«Бежали храбрые грузины». Неприукрашенная история Грузии - Лев Вершинин

6 июня не очень крупные (хватало только на повстанцев) части меньшевиков были разбиты около Джавы, еще два дня спустя, заняв Цхинвали, южноосетинский ревком провозгласил советскую власть «от Они до Душета». То есть на всей «осетинской» территории Шида Картли. Дальнейшие события «группа Вачнадзе» излагает весьма лаконично: «части регулярной грузинской армии и Грузинской народной гвардии подавили вооруженное восстание осетинских сепаратистов. В проведении успешных военных операций отличился начальник главного штаба Народной гвардии Валико Джугели». Коротко и ясно. Однако в данном случае простота хуже воровства. Все было куда сложнее. Сразу после падения Цхинвали грузинское правительство запросило Москву, как все это следует понимать, а получив естественный ответ типа «А мы-то тут при чем? Ваши внутренние дела…», начало решать проблему. Восставших официально объявили «врагами всего грузинского народа и виновниками всех бед Грузии», и в ночь на 12 июня в бунтующие уезды вошла карательная экспедиция во главе с начштаба Народной гвардии Валико Джугели, позже подкрепленная армейскими частями полковника Чхеидзе.

Страстная неделя

На сей раз, в отличие от марта 1918 и октября 1919 годов, грузины шли не усмирять, а карать. Между прочим, в чем-то понять их можно: повстанцы, как и всякие взбунтовавшиеся крестьяне, гуманизмом по отношению к грузинам, особенно замеченным в подавлении предыдущих мятежей, не отличались (хотя до смертоубийств дело доходило редко). Ответ, однако, получился, как ныне модно говорить, непропорциональный, главным свидетелем чего, как ни странно, стал сам Валико Джугели, в том же году опубликовавший мемуар «Тяжелый крест. Записки народногвардейца», отрывки из которого были мгновенно и с удовольствием расхватаны на цитаты большевиками (например, Троцким в труде «Между империализмом и революцией»), да и сейчас считающиеся тяжелой артиллерией в осетино-грузинских дискуссиях. «Враг всюду в беспорядке бежит, почти не сопротивляясь. Этих изменников надо жестоко наказать», – пишет талантливый журналист, волей судьбы ставший alter ego другого знаменитого социал-демократа, Густава Носке, «кровавой собаки» германской революции. В тот же день – новая запись: «Рано утром Цхинвал взят нашими… У нас почти нет потерь. Но среди гвардейцев страшное раздражение против неусыпных наших врагов, и потому уже сгорело несколько домов. Теперь ночь. Всюду видны огни. Это горят дома повстанцев. Но я уже привык и смотрю на это почти спокойно». Назавтра: «Всюду вокруг нас горят осетинские деревни… В интересах борющегося рабочего класса, в интересах грядущего социализма мы будем жестоки. Да, будем. Я со спокойной душой и чистой совестью смотрю на пепелище и клубы дыма… Я совершенно спокоен. Да, спокоен». Следующим утром: «Горят огни… Дома горят… С огнем и мечом…». Ближе к ночи: «А огни горят, горят, горят…». Ночью: «Теперь всюду огни… Горят и горят… Какая-то страшная, жестокая и феерическая красота… И, озираясь на эти ночные яркие огни, один старый товарищ печально сказал мне: «Я начинаю понимать Нерона и великий пожар Рима». На все про все карателям понадобилось менее десяти дней. 20 июня поставили к стенке 13 арестованных вожаков мятежа, «правительство Советской Южной Осетии» в почти полном составе. Но война, в конце концов, везде и всегда война. Главная беда заключалась в том, что, хотя власти в выражениях не стеснялись, все их приказы и декларации относились только к «мятежникам, стремящимся силой оружия» и так далее. Прогрессивная же тифлисская общественность, привычно взвинчиваемая свободной прессой, требовала совсем иного. Как минимум, по выражению ведущего политического обозревателя влиятельной газеты «Эртоба» (20 июня), «полной и окончательной расправы с изменниками, ядовитыми змеями с их детенышами, которые должны быть поголовно уничтожены».

Особенно усердствовали те, кому не нравился сам факт заключения договора с большевиками. А таких было немало, и что бы ни имел в виду сам Жордания, он, как лидер демократического, дорожащего симпатиями электората правительства, не мог не идти в заданном «бомондом» фарватере. Поголовно, правда, не получилось. Но практически все села региона были сожжены, очень много (по разным источникам, от 3 до 5 тысяч людей, в том числе детей и женщин), тысячные толпы беженцев хлынули через перевалы. В понимании «группы Вачнадзе» это называется «Россия была вынуждена временно отступить». Согласно трактовкам «идейных» осетинских историков случился «геноцид». Так вот, геноцида, безусловно, не было. Ни Жордания в столице, ни Джугели на месте событий не ставили целью уничтожить осетин, как этнос. Однако осетинам от этого легче не было. Можно, конечно, не принимать в расчет мнение Филиппа Махарадзе: «Кара обрушилась не только на джавских осетин, поднявших восстание, но и на все осетинское население Грузии. Вообще все осетины объявлены вне закона, признаны врагами грузинского народа, над ними производятся всевозможные насилия, побои, оскорбления, избиения, вплоть до насильственного изгнания». В конце концов, Филипп Иессеевич, один из лидеров грузинских большевиков, может быть и субъективен. Но вот в объективности Григория Свирского, никак ни той, ни другой стороне не сочувствующего, а всего лишь изумленного увиденным, сомневаться не приходится. Его рассказ, 40 лет спустя записанный Бенедиктом Сарновым, – всего лишь беглая, без всякого намека на политику путевая зарисовка постороннего человека, – свидетельствует о такой ненависти осетин к грузинам, что читать даже несколько жутковато.

В кольце врагов

Насколько можно судить (мне, во всяком случае, представляется так), именно с этого момента, а вовсе не изначально, как пытаются изображать некоторые российские исследователи, режим «Первой Республики» превращается из классической, хотя и не лишенной флера милой экзотики социал-демократии в нечто, очень похожее на еще неизвестный миру национал-социализм. Схватка лондонских бородачей с бородачом из Тифлиса завершилась нокаутом в пользу Ильи Григорьевича. Все неурядицы, все ошибки и неудачи с этого момента начали приписываться проискам врагов, которые везде и озабочены исключительно тем, как лучше навредить «миролюбивой и демократической Грузии». Русские (белые) были виноваты в том, что не согласились отдать «исторически грузинские» Сочи и Туапсе, и русские же (красные) в том, что осетины бунтуют и требуют каких-то особых прав. Осетины в том, что вынудили подписать договор с русскими. Немцы, доннерветтер, просрали войну. Англичане не хотят признавать. Турки отняли «исторически грузинские» земли, а теперь это святое наследство за так досталось азербайджанцам, которые, ясное дело, тоже виноваты. На армянах вообще столько грехов, что перечислять придется годы и годы. Про «диких апсуйцев» и говорить не приходится, тут всем все ясно.

Короче говоря, дает метастазы заложенная за полвека до того и усугубленная непомерными амбициями болезнь. Та, которую Ричард Беховер, тогда же выпустивший в Лондоне книгу «В деникинской России» (где, к слову сказать, не щадит никого, а если кому-то и симпатизирует, то именно меньшевикам), определяет, как «классический пример превосходящего всякие пределы шовинизма малой нации». При этом специально поясняя, что диагноз относится «и к захватам территории вне своих пределов, и к бюрократической тирании внутри государства». Раньше, в 1918—1919-м, этого хотя бы официально стеснялись, в середине 1920 года такая идеология стала фактически официальной; власти начали руководствоваться ею, не сознавая, что тем самым расшатывают под собой и без того не слишком прочный табурет. Даже слово «автономия» становится сродни ругательству, и при этом под раздачу попадают не только «тайные враги» и «агентура тайных врагов», но уже даже свои в доску.

После 8 июля, когда англичане наконец-то эвакуируют Аджарию и грузинские войска занимают Батум, Тифлис напрочь забывает о гарантиях «самой широкой автономии грузинским мусульманам» и категорически отказывается вспоминать, игнорируя изумление Мемед-бега. Типа, вам, правоверные, посещать мечеть никто не запрещает, так какие вопросы? А вопросы были. «После восстановления в Аджарии юрисдикции Грузии, – аккуратно описывает ситуацию «группа Вачнадзе», – из-за ошибок, допущенных центральной властью, силы прогрузинской ориентации продолжали работать в неблагоприятных условиях». То есть до воссоединения стремились воссоединиться, а как только воссоединились, настроения резко изменились: все, что было наработано кланом Абашидзе – в результате очевидного обмана со стороны Тифлиса, – сошло на нет, а общественные симпатии качнулись в сторону Турции. Между прочим, опасно усиливающейся Турции Кемаля, а не умирающего султаната.

Восстание ликанов

Насчет Абхазии и говорить нечего. Угробив массу сил на превращение «самой широкой автономии» в ширму и таки многого добившись, Ной Николаевич вместо того, чтобы как можно скорее оформить достигнутое юридически, начал тормозить процесс, уничтожая собственные достижения. Три проекта «автономной» конституции, один другого краше и удобнее, зависли без рассмотрения. Если в Сухуми кто-то позволял себе заговаривать на эту тему, из столицы приезжали суровые люди и объясняли унтерменшам, с какого дуба они слезли. Объясняли столь конкретно, что под конец обиделся даже на все заранее согласный, совсем ручной Варлам Шервашидзе, жалобно заявивший на одном из заседаний Совета, что «отношения между Грузией и Абхазией до сих пор не оформлены, а следовательно, юридически не обязательны для обеих сторон и что около трех лет народ Абхазии ждет Конституции». На бедолагу даже не соизволили цыкнуть. Зато развернули программу «патриотической национализации» региона, интенсивно внедряя грузинский язык в школах, больницах и административных органах сверху донизу, разъяснив, что «граждане Грузии все грузины и должны общаться на государственном языке». Для несогласных – сперва без ведома Совета, а затем и вопреки его категорическому протесту, – прямым распоряжением из Тифлиса учредили «военно-чрезвычайный суд», действовавший на основании «особого порядка» и всего за полгода приговоривший к разным видам наказания 129 горлопанов. В том числе 20 – к расстрелу. Собственно, режим был круче, чем во времена «генерал-губернаторства». Тогда, по крайней мере, не отрицалось, что «самая широкая автономия» когда-нибудь, после окончательного сокрушения всех врагов, все-таки будет. Теперь не было и этого. Когда в ноябре делегация Народного Совета прибыла в Тифлис, надеясь, как предполагалось по закону, «на паритетных с делегатами Учредительного собрания началах» приступить к разработке конституции Абхазии, правительство Грузии наотрез отказало абхазам (дрессированным и лояльным по самое не могу) в их совершенно естественном праве. Правда, объяснив, что в Тифлисе достаточно квалифицированных юристов, которые уже почти подготовили окончательный вариант «Положения об автономном управлении Абхазией», а доверять такое важное дело невесть кому никак не возможно. После чего взбесились даже самые дрессированные, ручные, прикормленные и послушные, включая даже большинство приезжих «тифлисцев», 4 января 1921 года заслушавших и утвердивших вариант конституции, проигнорированный боссами. Между прочим, инициировал обсуждение батоно Варлама (!!!), и добавить к этому нечего.