Пепел сгорающих душ - Ален Лекс

Маэр встряхнул головой, прогоняя дурноту. – Почему ты убил ее, Одиннадцатый? Неужели тебе приказали?

ГЛАВА 36

Широкие крылья аагира со свистом разрезали воздух, неся устроившегося на его спине седока все ближе и ближе к Барьеру. Но еще задолго до того, как ясное зимнее небо перечеркнули остатки разодранного черного кружева, Такнар разглядел устремлявшиеся вверх столбы густого дыма, а по лесу, под ними, заскользили багровые ленты пожаров.

Благодаря дару Сеоль жрецы узнали о прорыве чуть раньше самого события, но предвосхитить его уже не успели. Наспех призванные ловцы, к удивлению Храма, почти не торговались и без долгих уговоров согласились перебросить своими путями к Бездне не только младших служителей Аэлеры, но и значительную часть имперских войск. Высшие жрецы, удостоившиеся серебряной ветви, прибыли на поле боя с опозданием: в отличие от порождений Киренха аагиры не умели мгновенно преодолевать пространство, однако отказываться от использования летучих ящеров служители Аэлеры сочли неразумным.

Жителей сел, ближайших к Бездне, указом императора (фальсифицированным Такнаром) призвали в первую линию обороны. Согнанные к Барьеру крестьяне, вооруженные топорами и вилами, являлись никудышными противниками для демонов, но все-таки их присутствие существенно замедляло продвижение чудовищ: последние не могли отказать себе в удовольствии устроить дополнительную трапезу.

С высоты полета Такнар слишком хорошо видел, как расползаются по снежной целине алые пятна. Если бы имелся шанс избежать этих жертв! Но каждый выигранный миг сейчас был на вес серебра: чтобы залатать брешь, требовалось находиться рядом с ней.

Несмотря на свой страх причинить вред спящей богине, Такнар все же попытался разбудить ее. Прозрачный кристалл, в который сначала обратилось скрывавшее Аэлеру озеро, покрылся сеткой мутных трещин, и за ними уже нельзя было разглядеть совершенные черты божественного лица. Усилия всех высших жрецов оказались тщетными. От кристалла не удалось отколоть даже крошечного кусочка: глыба исцарапанного камня без труда противостояла и магическому воздействию, и ударам тяжелых молотов.

Быть может, если бы Такнар попытался что-то предпринять сразу, камень еще поддался бы… Тревога за Аэлеру и сожаления не давали ему покоя, мешая сосредоточиться на разворачивавшейся под ним битве. Жрец то и дело принимался перебирать в памяти известные ему арканы, прикидывая, какую комбинацию он еще не создавал. В том, что богиня жива, он не сомневался: сила по-прежнему подчинялась служителям Храма. Но не причинит ли ей вреда хрустальное заточение? Он готов был отдать ради Аэлеры свою жизнь, но оказался не в состоянии обеспечить ее безопасность…

Справа раздался шорох многочисленных крыльев. Раззявившее острозубую пасть чудовище рванулось наперерез аагиру, оставляя за собой в воздухе алый шлейф. В пустых глазницах, залитых тьмой, плавали кровавые огни.

– Пищ-щ-ща… – восторженно прошипело создание, вывалив наружу длинное черное жало.- Живая!

Ящер шарахнулся в сторону, едва не выбив жреца из седла. Тварь метнулась следом, заходя на второй виток. Такнар едва успел сформировать защитное заклинание, как крылатое чудовище уже врезалось с разгону в невидимую завесу.

– Мое! Дос-с-стану! – раздался раздосадованный вопль.

Оставшийся без управления аагир стремительно развернулся на воздушных потоках, клацнув челюстями на расстоянии волоса от летучей твари. Такнар поспешно вцепился в упряжь, наматывая поводья себе на запястье.

– Пищ-ща… С-с-стой! – Раскрытая пасть мелькнула слишком близко от жреца.

Ящер развернулся снова, уже в открытую игнорируя приказы своего всадника. Резко, почти отвесно он ушел вниз, оставляя демона далеко позади, но над кромкой леса выровнял полет и взмыл обратно. Тварь беспорядочно завертелась, пытаясь повторить его трюк, и пропустила новую атаку. Зубы аагира сомкнулись на одном из ее крыльев, со скрежетом ломая кости.

Черные перья обугленными листьями закружились в прозрачном воздухе.

Дым пожара серой пеленой стелился по земле, мешая видеть. Эвенгир закашлялся, с трудом поднимаясь на дрожащие ноги. Тяжелый меч, снятый с трупа одного из солдат взамен собственного сломанного кинжала, скользил в мокрых от крови ладонях. Вторая линия обороны, сформированная из имперских войск, прогибалась, с трудом сдерживая натиск покрытых чешуей чудовищ. Первая перестала существовать час назад. Далеко впереди, скрытые дымовой завесой, валялись на снегу изувеченные останки. Костры, призванные отпугнуть порождения Киренха, продержались дольше людей: кое-где все еще вспыхивали рыжие языки не прогоревшего до конца пламени. Копоть и гарь витали в воздухе, царапая обожженное горло, глаза слезились от едкого дыма.

Эвенгир был рад затянувшей землю мгле: она позволяла не видеть, как над телами павших склоняются антрацитовые тени, как капает кровь с распахнутой в безумном оскале звериной пасти, теплыми брызгами разбегаясь по скованной стужей земле. Но даже сквозь шум схватки доносились чавкающие звуки насыщающихся монстров.

Он не хотел их слышать. Первым кидался на мелькающие в тумане черные силуэты, неумело размахивая тяжелым клинком, и раз за разом одерживал верх, отделываясь лишь легкими царапинами. А рядом хрипели, погибая под безжалостными ударами кривых когтей, натренированные солдаты имперской армии.

Чувство собственного бессилия когтистой лапой царапало сердце. Эвенгир ничего не мог сделать для сражавшихся. Не то что исцелить, даже облегчить переход в мир мертвых. Приказ Храма лишил жреца благоволения богини и даруемой ею силы, подписав смертный приговор. Великая честь – отдать свою жизнь ради блага империи! Великая милость – позволение умереть в бою, а не на костре. Но, кажется, судьба не желала подарить бывшему жрецу благородную смерть. Пока не желала…

Сзади раздался низкий рык, и чешуйчатый монстр выпрыгнул из сизого марева прямо на Эвенгира, опрокидывая его в снег.

Аагир отбросил ошметки очередного зазевавшегося демона и взмыл ввысь, вырываясь из широкого столба дыма. Такнар лихорадочно вдохнул свежего воздуха, заставляя себя успокоиться. Демонов оказалось куда больше, чем предположила Сеоль, и они слишком быстро преодолевали выставленный Храмом живой заслон. Время, проклятое время! Если бы служители Аэлеры умели управлять им!

Черные точки на снегу неотвратимо двигались вперед, оставляя за собой широкий алый след. А ловцы все еще медлили, до сих пор не приступив к своему колдовству. Еще немного, и порождения Киренха доберутся до них и до служителей Храма, бросивших все силы на закрытие бреши. Если они не успеют до этого часа, империя будет обречена…

Согнанные в кучу крестьяне дрожали, цепляясь друг за друга. Недавняя пафосная речь одного из жрецов Храма не произвела почти никакого впечатления. То и дело кто-то из них порывался выбежать за пределы прочерченной на снегу неровной линии. Однако окружавшее крестьян кольцо воинов тут же отбрасывало несчастного назад, стараясь при этом не наносить серьезных повреждений.

На расстоянии трех полетов стрелы виднелось еще одно такое кольцо, а дальше – еще и еще. Несмотря на щедрую плату, выданную ловцам авансом, они не справлялись с задачей. На переброску армии на север ушло почти все, что ловцы поглотили в тюрьмах, и теперь им нужны были новые души.

Хеан обошел кругом перепуганных крестьян, рисуя в снегу рваную путаницу рун. Из каждого завершенного знака выплескивались окутанные мерцанием белесые нити, беззвучно скользя по свежему насту к ногам оцепеневших жертв. Крестьяне уже больше не кричали: творимая магия лишила их голоса, и они могли лишь молча дергаться в ледяных путах. Резкое пение нескольких шальр какофонией взрывало морозный воздух, отдаваясь в ушах болезненным гулом.

Его собственная птица, вылеченная жрецами, нетерпеливо пританцовывала на плече. Ловец обнажил ритуальный клинок. Почерневшее лезвие подрагивало, чувствуя близость пиршества. Резкий, отточенный взмах – и тело первой жертвы уже вспорото от живота до горла, и первые капли теплой крови брызнули на белый снег. Краткий танец пальцев – и пойманная в прозрачную темницу душа уже бьется о стенки кристалла, тщась обрести свободу.

Вторая жертва, третья… десятая…

Привычное сопротивление обреченного на смерть человека, привычный ужас в расширенных зрачках, легкое облако последнего вздоха… И пустота там, где положено быть всплеску сладостного наслаждения от украденной силы. Лишь ворочалась засевшая отравленным зубом боль, вновь и вновь напоминая о себе.

Яркая горсть кристаллов на ладони. Никогда раньше Хеан не замечал, что каждый из них имеет свой, неповторимый оттенок, словно неведомый художник разлил краски на горном хрустале.