Время созидать - Ирина Кварталова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обменяем деньги, найдем комнатку, – просто сказал он. – Работу.
– Значит, в кости ты играть больше не намерен?
– Только если понадобится.
– Хорошо, что «если», а не «когда», – усмехнулась Тильда.
В руке она сжимала соран – настолько важный здесь клочок бумаги, ценнее любого золота. А больше – больше у них не было ничего.
– Мы же не одни тут из Республики, – сказал Саадар. – Найдем адрийцев, может, узнаем что, а может, тут тоже есть «Рука». Как думаешь?
Тильда пожала плечами.
– Может, тут и твои знакомые есть…
– Возможно и есть.
– Ты… не хочешь искать их?
– Нет.
– Это не унижение. Просить о помощи – это не унижение. Унижение – сдохнуть как вшивый пес в канаве, ясно?
– Именно так я и сдохну, – едко произнесла Тильда. – Как вшивая сучка.
На миг Саадар растерялся – столько силы и злости она вложила в эти слова. А потом перехватил ее запястья так, чтобы она видела свои руки.
– Смотри.
Она посмотрела на них – в тонких шрамиках, с криво обрезанными ногтями, с твердыми мозолями, с загрубевшей кожей.
– На что же?
– Разве это руки – как ты сказала – вшивой сучки?
Дыхание перебило.
– Ответь мне.
Поперек горла словно встала тонкая, врастающая вовнутрь кость, которую никак не вытолкнуть из себя.
– Тильда.
Спазм сдавил грудь. А Саадар терпеливо ждал ответа, спокойно сидя напротив. И в этой спокойной позе и в спокойном лице, хоть и очень усталом и будто постаревшем, в глазах и в выражении было что-то… Что-то такое, чем он гордился, что нес, как несут знамя.
Этот взгляд ударил ее сильнее, точнее бранного слова.
Злость, поднявшаяся в ней, опала.
– Чем я заслужила…
– Это? – Саадар указал рукой на небо, дома, дерево. – Тем, что была порядочным мастером?
Тильда рассмеялась горьким нервным смехом.
– Порядочной дурой, ты хотел сказать?
– Клянусь средним пальцем правой ноги, что к завтрашнему дню ради тебя я ограблю караван, на награбленные деньги куплю корабль, и мы с Ароном сделаемся пиратами. И тогда добудем для тебя золото, и рубины, и голову какого-нибудь поганца из Сената. Договорились?
Он отпустил ее руки, а потом вложил в ладонь принесенный фрукт.
Ребяческая, глупая шутка, но отчего так потеплело внутри? И чернота как будто съеживалась, истаивала от солнечных горячих лучей, уходила.
На земле валялась раскрытая книжица. Тильда подняла ее и без колебаний вырвала последний лист с той черной дырой в середине, похожей на выжженный след. Скомкала лист и выбросила прочь.
3
– Поди, неплохо устроились? – довольный собой, спросил Саадар. Вид у него был как у того самого философа, что обретался в глиняном сосуде. – Все случается в первый раз, ну дык чего горевать попусту?
Комнату они не нашли – даже местечка в каком-нибудь общем зале вроде того, где они ночевали в Гритте – все заведения оказались под завязку забиты приезжими, хотя, как подозревала Тильда, дело было в том, что двум беднякам с ребенком проще было отказать. Она сразу сообщила, что ночевать на берегу – идея плохая, и лучше под мостом, но Саадар знал, что делать. Скалы, которые ему понравились, защищали от ветра, прилив до них не доставал, а вокруг – пустота. Нищие и бродяги предпочитали жаться поближе к жилью.
Тильда решила положиться на его чутье и опыт, и вышло хорошо: старая лодка, которую он приспособил как крышу на случай дождя, скрывала и маленький костерок. Половину лодки будто откусил кто-то – Арон решил, что морской змей, но под второй половиной вполне можно было спать. А изгнившего дерева и сухих водорослей для костра вокруг хватало с избытком.
– Это только кажется, что песок мягкий, – хмуро ответила Тильда. – А под утро…
Саадар, ни слова не говоря, сходил и набрал огромную охапку сухой травы, накрыл широкими пальмовыми листьями и устроил великолепную постель.
– Живем как богачи!
Он шутливо сдернул воображаемую шляпу:
– Кушать подано, господа!
И ужин у них вышел – ничуть не хуже, чем у ниархов: Арон нашел мидии, а Тильда показала Саадару, как ловить мелких рыбешек в волнах. Рыба, зажаренная с остатками тех фруктов, что наверняка были сворованы из чьего-то сада, и хлебом, была вкусна отменно – а может, все они просто слишком устали от червивых корабельных сухарей и изголодались по обычной человеческой еде.
Они сидели у костра, пока Арона не сморил сон, и разговор то тянулся медленно и вяло, то прерывался. Неловкость за сказанное днем все еще лежала на плечах, наливаясь тяжестью. И когда эта тяжесть стала непереносима, невозможна – Тильда согласилась с Саадаром поискать помощи у адрийцев.
Старая, пропахшая рыбой лодка тихо стонала, будто тоскуя о море, хотя море – вот оно, рядом, лишь дотянись рукой. Мягко шлепали о песок волны, набегая и возвращаясь, и так без конца.
Тильда вслушивалась в эти знакомые с детства звуки, вспоминая юность – ведь была же в ее жизни радость дружеских бесед и общих тайн, ночных прогулок и купаний в море, – но юность ускользала быстрым солнечным зайчиком, который появился – и нет его.
Спиной она чувствовала тепло Саадаровой широкой спины. Он сидел, завернувшись в кусок парусины, и, кажется, дремал.
Она и сама задремала и проснулась оттого, что с треском что-то обрушилось в костре, а может – оттого, что во сне кто-то гладил ее по волосам, по плечу.
Саадар все так же неподвижно сидел, глядя куда-то в сторону.
– Ты не спишь, – проговорила она глухо.
– Не спится.
– А мне снилась матушка. Она стояла… и…
Море снаружи их маленького убежища шептало о чем-то древнем и важном. Древнем, как оно само, и важном, как вода и жизнь.
– Стояла – и протягивала мне отвес и мастерок, – договорила Тильда. Она поднялась, подобралась к костру и стала скармливать огню сухую траву, плавник.
Неловкое движение – и руку обожгло.
– Ну что же ты… – Саадар подошел, взял ее ладонь в свою, рассматривал пристально, нахмурясь.
И Тильда отвела взгляд.
– Ну что же ты… – повторил он тише. – Больно небось?
– Нисколечко.
Тильда улыбнулась, стараясь скрыть за улыбкой все то, что не хотела, не могла сказать. Но он видел и, наверное, понимал. Потому что вдруг обнял и не отпускал. И просто стоял, уткнувшись подбородком ей в макушку.
– Родинка моя, – выдохнул он. И поцеловал ее раскрытую ладонь там, где недавно ее поцеловало пламя.
Саадар укрывал ее, как щит – воина, как стена – город, как плащ – путника и как крыша – дом. Это мгновение замерло, медово-тягучее, странное мгновение, в котором – рождалась какая-то истина.
Тильда поняла ее. Отступила назад – всего на шаг, но горячее дыхание уже коснулось шеи, а пальцы – губ, так осторожно, так невесомо… От него резко пахло дымом и кожей, потом и металлом. Тильда снова отступила, и сама не знала почему, по старой привычке, ведь где-то там, глубоко, еще сидел ужас и тянулся к ней тонкими паучьими лапами, пытался выбраться… Нет.
Губы пересохли, а дыхания не хватало.
«Позволишь?» – спросил осторожным прикосновением ладони к плечу.
Позволю, ответила она неожиданно для себя, накрыв эту ладонь своей. Как это глупо, смешно, безнадежно, безумно!.. Сколько раз они спали рядом, спина к спине? Почему, Многоликий, сейчас, почему?..
Ее трясло, и Саадар гладил ее по плечам, успокаивая, и в его объятиях – такая уверенность, такое непререкаемое обещание, что все будет хорошо. И тогда она решилась – разом и безоглядно.
Что-то бормотали из своего угла воспитание, здравый смысл и стыд. Пусть, пусть бормочут! Слишком долго она слушала их голос. Кровь приливает к щекам, ее остужает взгляд серый, невидимый в темноте. Саадар высвобождает ее из оков одежды. Тильда замирает, предостерегающе упирается в его грудь рукой – нет, подожди, ведь Арон… и как же я могу, а если вдруг…
Рука слабеет, опускается. Не важно.
И тогда Саадар подхватывает ее на руки и несет к дюнам, и качаются с одной стороны – огоньки далекого города, а с другой – лунные блики, сливаясь друг с другом, схлестываясь и отплясывая, безумные.
«Забудь», – выводят его пальцы на ее ладони, когда они стоят друг против друга на песке.
Забуду – ладонь выгибается навстречу. Уже забыла. Разве бывает – так хорошо?
«Бывает».
И от этого сердце готово пробить ребра, от этого хочется кричать, пугая чаек, хочется смеяться и бежать куда-то – до изнеможения.
«Не боишься?»
– Боюсь. Очень боюсь.
«Доверься», – Саадар уверенно берет ее за руку, наклоняясь к запястью и целуя его.
Доверяю – выбивает ее маленькое, сошедшее с ума сердце, глупое сердце. Доверяю!
…хрупкий миг не-верия разбился, и Тильда ответила на поцелуи Саадара – сначала робко, потом – смелее. Приникла к нему, к его груди, слушала, как бьется его сердце, обнимала отчаянно, будто боялась отпустить, потерять. И поняла – да, боится. Не потеряйся, не уходи!
Жадные долгие поцелуи, ее руки, его руки, прерывистое дыхание – на двоих, сердце – тоже на двоих. Его легкие прикосновения, такие неуловимо-нежные, что почти больно – к груди, к бедрам…
Она закрывает глаза. И тут же распахивает – в ночь, слепящую вспышками лунного серебра. Пальцы пытаются схватить пустоту, найти опору.
Саадар расстилает куртку на песке, усаживает бережно, целует грудь, и ниже, ниже… Волны, море, в этом море плыть – не пересечь водную хлябь, лететь над ним – не достичь берега.
…А потом они сидели рядом,
