Белая малина: Повести - Музафер Дзасохов

Анкал приехал после каникул не один, он привез с собою мать.

— Сегодня, ребята, я должен пойти с мамой в театр, — торжественно объявил он. — Только и тебе, Казбек, придется пойти с нами.

Не успел я его расспросить, как в дверь постучали.

— Войдите, — сказал я.

— Ну, смелее, смелее, — крикнул Анкал.

И тут я увидел Земфиру.

— Входи, входи, Земфира, — Анкал поднялся ей навстречу. — Вот это гостья!

— Я хотела бы видеть ваших соседей, — тихо сказала Земфира.

— Придут и соседи, куда они денутся. Посиди с моей матерью. Впрочем, сначала подай ей руку и познакомься. Нана, посмотри хорошенько, не похожа ли она на твою дочь?

— Пусть живет на радость тем, чья она дочь, — сказала старушка и обняла Земфиру.

Земфира присела рядом.

— Что это ты вдруг вспомнил о сестре? — спросила старушка у Анкала. — Она и в самом деле похожа на нашу девочку. Вот удивительно!

— А что я тебе говорил!

Анкал вытащил из-под стола плетеную корзину, достал аккуратно завернутые в салфетку три пирога и вареную курицу.

— Пригласи своих друзей, — сказала мать Анкалу. — Сегодня ведь воскресенье.

Тут подошли наши ребята.

— Угощайтесь пирогами, — предложил им Анкал. — А мы в театр пойдем. Мы вам оставляем пирог, а на нашей свадьбе будут музыка да танцы…

Анкал мне и раньше говорил, что хотел бы пойти с матерью на спектакль «Две свадьбы». Он уже несколько раз водил ее в осетинский театр.

Земфира, я подметил, сидела точно на иголках. Но Анкал предложил:

— Мы приглашаем и тебя в театр. Прошу, сделай это ради меня. Не то моей маме без спутницы будет скучно.

Земфира сначала отказывалась, но ей не хотелось обидеть старую женщину.

— Вот только я своих не предупредила, и они будут волноваться…

— Об этом ты не беспокойся, — сказал ей Анкал. — У нас еще есть время, ты забежишь к своим. Договорились?

Так мы попали в осетинский театр. Анкал заранее купил билеты. Мы прошли в гардероб. Анкал помог матери снять пальто, а, обернувшись ко мне, сказал повелительным тоном:

— Ну, что же ты не помогаешь Земфире?

Мне, признаться, и самому хотелось быть повнимательней к Земфире, но я как-то растерялся. Слова Анкала придали мне смелости. Я отложил свое пальто в сторону и взял пальто Земфиры.

Наши места были в третьем ряду. Я уже трижды бывал в театре, но еще никогда не сидел так близко от сцены. Но это не главное. Рядом была Земфира. Если бы не Анкал, Земфира села бы между ним и матерью, но он запротестовал:

— Э-э, не так, не так, — показал он Земфире место рядом со мной, — садись, Земфира, вот сюда, а не то я потеряю из виду свою мать.

Вначале я хотел положить руки на подлокотники. Но со мной всегда так случается: чем осторожнее я хочу быть, тем неуклюжее становлюсь. Локоть мой поскользнулся, и я задел Земфиру. Я покраснел до ушей и сидел ни жив ни мертв, хотя и сделал вид, будто ничего не произошло. Мне надо было бы повернуться к Земфире и попросить прощения, но я не смог выговорить ни единого слова.

Меня охватила какая-то оторопь, и я упорно уставился на сцену. Ах, лучше бы Земфира меня не видела. Я вжался в кресло и молчал.

Но тут Земфира повернулась ко мне, извинилась и слегка отодвинулась.

Хорошо, что в этот момент свет в зале погас и поднялся занавес.

Краешком глаза я все же посмотрел на Земфиру. Она словно почувствовала мой взгляд и едва заметно улыбнулась. Я не знал, куда мне от стыда деться, а она спокойно улыбается! Впрочем, тут до меня дошло, что спектакль начался, зал смеется, а я все о подлокотнике кресла думаю.

После спектакля Анкал с матерью отправились к родственникам, а я проводил Земфиру до дома.

В общежитие я несся, словно на крыльях. Радость переполняла меня. Я готов был обнимать Анкала. Если бы всего каких-нибудь три часа назад мне сказали, что сегодня я пойду в театр с Земфирой, я ни за что бы этому не поверил.

XXXVIII

Кто бывал в горах, знает: ледник живет вечно, а снег — всего лишь несколько дней. Так вот и от зимы не то что снега, а и ветра не осталось. Земля потемнела, набухла, а потом все вокруг зазеленело и зазвенело.

Говорят еще и так: весна — это мать сирот. По мне, так весна — основа всего доброго, что только есть на земле. Когда земля просыпается от сна и жизнь приходит в движение? Весной. Когда надежды и мечты человека обрастают крыльями? Весной. Когда звери, птицы, растения — все живое — начинает радоваться сверкающим солнечным лучам? Опять-таки весной.

Если вдруг зима не наступит, мало найдется людей, кто будет скорбеть об этом. Но если на землю не придет весна, это остановит жизнь. Потому-то так ждут прихода весны, потому-то она и приносит людям счастье, веселье, улыбку и песню.

Весна — это цветы. Они говорят нам о красоте жизни, они ее нежное дыхание. И конечно, весна преображает девушек. Скорлупа, в которую их загоняет зима, как бы ломается, и, подобно нежным росткам, они пробуждаются к новой жизни. Вон поглядите на наш институтский двор! Как много красивых девушек! Весна всем им очень к лицу.

Март и апрель — первые провозвестники весны. Но они рождаются для того, чтобы под звон капели как можно лучше принарядить май. Свои лучшие песни, самые нежные слова весна приберегает для мая.

Когда май входит в силу, он разбрасывает свои белые одежды по улицам городов и сел, по просторам степей, по горным долинам и утесам.

Какая же удивительная пришла весна! Никогда еще не было такой весны! Чем холоднее и суровее зима, тем приятнее для человека бывает весеннее пробуждение природы.

В один из субботних вечеров я сидел в саду под алычой.

Бади проходила вдоль плетня и что-то напевала себе под нос. Я услышал странную песню.

Две жены  —  вдвойне несчастье,Три жены  —  тулупа нет…Если я совру, так пусть Жернова язык прищемят.Р-а-а-а!

— Бади! — позвал я ее.

Девочка развернулась на месте и посмотрела в мою сторону.

— Я тебя зову, Бади.

— Где ты?

— Вот он я, под алычой…

Только сейчас она меня заметила.

— Кто тебя научил этой песне? — спросил я.

Бади смутилась, она думала, что ее никто не слышит.

— Так ласточка, наверное, поет, да? — попытался я прийти ей на помощь.

Бади приподняла голову, засмеялась и кивнула в знак согласия…

Я вспомнил песню Бади, когда приехал в город. Удивительно: почему в песне ничего не говорится о тех, у кого одна жена?

А почему это вдруг такие мысли пришли ко мне? Ведь я, кажется, не собираюсь жениться.

— Дружок, рано тебе еще сидеть на скамейке! — услышал я голос своего друга Темырцы.

— Что же это ты задерживаешься, или тебе надо специальное приглашение посылать? — набросился я на Темырцы. — Ведь ты сам сказал, что больше пяти минут на задержишься?

— Сказал, сказал… Это верно. Ты не сердись. — Темырцы присел рядом и закурил. Дым табака окутал меня.

— Ты еще не знаешь, с какой стороны надо подносить спичку к папиросе, а уже строишь из себя бывалого мужчину, — проговорил я, отгоняя от себя кольца дыма. — Ведь ты не куришь!

— Может быть, и ты закуришь?

— Нет, я не прикоснусь к табаку. Я однажды попробовал закурить, но ничего хорошего в табаке не нашел. Что не идет на пользу человеку, то идет ему во вред, а потому я и бросил курить. А ты увидел красивую девушку и сразу же папиросу в зубы. Посмотри, какой мужчина!

— Не говори так строго. По-моему, от тебя все еще попахивает табаком.

— Послезавтра исполнится пять месяцев с тех пор, как я бросил курить.

— За папиросу вновь хватаются не только через пять месяцев, но и через пять лет.

— Я не из тех. Если уж сказал, что бросаю, то слово сдержу.

— Я тоже собираюсь бросить курить.

— Бросай, пока не пристрастился к табаку.

— Ты думаешь, другие так уж нуждаются в этом зелье?

— Скажи лучше, где ты задержался?

— О вас, мой друг, заботился.

— О ком, говоришь, заботился? Ты что, меня на вы называешь?

— Твоя знакомая Земфира попросила меня перевести ей несколько страниц старославянского.

— А у тебя что, языка не было, сказал бы, что я тебя жду.

— Сказать-то я сказал, только ты не такая уж важная птица. Земфира ответила: «Ничего, подождет».

Мое сердце вновь защемило. Зря, конечно, я ругал Темырцы. Я бы и сам помог Земфире, если бы она попросила. Впрочем, мы с Темырцы никогда не ругаемся. И Земфира знает о нашей дружбе и старается поддерживать хорошие отношения с Темырцы. И в то же время она меня как бы поддразнивает. Мол, твой лучший друг и для меня тоже что-нибудь да значит. Вот я разговариваю с ним, и меня никто ни в чем не упрекнет, потому что все знают, что между нами только дружеские отношения. А вот если бы я разговаривала с тобой, как с Темырцы позволяю себе разговаривать, многие бы институтские языки зашевелились. И вообще, ничего с тобой не случится, если немного поревнуешь.