Меморист - М. Роуз

Узкая полоса окон в свинцовых переплетах на уровне глаз пропускала дневной свет. Оглянувшись вокруг, Меер с отвращением увидела остатки разрушенного склепа: все пространство было заполнено человеческими костями и черепами, беспорядочно сваленными, словно мусор, — тем, что осталось от давно прожитых жизней. И тут она заметила на противоположной стене тень. Что-то должно было отбрасывать эту тень. Шагнув к ней, Меер споткнулась и упала. При звуке хрустящих раздавленных костей у нее внутри все перевернулось.

Тень привела Меер к перегородке, за которой начиналась лестница. Подниматься по ней оказалось легко: ступеньки были сухими, и их было немного, всего с дюжину. Меер оказалась перед дверью, распахнувшейся наружу… на этот раз без труда. Молодой женщине в лицо пахнуло теплым воздухом, насыщенным запахом смолы. Ошеломленная, она оглянулась по сторонам.

Вокруг возвышались величественные стены собора. Свет, проникающий сквозь затейливые мозаичные окна, разноцветными пятнами падал на пол. Услышав приглушенные голоса, Меер обернулась и увидела двух священников, тихо разговаривающих позади исповедальни.

Она бросилась к ним, выплескивая в спешке слова:

— Мне нужна помощь!

ГЛАВА 84

Венский концертный зал

Четверг, 1 мая, 16.22

В импровизированном штабе, развернутом в одном из служебных помещений концертного зала, Том Пакстон наблюдал за стеной мониторов, отображавших все входы и выходы концертного зала, а также те места, которые специалисты «Глобальной службы безопасности» определили как «зоны риска». Помимо ложной тревоги, вызванной гобоистом, пока что не произошло ничего подозрительного. Через четыре с половиной часа все будет кончено, на ГСБ посыплются горы заказов, и компания стремительно пойдет в гору.

В нескольких шагах от Пакстона Керри Нельсон говорила по телефону, проверяя по списку аккредитованных журналистов. Сбросив очередной вызов, она повторно набрала номер, услышала гудки, дождалась, когда связь переключится на речевую почту, и снова сбросила вызов.

Прочитав у нее на лице беспокойство, Том спросил:

— В чем дело?

— Все аккредитованные журналисты зарегистрировались, за исключением Давида Ялома, а он по-прежнему не отвечает на звонки.

— Мне нет дела до того, как складно Ялом распространялся во вторник, отказываясь раскрыть свой источник информации. В понедельник он встречался с человеком, имевшим столько семтекса, что его хватило бы взорвать самолет, и вот теперь он бесследно исчез? Сегодняшний концерт — не то событие, какое может пропустить журналист его уровня, если только он не охотится за более крупной добычей.

Керри нахмурилась.

— Сейчас я выясню, забрал ли Ялом свое журналистское удостоверение.

— Можешь также поговорить с другими журналистами и навести справки, — тоном приказа предложил Пакстон. — Кто видел Ялома и когда это было в последний раз? Он слишком часто проникал в террористические ячейки, и это ему же самому вышло боком. Из-за его статей была взорвана вся его семья, черт побери. Где Ахмед Абдул?

— Вот почему лично я не думаю, что это имеет какое-то отношение к нам, — заметил Вайн, слушавший разговор. — Насколько мне известно, Ялом по-прежнему считается одной из главных целей палестинских террористов, и вполне вероятно, что его, наконец, выследили в Вене.

— Разве расправа со всей его семьей не стала достаточным отмщением? — спросила Керри.

— И почему именно сейчас? — добавил Пакстон.

— Ялом надолго залег на дно, и он старается нигде не показываться, — ответил Вайн. — За последнее время он впервые проявил себя.

— Как будто умышленно хотел привлечь к себе внимание. — В голосе Нельсон прозвучало столько сочувствия, что Том вопросительно посмотрел на нее.

— Я предпочитаю исходить из предположения, что одно связано с другим. Я знаю, что из стран Восточного блока ежедневно вывозится взрывчатка, но эта партия попала именно в этот город, именно на этой неделе и появилась именно рядом с этим журналистом, который сейчас числится бесследно исчезнувшим. Мне не по душе случайные совпадения. Всем нам известно, что такой журналист, как Ялом, может оказаться отличным заложником. Когда речь заходит об одном из своих, пресса сходит с ума. Черт побери, Вайн, если Ялом действительно пропал… — Пакстон стиснул челюсти. — Не было ли за последние два часа каких-нибудь слухов со стороны Интерпола или крупных правоохранительных ведомств?

— Ты бы узнал об этом первым, — заметил Вайн.

— Надо проверить все дважды. А затем трижды.

Бурная деятельность закипела с удвоенной энергией, чему способствовало общее нарастание напряжения. Том уставился на монитор, показывающий изображение пустой сцены, словно в надежде увидеть на нем ответы на все свои вопросы. В его силах было отменить концерт, но для такого кардинального шага требовалась стопроцентная уверенность. Вайн прав. Взрывчатка постоянно перемещается из одного места в другое. И из того, что Ялом приехал в Вену освещать работу конференции МАСБ, еще не следует, что у него здесь нет и других дел. Пакстон посмотрел на Керри, и та, почувствовав на себе его взгляд, обернулась. С карандашом наготове, зажав в руке телефон, она была готова выполнить любое распоряжение босса. Том махнул на монитор. Впервые он задумался о самом концерте, за обеспечение безопасности которого ему заплатили хорошие деньги.

— Ты у нас любитель музыки, слышала репетиции. Ну, будет что-нибудь стоящее?

— Мы в Вене, и Венский филармонический оркестр будет исполнять музыку одного из самых своих любимых композиторов. Многим такое счастье выпадает только раз в жизни.

ГЛАВА 85

Общество памяти

Четверг, 1 мая, 17.47

Пока медики возились вокруг ее отца, Меер стояла в тесном помещении, прислонившись спиной к стене, чувствуя, как камни впиваются ей в тело. Почему они так долго не оборачиваются, чтобы сказать ей, что все хорошо, что они подоспели вовремя, что у отца был еще один сердечный приступ, но теперь с ним все в порядке?

Прошла еще одна минута. Затем еще одна. Наконец один из медиков встал и устало направился к Меер. Слишком медленно, словно это было для него непомерно большим усилием. В то же время остальные тоже начали подниматься. Почему они перестали работать?

Три шага — и Меер присела на корточки рядом с отцом, схватила его руку, ожидая, что его пальцы откликнутся, обвивая ее пальцы.

— Папа?

Меер посмотрела на отца, но не смогла разглядеть его лицо, не сразу поняла, что слезы в глазах делают невидимым весь окружающий мир.

— Его сердце… — сказал медик.

В этих словах не было никакого смысла.

— …оказалось слишком слабым…

Кто-то осторожно накрыл ей плечи одеялом.

— Вы в шоке, и вам нужно находиться в тепле, — сказала женщина. — Разрешите, я помогу вам подняться наверх. Нам нужно будет вынести вашего отца.

— Куда вы его забираете?

— В больницу.

— Но я решила… — Сердце Меер ударилось о грудную клетку. — Он жив?

Ответ она прочла в глазах женщины.

— Я очень сожалею, но нет. Нам нужно отвезти тело вашего отца в больницу, чтобы произвести вскрытие.

— Мой отец иудей, — возразила Меер. — Вскрытие противоречит нашей религии. Я должна переговорить с раввином. — Она заметила, что у женщины в руках часы и бумажник отца. — Я могу забрать его вещи?

— Сожалею, мы должны передать все полиции. Полицейские уже ждут снаружи. Вам надо будет поговорить с ними насчет вскрытия и личных вещей вашего отца.

ГЛАВА 86

В подземелье под Венским концертным залом

Вторник, 1 мая, 18.12

Освещение в пещере никогда не изменяется. Там в любое время суток царит вечная ночь, но Давид Ялом внимательно следил за стрелками часов. Концерт начнется приблизительно через час. Давид испытывал восторженное возбуждение, бурлящее глубоко в груди. Еще немного — и горе, скорбь и ярость, наконец, останутся позади. Его пальцы ласкали небольшой чемодан, стоящий рядом: стандартного размера, помещающийся под креслом в салоне экономкласса, оснащенный для удобства колесиками и выдвигающейся ручкой. Иногда в самую первую ночь очередной командировки Давид находил в наружном кармане записку от одного из малышей. Печатные буквы, выведенные неумелым детским почерком: «Я уже по тебе скучаю. Скорее возвращайся домой».

Теперь можно не торопиться возвращаться в дом, которого больше нет. К детям, выброшенным взрывной волной в ночное небо, откуда они так и не вернулись.

Теперь единственным предметом в чемодане был свернутый дождевик, чуть более пухлый, поскольку в него был завернут четырехдюймовый брусок взрывчатки, купленной в понедельник в Чехии: четыреста граммов мягкого семтекса. Половины этого количества оказалось достаточно, чтобы разнести в клочья «Боинг» рейса 103. Но концертный зал гораздо больше. Так что это как раз то самое количество излюбленной взрывчатки ирландских террористов, необходимой для того, чтобы обнажить перед звездами, сияющими в небе, утробу здания. И все это за каких-то четыреста пятьдесят евро — стоимость двух очень хороших велосипедов для его сыновей, или золотого браслета с бирюзой для жены, или нового набора деревообрабатывающих инструментов для отца.