Город священного огня (др. перевод) (ЛП) - Кассандра Клэр

— Это, — проговорил он, — самое сумасшедшее из того, что мы когда-либо делали.

— А что если мы не сможем вернуться больше никогда? — спросила Изабель. На ее шее пульсировал рубин, сверкая, как стоп-сигнал, освещая ее лицо.

— Тогда мы хотя бы будем вместе, — ответила Клэри, и оглянулась на остальных. Она взяла руку Джейса с одной стороны, а с другой — руку Саймона и крепко их сжала.

— Мы пройдем через это вместе, и по ту сторону мы останемся вместе, — сказала она. — Не так ли?

Никто из них не ответил, но Изабель взяла другую руку Саймона, а Алек взял руку Джейса. На мгновение они замерли, всматриваясь в темноту. Клэри почувствовала, как Джейс слегка сжал ее руку.

Они сделали шаг вперед. И тени поглотили их.

— Свет, мой, зеркальце, — сказала Королева, положив свою руку на зеркало. — Покажи мне мою Утреннюю Звезду.

Зеркало висело на стене в спальне Королевы. Его окружали венки из цветов: роз, с которых никто не срезал шипы.

Внутри зеркала рассеивался туман, и оттуда выглянуло угловатое лицо Себастьяна.

— Моя прекрасная миледи, — сказал он. Голос его был спокойным и сдержанным, хотя на лице и одежде была кровь. Он держал в руках свой меч, а звезды на его лезвии — алые. — Я… вроде как занят прямо сейчас.

— Думала, ты захочешь знать, что твоя сестра и приемный брат только что покинули это место, — сказала Королева. — Они нашли дорогу к Эдому. Они идут к тебе.

На его лице отразилась хищная улыбочка.

— И они не заставили тебя пообещать им, что ты не расскажешь мне об этом?

— Заставили, — сказала Королева. — Но я не обещала им, что не расскажу об их уходе.

Себастьян засмеялся.

— Они убили одного из моих рыцарей, — сказала Королева. — Пролили кровь перед моим троном. Сейчас я не могу до них добраться. Ты же знаешь, мой народ не выживет в отравленных землях. Ты должен отомстить за меня.

Огонь в его глазах изменился. Королева всегда считала загадочными чувства Себастьяна к своей сестре и Джейсу, опять же сам Себастьян был еще большей загадкой. До того как он пришел к ней со своим предложением, она бы никогда не рассматривала всерьез союз с Сумеречными Охотниками. Их исключительное чувство чести не внушало ей доверия. У Себастьяна же таковое отсутствовало, что и заставило ее доверять ему. Великое искусство предательства было второй натурой Дивного Народа, а Себастьян был мастер по лжи.

— Я служу твоим интересам во всем, моя Королева, — сказал он. — Вскоре твой и мой народ возьмут бразды правления этим миром, и когда это случится, ты сможешь сама отомстить любому, кто тебя обидел.

Она ему улыбнулась. На стенах ее тронного зала все еще были пятна крови, а Королева все еще чувствовала покалывание от клинка Джейса Лайтвуда на своем горле. Ее улыбка была неискренней, но она знала достаточно, чтобы иногда позволять своей красоте сделать за нее свою работу.

— Я тебя обожаю, — сказала она.

— Да, — сказал Себастьян, блеснув глазами цвета темных облаков. Королева лениво размышляла, одинаково ли они думали друг о друге: любовники, которые, даже обнявшись, держали у спины друг друга нож, готовые вонзить его и предать. — Мне нравится, когда меня обожают. — Растянулся он в улыбке. — Я рад, что они идут. Пусть приходят.

Часть вторая

«Сера и соль, пожарище — вся земля;

не засевается и не произращает она,

и не выходит на ней никакой травы».

Второзаконие 29:23

14

Сон разума

Клэри стояла на тенистой лужайке, перед которой был невысокий холм. Небо над головой было ярко-синим, усеянное то тут, то там белыми облаками. Под ее ногами каменная дорожка вела к входной двери большого особняка, построенного из золотистого камня.

Он откинула голову, глядя вверх. Дом был милым: камни под солнцем были цвета сливочного масла, покрытые решеткой из вьющихся роз красного, золотистого и оранжевого цветов. Кованные железные балконы шли вдоль фасада, а в каждом были двойные арочные двери бронзового цвета из дерева, на которых были нарисованы крылья. «Крылья Фэйрчайлдов», сказал мягкий голос в ее голове. «Это усадьба Фэйрчайлдов. Она стоит здесь четыреста лет и еще столько же простоит».

— Клэри! — ее мама появилась на одном из балконов, одетая в элегантное платье цвета шампанского. Ее волосы были распущены, и она выглядела молодой и красивой. Ее изрисованные рунами руки были обнажены. — Что ты думаешь? Разве все это не выглядит восхитительно?

Клэри проследила за взглядом ее мамы, устремленным на газон. Там стояла арка из роз в конце прохода, по обе стороны которого тянулись ряды деревянных скамеек. По проходу были разбросаны лепестки белых цветов, которые растут лишь в Идрисе. Воздух был пропитан их медовым ароматом.

Она снова взглянула на маму, которая была уже не одна на балконе. Позади нее стоял Люк, обвив ее рукой за талию. Он был в рубашке с закатанными рукавами и классических брюках, как будто принарядился для праздника. Его руки тоже были увиты рунами: на удачу, для понимания, силы и любви.

— Ты готова? — крикнул он Клэри.

— Готова к чему? — спросила Клэри, но они казалось уже не слушали ее. Улыбаясь, они вернулись в дом. Клэри сделала несколько шагов вперед.

— Клэри!

Она развернулась. Он шел к ней по траве: стройный, с почти белыми волосами, которые светились в лучах солнца, одетый в черный костюм с золотыми рунами на манжетах и воротнике. Он улыбался. На его щеке была грязь, и он поднял руку, чтобы прикрыть глаза от слепящего солнца.

Себастьян.

Он был тем же и одновременно другим: он явно был самим собой, и все же его черты переменились. Скулы стали менее острыми, кожа загорелая, а не бледная. Его глаза…

Глаза светились и были зелеными как трава весной.

«У него всегда были зеленые глаза», сказал голос в ее голове. «Люди часто поражаются тому, насколько вы похожи: он, ваша мама и ты. Его зовут Джонатан и он твой брат; он всегда защищал тебя».

— Клэри, — сказал он снова. — Ты не поверишь…

— Джонатан! — пропел тихий голос, и Клэри удивленно перевела взгляд, увидев маленькую девочку, бежавшую по траве. У нее были рыжие волосы, такого же оттенка, как у Клэри, и они развивались позади нее как знамя. Она была босиком и одета в зеленое кружевное платьице, у которого были порваны манжеты и подол, отчего оно напоминало измельченный салат. Ей наверно было четыре года или пять — чумазая и очаровательная — когда она потянулась к Джонатану, он наклонился, чтобы поднять ее в воздух.

Она вскрикнула от восторга, когда он поднял ее над головой.

— Ой, ой, прекрати это, чертенок, — сказал он, когда она дернула его за волосы. — Вэл, я сказал прекрати, или я буду держать тебя вниз головой. Я не шучу.

— Вэл? — повторила Клэри. «Ну, конечно же, ее зовут Валентина», прошептал голос в ее голове. «Валентин Моргенштерн был великим героем войны; он умер в битве против Ходжа Старкуэзера, но прежде он успел вернуть Чашу Смерти и Совет. Когда Люк женился на твоей маме, они почтили его память, назвав в честь него их дочь».

— Клэри, скажи ему отпустить меня…ааа! — закричала Вэл, когда Джонатан перевернул ее вниз головой и слегка подбросил. Вэл дико захихикала, когда он опустил ее на траву, и она перевела чистые голубые глаза Люка, чтобы взглянуть на Клэри. — У тебя красивое платье, — как ни в чем ни бывало сказала она.

— Спасибо, — поблагодарила Клэри, все еще не до конца понимая, что происходит вокруг. Она посмотрела на Джонатана, который улыбался младшей сестренке. — Это грязь на твоем лице?

Джонатан поднял руку и коснулся щеки.

— Шоколад, — сказал он. — Ты ни за что не угадаешь, за чем я застал Вэл. Она обеими руками залезла в свадебный торт. Мне придется исправить это, — он прищурился, глядя на Клэри. — Окей, может не стоило говорить об этом. Ты выглядишь так, как будто сейчас упадешь в обморок.

— Я в порядке, — сказала Клэри, нервно теребя прядь волос.

Джонатан поднял руки, чтобы удержать ее.

— Слушай, я разберусь с этим. Никто в жизни не догадается, что кто-то съел половину роз на торте, — он задумался. — Я могу съесть оставшуюся половину, как будто так и было.

— Да! — воскликнула Вэл с того места на лужайке, где собирала одуванчики, белые стручки которых раздувал ветер.

— Также, — добавил Джонатан, — как бы я ни хотел не говорить этого, но тебе придется одеть туфли перед свадьбой.

Клэри оглядела себя. Он был прав, она была босиком. Босиком и в светло-золотистом платье. Подол вился вокруг ее лодыжек, как облако цвета заката.