Антология современной французской драматургии. Том II - Елена Головина

АМФИТРИОН/ЧАРОДЕЙ. Взгляни на меня, розочка.

АЛКМЕНА. Сколько лет ты меня так не называл.

Сцена на мгновение пустеет.

Затем в шкафу раздается стук.

Наконец оттуда выходит Амфитрион. Он на цепи (той самой, на которой в начале была козочка).

АМФИТРИОН. Видел, собственными глазами видел, что здесь произошло, пока я сидел в этом гробу! На помощь! Пустая ярмарочная площадь, никаких признаков жизни. А я прикован, да еще стальной цепью! На помощь! Никого окрест, а цепь на вид такая прочная. Ни одной сестры милосердия! На помощь! На помощь! Видел, собственными глазами видел! Неужто мы так мало значим, что с помощью какого-то фокуса, дурацкого договора и безобидной детской считалки — словом, бессмысленной ерунды — можно в два счета превратить нас в ничто? Мгновение нерешительности, и вот у тебя в руках лишь песок, струящийся сквозь пальцы, а сам ты обнимаешь ветер. Глазом не успеешь моргнуть, как тебя сдали на хранение, словно ты сундук! А та, которую любишь, и бровью не повела и знай себе продолжает идти вперед.

Как же все это случилось? Темно было. Я забрался в сундук, меня стало покачивать, по телу разлилось приятное ощущение легкости. Надавив на веки, я увидел цветные вспышки. Тут вдруг сундук перевернуло, и я вместе с ним принял вертикальное положение, а на уровне глаз у меня оказался глазок в днище. Я приложился к нему и по ту сторону увидел свет. Увидел себя рядом с Алкменой, услышал свой голос: «Пойдем, здесь жутковато». Она нисколько не усомнилась, я ли это, и говорила с тем, другим, словно это был я. Наконец он обнял ее левой рукой за плечи, дунул ей в затылок и назвал ее именем, которое знали только она и я. Тем смешным тайным именем, которое я любовно нашептывал ей. О любви ведь не кричат, а шепчут.

Входит Никола.

НИКОЛА. Ну и дела. Скверная шутка. Теперь, видимо, он массирует ей спину и поет песенку, которую она любит, или гладит ее белую шею и согревает на своей груди ее холодные ступни. Или же строит гримасы, веселит ее, изображая курящую муху, задыхающегося китайца, лишившуюся голоса чайку, крысу из сточной канавы. А она заливается задорным смехом и уверяет, что никогда прежде он не был таким забавным. Они сидят на краю постели, целуются, и она говорит: «Ты меня покрываешь мимозами».

АМФИТРИОН. Как тебе удается видеть все это?

НИКОЛА. Ой! Это вы! Ах, кабы у каждого было по милашке. Ну и дела! Скверная шутка! Ну хватит мечтать, пора зарабатывать.

АМФИТРИОН. Что?

НИКОЛА. Ключ от цепи.

АМФИТРИОН. Он у тебя?

НИКОЛА. Не скажу.

АМФИТРИОН. Триста двадцать один франк, ах да, еще пятьдесят сантимов — это все, чем я располагаю.

НИКОЛА. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов и бумажник в придачу.

АМФИТРИОН. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов и бумажник. Согласен.

НИКОЛА. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов, бумажник и расческа в придачу.

АМФИТРИОН. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов, бумажник и расческа. Согласен.

НИКОЛА. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов, бумажник, расческа и брелок в придачу.

АМФИТРИОН. И брелок, снабженный ножничками для ногтей. Согласен.

НИКОЛА. Триста двадцать один франк, пятьдесят сантимов, бумажник, расческа, брелок с ножничками… Накиньте еще что-нибудь.

АМФИТРИОН. Еще?

НИКОЛА. Давайте все, что у вас есть.

АМФИТРИОН. Обрывок шерстяной нитки, огрызок карандаша, запись о расходах, зеркальце, вышитый платок.

НИКОЛА. Идет! Давайте все это и в придачу брюки и ботинки.

АМФИТРИОН. Не слишком ли много ты просишь?

НИКОЛА. Сила на моей стороне, как не попользоваться!

АМФИТРИОН. Все?

НИКОЛА. Улыбочку!

Амфитрион улыбается.

Спасибо. О-ля-ля, время идет, а я еще не задал корма кроликам! (Собирается уходить.)

АМФИТРИОН. Эй! А ключ!

НИКОЛА. Кладу его вот здесь, достань, если можешь! Разве я поступаю не по-человечески? Мне не повезло, не довелось ласкать твою жену, приходится как-то развлекаться, вот я тебе и докучаю!

Кладет ключ в нескольких сантиметрах от Амфитриона.

АМФИТРИОН. О! Один, будто на пороге смерти. И кругом кромешная тьма. Сам по себе человек — ничто, если у него пустые карманы и ему нечем разогнать неприглядную ночь, обступившую его. Моего зеркальца — и того нет, а раз так, то нет и моего лица. Зеркальце для стрижки бороды, которым можно было пускать солнечных зайчиков. Расческа из китовой кости, с которой связано одно воспоминание. Еще кое-какие воспоминания, одна забавная история, осадок кое от чего — пожалуй, это все, что у меня было. Еще бумажник с молнией и брелок, которым можно подрезать ногти. Что от тебя осталось, Амфитрион?

Нечем привести себя в порядок, не с чем свериться, не на что даже пропустить стаканчик.

Я потерял свою считалку. Ту, что в детстве помогала мне пробираться в подвал. Остались одни обрывки, обрывки без мелодии, а может, мелодия без слов. Если уж плакать, то на мелодию этой старой считалки. Мои слезы пока что мне принадлежат.

Раз, два, три.Это ведь не ты.Четыре, пять, шесть.Страшная месть.Семь, восемь, девять.Я — вдовец, что делать?Десять, одиннадцать, двенадцать.Смерть ревнива, будет кусаться.Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать,                                                       шестнадцать.Встану на край утеса, стану вниз бросаться.Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать.Белый свет исчез, братцы!

Не просто ночь, равнозначная дню, а ночь полновесная, полноправная, ночь — хозяйка мироздания. Сердце полнится чернотой пустоты, не взойдет больше солнце, двери неба навек на засове.

Входит Женщина-змея.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Что голову повесил?

АМФИТРИОН. Я на цепи.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что твоя цепь — прехорошенький бантик.

АМФИТРИОН. Я всего лишился.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что весь твой скарб отягощал тебя.

АМФИТРИОН. Я изгнан.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Преврати изгнание в бегство.

АМФИТРИОН. Жена мне изменяет.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что тебя это устраивает.

АМФИТРИОН. Я дрожу от холода.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Скажи себе, что дрожишь от удовольствия. Чтобы продолжать жить, надобно играть!

АМФИТРИОН. К тому же я подозреваю, что я всего лишь двойник самого себя.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Видать, здорово он на тебя разозлился, тот, кто сотворил с тобой такое!

АМФИТРИОН. Я всего только и сказал, что дважды два четыре!

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Ах вон оно что!

АМФИТРИОН. Если я его встречу, то могу засомневаться в себе и самоустраниться, чтобы уступить ему место! Ибо он в большей степени я, чем я сам, ибо владеет всем, что составляло мою сущность, и делает то, что делало меня собой. И кто я теперь, коль скоро я не тот, кем был?

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Ничего не поняла, повтори, но медленно.

АМФИТРИОН. Тряпье, выброшенное за ненадобностью, — вот что я такое.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Как бы там ни было, я не прочь с тобой поцеловаться.

Никола высовывает голову.

НИКОЛА. Оставьте его, королева, он тронулся умом.

ЖЕНЩИНА-ЗМЕЯ. Вот как! Ты повредился рассудком! Дарю тебе прекрасное изречение, которое поможет тебе в твоем отчаянии: «Тебе кажется, что свободна птица, а на самом деле свободен цветок». Какая жалость! Он был так красив! (Уходит.)

АМФИТРИОН. Ежели все, чем я обладал, перешло к нему, все ли еще при мне моя память? И что такое память, лишенная будущего? К чему мне теперь мои воспоминания? Не служили ли они мне всегда лишь для того, чтобы мусолить сожаления о несбывшемся? И кому теперь изливать их? Раз в его власти завладеть моим обликом и всем, что составляло мою радость, и раз он лучше изображает меня, чем я сам это делал в те дни, когда накатывало вдохновение, как узнать: не перешли ли к нему и мои воспоминания, став еще прекрасней и блистательней? Мамина улыбка на Рождество в первые годы жизни, наш дом под липой, увитый плющом, бабушкины песни, первая любовь, купание в чистом ручье июньским днем, битва титанов, как я называл игры с соседским псом, железнодорожный переезд, запах апельсиновых деревьев в цвету…