Ладно, хватит дискутировать. Давай, ставь своего Аргона на след. Дорога каждая секунда.