Рапава, Багиров и другие. Антисталинские процессы 1950-х гг. - Николай Смирнов

Вместе с тем, адвокат Гаврилов указал, что было бы неправильным объяснять действия других подсудимых только тем, что они выполняли распоряжения Багирова. Он также отрицал, что Багиров находился в дружеских отношениях с Берией, что они были политическими единомышленниками. По его мнению, их отношения следует рассматривать только как служебные. (Забегая вперёд, отмечу, что в своём последнем слове Багиров опроверг эти утверждения своего защитника). Кроме того, указал адвокат, нельзя не учитывать и того, что Берия был неуязвим в своей преступной деятельности. Именно поэтому Багиров передал Берии документы о его службе в мусаватистской контрразведке.

В заключение защитник высказал мнение, что на фоне успехов, достигнутых страной, нет необходимости уничтожать Багирова — человека, к этому времени нравственно опустошенного, уничтоженного и разбитого.

Защитник Борщева Я.М. Нутенко в своей речи много внимания уделил роли Багирова в развертывании беззакония в Азербайджане, в создании в республике обстановки страха и неуверенности в завтрашнем дне у всех граждан республики. С учетом всего этого, не отрицая вины Борщева в совершении им конкретных преступлений, адвокат просил учесть обстановку, в которой пришлось работать Борщеву, выполняя приказы своих непосредственных начальников. Он не оспаривал, что в бытность Борщева с ноября 1937 г. заместителем наркома внутренних дел Азербайджанской ССР от него «в этот период, возможно, и могли исходить […] какие-нибудь указания другим подсудимым в части незаконных арестов или применения незаконных методов допроса». В основном же такие указания исходили от наркома внутренних дел республики Сумбатова.

Защитник также считал, что обвинение Борщева в измене Родине и в том, что он добивался осуждения невиновных людей является необоснованным — лишь одно дело по распоряжению Борщева было направлено на рассмотрение «тройки». Защитник просил сохранить жизнь Борщеву.

Защитник Григоряна П.Я. Богачев в своей речи тоже уделил большое внимание роли Багирова в совершении преступлений, которые были вменены в вину не только Багирову, но и Григоряну, верившему Багирову — первому секретарю ЦК КП/б/ Азербайджана и выполнявшему все его распоряжения. Григорян также выполнял и указания своих непосредственных начальников наркомов внутренних дел республики Сумбатова и Раева. По мнению адвоката Богачева, Багиров в судьбе Григоряна сыграл роковую роль — он «слепо подчинялся приказам Багирова». Что же касается тесной связи Григоряна с Берией, то этого в действительности не было, считал защитник. Получив от Берии подложную справку, что он в марте 1918 г. якобы состоял в красногвардейском отряде, которым командовал Берия, Григорян в некоторых случаях говорил о своей близости к Берии. Но это было не более, чем бахвальство. Выдача же указанной справки скорее нужна была Берии, чтобы как-то прикрыть своё прошлое. Нет оснований считать, что Григорян находился в близких отношениях и с Багировым, указывал Богачев. Хотя Григррян и совершил тяжкие преступления, однако участником контрреволюционной организации не был, Родине не изменял, утверждал защитник в своей речи. Он не отрицал того, что на совести Григоряна жизнь многих несчастных людей, но просил учесть, что Григорян был исполнителем чужой воли. «Он преступник, но не организатор преступлений», — такую оценку действиям Григоряна дал адвокат, и просил признать Григоряна виновным лишь в том, что вместе с Багировым и другими подсудимыми участвовал в террористической расправе с невиновными людьми. С учетом того, что с момента совершения преступлений прошло много времени, он просил сохранить жизнь своему подзащитному.

Большое место описанию того, как Багиров насаждал беззаконие в Азербайджане, уделил в своей речи и защитник Маркаряна Г.С. Семеновский. Особо остановился на том, как Багиров подбирал нужных ему людей. Указал, что Маркарян с 15-летнего возраста работал по найму, служил в армии, с 1921 г. работал в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД-МВД. До 1936 г. он был рядовым работником, никакой преступной связи с Берией и Багировым не имел, но не мог противопоставить себя Багирову, под руководством которого во всех сферах жизни активно насаждалось беззаконие. Да, Маркарян участвовал в оформлении документов на арест, в арестах и ведении следствия по делам колхозников Али-Байрамлинского района, но он не был инициатором и организатором массовых арестов. Не оспаривал адвокат и того, что Маркарян «в отдельных, случаях стал применять к арестованным недозволенные методы и таким способом добивался их признания в совершенных якобы преступлениях». Всё это, по мнению защитника, было обусловлено общей обстановкой, создавшейся в то время в стране. Маркарян оказался втянутым в массовую расправу над лучшими людьми Азербайджана, Но по сравнению с другими на его совести меньше жертв беззакония.

Семеновский не оспаривал и того, что Маркарян стал своеобразным начальником штаба оперативных групп, от которых к нему поступали все сведения о ходе арестов и результатах следствия. Он же готовил материалы к рассмотрению их на заседаниях «тройки», в состав которой входили первый секретарь ЦК КП/б/ Азербайджана Багиров, народный комиссар внутренних дел и прокурор республики. Следовательно, указывал в своей речи защитник, один Маркарян не может нести ответственность за деятельность этой «тройки».

Не оспаривалось в речи защитника и то, что в бытность Маркаряна с ноября 1938 г. временно исполняющим обязанности наркома внутренних дел республики, а с марта 1939 г. — заместителем наркома, террористические расправы над невиновными продолжались, и к этому самое непосредственное отношение имел Маркарян. В то же время защитник утверждал, что Маркарян был слепым орудием в руках Багирова.

Адвокат Семеновский оспаривал обоснованность квалификации действий Маркаряна как измену Родине и участие в заговорщицкой изменнической группе, просил исключить такую квалификацию содеянного Маркаряном и признать его виновным только в участии в террористических расправах над «многими честными советскими гражданами». Он просил не применять к Маркаряну высшую меру наказания.

Защитник Атакишиева К.Н. Апраксин в своей речи проанализировал причины, приведшие Атакишиева на скамью подсудимых. В этой связи он остановился на том, как подбирал себе Багиров нужных ему людей. Он стремился найти людей с «помарками» в автобиографиях, а Атакишиев был именно таким человеком. Как уже говорилось, он в 1929 г. был судим. Из-под стражи его освободили по распоряжению Багирова. За это Атакишиев был благодарен Багирову, но это и был первый шаг на скамью подсудимых. Атакишиев беспрекословно выполнял все распоряжения Багирова, не задумываясь об их правомерности. Кроме того, сложившаяся к тому времени обстановка позволяла органам НКВД, его сотрудникам совершенно пренебрегать требованиями закона, поскольку считалось, что они во всех случаях имеют дело с врагами народа. Поэтому Атакишиев, указывал защитник, боясь Багирова и «дрожа за своё место и положение», не задумываясь, подписывал справки на арест, обвинительные заключения и другие документы. К тому же, указания на арест ответственных работников давались только Багировым. Хотя Атакишиев имел отношение ко многим делам, но полностью он не провёл ни одного дела, документы, подписанные им, не предрешали исход дел.

Адвокат не оспаривал того, что действия Атакишиева объективно способствовали осуществлению вражеских планов, но, по его мнению, не была доказана общность замыслов Берии и Багирова, с одной стороны, и Атакишиева — с другой. Он не был посвящен в их планы. С учетом сказанного Апраксин просил исключить обвинение Атакишиева в измене Родине, учесть общую обстановку, сложившуюся в стране в 1937–1938 гг., и даровать своему подзащитному жизнь.

Последним выступал М.М. Гринёв, защищавший Емельянова. В своей речи он указал, что Емельянов совершил тяжкие преступления, но его фактическое участие в них, по сравнению с другими подсудимыми, всё же значительно меньше. Требование государственного обвинителя о применении к Емельянову высшей меры наказания едва ли является правильным.

Далее защитник остановился на биографических данных Емельянова: до 1939 г. в органах НКВД не работал, был рабочим, окончил Азербайджанский индустриальный институт, после чего работал на железной дороге. В 1938 г. перешел на партийную работу — был избран первым секретарём Дзержинского райкома г. Баку, а 28 марта 1939г. был назначен народным комиссаром внутренних дел Азербайджанской ССР. Емельянов фактически не имел опыта ни партийной, ни чекистской работы. Он слепо верил Багирову и полагался на тех, кого Багиров оставил в аппарате АзНКВД. Не выполнять преступные приказы Багирова у Емельянова не хватило гражданского мужества. Он боялся попасть в положение тех, с кем Багиров расправлялся, примиренчески относился к творившимся беззаконию и произволу, сжился с этим и сам в «последующем допустил ряд преступлений», сказал защитник. Тем не менее, Гринёв считал, что Емельянову необоснованно вменено обвинение в измене Родине, поскольку его подзащитный в изменнической группе не состоял, умысла на совершение этого преступления у него не было.