Расссказы разных лет - Лев Маркович Вайсенберг

И вдруг неудержимый порыв сделать что-то хорошее, важное охватил Женю:

— Хотите, я подарю свой микроскоп кружку?

От неожиданности предложения все смолкли, переглянулись. Первым пришел в себя Володя.

— А что скажет мать, когда узнает? — спросил о».

— А что она может сказать? — воскликнул Женя тем грубоватым тоном, каким часто говорят о родителях подростки, когда хотят подчеркнуть свою возмужалость, независимость.

— Ох, Женька, смотри — влетит тебе! — предупреждающе выкрикнул кто-то из задних рядов.

Женя небрежно махнул рукой:

— Микроскоп — мой, целиком и полностью. Хочу — продам, хочу — сломаю, а захочу — подарю. Это мне сама мама подтвердила.

— А ты не врешь? — усомнился тот же голос из задних рядов.

— Даю честное комсомольское!

Юннаты снова переглянулись. Доводы Жени всех легко убедили, даже Володю.

— Ну, если так... — сказал он растроганно и протянул Жене руку. — От имени кружка — спасибо!

Мальчики стали качать Женю, подбрасывали в воздух. Этим и был завершен торжественный акт передачи микроскопа кружку.

Спустя несколько дней Ольга Павловна спросила:

— Женя, я что-то не вижу микроскопа — где он?

— Я оставил его в кружке, — ответил Женя уклончиво.

— Смотри, как бы его не испортили, — обеспокоилась Ольга Павловна.

— Да что ты, мамочка!..

Однажды, когда Жени не было дома, зашел Володя.

Ольга Павловна предложила ему дождаться Женю.

— Как тебе понравился Женин микроскоп? — спросила она.

— Лучшего я и не видал! — воскликнул Володя. — Ах, Ольга Павловна, если бы вы знали, как Женя удружил нам своим подарком!

— Подарком? — Ольга Павловна удивленно подняла бровь.

— Дело в том... — смущенно пробормотал Володя, поняв, что сказал лишнее, но Ольга Павловна прервала его:

— Я хочу знать, подарил ли Женя свой микроскоп или только дал его в пользование кружку?

Глаза ее смотрели испытующе строго, и Володе не оставалось ничего иного, как признать:

— Подарил... — Он видел, что Ольга Павловна недовольна, и принялся выгораживать Женю, сказав, что авторитетом старосты кружка он уговорил Женю отдать микроскоп.

Но Ольга Павловна не слушала его.

Когда Женя вернулся, Володи уже не было.

— Ты почему отдал мой подарок? — спросила Ольга Павловна.

— Кружку такой микроскоп нужнее, чем мне, — ответил Женя, чувствуя, что надвигается беда.

— Я подарила его не кружку, а тебе! — сказала Ольга Павловна, подчеркивая последнее слово. — Почему ты не спросил моего разрешения или хотя бы совета?

— Но, мамочка! — воскликнул Женя не то с удивлением, не то с досадой. — Ведь когда ты его мне подарила, ты сама сказала что он мой, целиком и полностью, и значит, я имею право им распоряжаться, как хочу. Разве не так? Скажи сама!

Ольга Павловна молчала.

Да, пожалуй, так. Она сама подтвердила это нелепое «целиком и полностью» и, значит, незачем теперь упрекать мальчика. Ко всему, он не продал свою вещь, как это нередко случается с мальчишками, когда им нужны деньги на кино, на папиросы или еще на что-нибудь. В сущности, он отдал свою собственную вещь для дела, которым увлечен. Нет, положительно, в этом нет ничего дурного!

Так говорил в Ольге Павловне разум. Но кто-то в глубине ее сердца шепнул:

«Какой у тебя нечуткий сын! Отдать твой, твой подарок!»

Она почувствовала себя обиженной, оскорбленной.

— Работу но математике вернули? — спросила она, стараясь заглушить в себе обиду.

Женя молча положил тетрадь на стол. Ольга Павловна быстро перелистала ее, взглянула на отметку. Нет, Жене сегодня положительно не везло! К обычным гордым пятеркам сегодня примкнула жалкая тройка!

— Не густо, — сказала Ольга Павловна.

— А мне хватает и тройки! — ответил Женя, резким движением взяв тетрадь со стола.

Ольга Павловна молча пожала плечами, принялась печатать на машинке.

Перед тем как лечь спать. Женя по обыкновению подошел к матери пожелать ей доброй ночи, поцеловать. Как непривычно холодно ответила она ему в этот вечер!

«Ах, так! — подумал Женя. — Ты еще считаешь себя правой! Ну, ладно же!..»

На следующий вечер Женя к Ольге Павловне не подошел.

«Не пожелать мне доброй ночи, не поцеловать — такого еще никогда не было!» — думала она, лежа в темноте с открытыми глазами.

Обычно вечерами они подолгу беседовали. Сын делился с матерью событиями своей мальчишеской жизни. Мать была внимательной слушательницей, доброй советчицей. Она также делилась с ним — сын был уже взрослый мальчик, мог многое понять. А с этих недобрых дней они обменивались лишь короткими словами о самом необходимом. Особенно избегали они касаться кружка и всего с ним связанного. Порывистый, незлопамятный, Женя не раз принимался рассказывать о кружке, но всякий раз обиженный взгляд матери и холод во всем ее облике сковывали его.

Как-то Ольга Павловна рассказала о своей обиде на сына старушке соседке.

— Теперешние дети родителей не почитают, — угрюмо сказала та. — Для нас слово отца или матери было законом. А теперь все дети эгоисты, стиляги, не жалеют ни отца, ни мать, только знают, что думают о себе.

— Да, — печально согласилась Ольга Павловна. — Даже мой Женька растет таким.

В глазах окружающих всё в жизни Ольги Павловны и сына казалось таким же, как прежде. Ольга Павловна следила, чтобы Женя вовремя поел, заботилась о его одежде, просматривала его тетради. Но Жене казалось, что мать, делает всё это, словно не замечая его присутствия. Дома он стал чувствовать себя лишним, чужим.

А в школе, в кружке юннатов, напротив, всё шло хорошо.

Однажды, вернувшись из школы, Женя застал Ольгу Павловну сидящей за столом и штопающей его свитер. В ее взгляде не было сейчас натянутости и холода, и Женя, подойдя к ней и положив руки на спинку стула, тихо спросил:

— Ты всё еще сердишься на меня?

Ольга Павловна, не отрываясь от работы, с Преувеличенным удивлением спросила:

— А разве ты чем-нибудь меня обидел?

— Ты недовольна, что я отдал микроскоп?

— А разве он не твой? Ведь я его тебе подарила — «целиком и полностью» — и значит, ты имел право им распорядиться. — Она с горькой усмешкой возвращала ему его доводы. — Но... — Она помедлила, затрудняясь найти нужные слова. — Я думала, у тебя есть хоть кайля чуткости ко мне, считала, что ты меня любишь, уважаешь. Мне казалось, что мой подарок ты