О заблуждениях и истине - Луи Клод де Сен-Мартен

Что ж иное в сем случае мы делаем, как не повторяем шествие самой Истины, которая уставила между всеми своими произведениями общий Язык, и даровав каждому из них имя собственное связанное с его сущностию, учинила их неподверженными никакому двусмыслию. Не предохранила ли бы она сим средством и людей, которые, будучи обязаны восстановлять союз свой с ее твроениями, умели бы трудиться с успехом, чтоб познать истинные имена оных?

О происхождении языков

И так не можем отрицать, чтобы в самом безобразии нашем и в нашем лишении не начертавали мы выразительных эмблем Закона Существ, и чтобы самое наше ложное употребление Языка не показывало нам, что можем его употреблять правильнее и полезнее, не преступая тем пределов Натуры, только бы не забывали источника, в котором Язык сей должен был получить свое происхождение.

И так нет сомнения, что когда бы Примечатели дошли к скрытом уи внутреннему выражению, которое прежде, нежели является наружу, производится в нас Началом разумным; то нашли бы в нем происхождение Языка чувственного, яко в истинном его Начале, а не в Причинах тленных и немощных, которых дело есть токмо исполнять собственный свой Закон, и которые больше сего ничего не могут произвести. Не подумали бы они тогда объяснять простыми Законами Вещества деяния высшего чину, которые прежде и после времени были и будут, не завися от Вещества. Не есть он расположение органов, ниже изобретение первых людей, которое, преходя от века к веку чрез пример и научение, продолжилось между родом человеческим до наших дней; но, как то увидим, он есть истинная принадлежность человека; и хотя человек противлением Закону своему лишился ее, однако остались в нем следы, могущие довести его до источника, если б имел он мужество следовать по них шаг за шагом и неотступно прилепиться к ним.

Опыты над младенцами

Я знаю, что о сем пункте спорятся еще между собою подобные мне; что не токмо не знают они, какой был первый Язык у людей, но даже от разногласия своего дошли до того, что не полагют источника его в человеке, утверждаясь на том, что не видят, чтоб он говорил природным Языком, когда с младенчества своего оставлен бывает сам себе.

Но не видят ли они, в чем недостаточно их примечание? Не знают ли они, что человек в своем состоянии лишения осужден ничего не производить, даже и разумными способностями, без помощи наружного противудействия, которое бы возбуждало его; а потому отнять у него сей Закон есть лишить его всех пособий, дарованных ему от Правосудия и довести до того, чтоб способности его, не произвед ни малого плода, потухли?

Однако нельзя отрицать, что Примечатели сию дорогу избрали в многократных своих опытах над младенцами, Пред которыми воздерживались говорить, дабы узнать природный их Язык. Когда увидели они, что дети не говорили ничего, или произносили невнятные токмо звуки; то и начали толковать сие по своему и построили свои мнения на деяниях, которые от их же расположения произошли. Но не очевидно лито, что и чувственная Натура, и умственный Закон равно призывают человека жить в обществе? Для чего же человек поставлен жить посреде подобных ему, которые читаются снискавшими уже свое восстановление, ежели не для того, чтобы получить от них нужную себе помощь, дабы усыпленные свои способности оживить и уметь ими действовать к своей пользе.

И так лишать его должной ему помощи есть прямо вооружаться противу обоих сих Законов и противу человека: надобно быть несмысленну, Чтобы решительно судить о нем, отнявши у него все средства, долженствующие научить его употреблению способностей ими оспориваемых и которых почитают несродным ему. Сие есть то же, как и положить зерно на камень, и потом говорить, что оно неспособно принести плод.

Но ежели, не входя в дальние подробности, видим, что человек, лишенный необходимо нужных вспоможений, не может произвести никакого Языка постоянного, и что однако есть Языки; то где же можно найти происхождение сего всеобщего Языка и не должно ли согласиться, что тот, который первый мог учить ему, конечно получил его не от руки человеков?

О языке существ чувственных

Знаю, есть род Языка природного и единообразного, который почти все Примечатели признают, которым человек изображает разные свои движения радости и печали, обнаруживающиеся в нем чрез свойственные тому звуки.

Но сей Язык, ежели можно его так назвать, имеет целию и руководителями своими телесные чувствования; чему самое убедительное доказательство есть то, что он равномерно и в скотах находится, из которых многие обнаруживают свои чувствования особливыми движениями и звуками.

При всем том не должен быть удивителен нам сей род Языка в животном, ежели припомним утвержденные выше сего начальные положения. Телесное Начало животного не есть ли невещественное, поелику нет ни единого Начала, которое бы было вещественное? А когда оно невещественно, не должно ли ему иметь способности; а когда есть у него способности, не надобно ли быть и средствам для обнаруживания оных? Но и сии средства, которые каждое Существо может иметь в своем употреблении, должны быть соразмерны способностям его; ибо если нет в них меры, которая находится во всем прочем, то сие было бы неправильность, но оной не можем допустить в Законах Существ.

По сей-то мере надлежит ценить род Языка, Которым скоты обнаруживают свои способности; ибо как они имеют только способность чувствовать, то и не нужны им большие средства, как токмо для показания, что они чувствуют; а сие они имеют.

Существа, не имеющие иных способностей, Кроме способности расти, оказывают ее явственно самым делом, но не показывают более ничего.

И так хотя скот имеет чувствования и оные выражает; хотя в теперешнем состоянии вещей сии чувствования суть двух родов, одни добрые, а другие злые; и хотя скот и те и другие изъявляет, радуясь, или страдая: при всем том нельзя далее сих границ распространить его Язык и все изобразительные знаки, которые составляют часть языка; таковые изражения отнюдь нельзя почитать за истинный Язык; понеже Языка дело есть изображать мысли, а мысли принадлежат Началам разумным; Начало же скота, Как то я выше доказал, хотя и невещественно, но не есть разумное.

Отношение языка к способностям

Ежели имеем причины не принимать за действительные Язык тех знаков изобразительных, которыми скот показывает свои чувствования; то, хотя человек, яко животное, имеет также сии чувствования и ко изъявлению их средства, не можем однако никак допустить, чтоб сей ограниченный и темный Язык мог сравниваться с тем, к которому разумная Природа людей делает их способными.

Важное и поучительное было бы упражнение примечать во всей Натуре сию меру, которая находится между способностями Существ и средствами, дарованными им к изображению оных. Здесь увидели бы мы, что чем далее они по природе своей от первого кольца цепи, тем менее способности их. Также увидели бы, что и средства изображательные в точности следуют сему же нисхождению, и в сем смысле могли бы мы приписать Язык и самому малейшему Существу; понеже сей Язык есть не иное что, как выражение способностей их и то единообразие, без которого не было бы ни общения, ни соответствия, ни сродства между Существами того же отделения.

Однако в сем исследовании надлежит рачительно каждое Существо относить к его отделению и не приписывать одному того, что другому принадлежит: не должно прилагать минералу всех способностей растений, ниже одинакого способа обнаруживания оных; ни приписывать растению то, что примечается в животном; тем паче сим Существам нижним, которые имеют действие преходящее, не должно приписывать всего того, что мы открыли в человеке. В противном случае падем в не ужасное смещение Языков, которое есть начало всех наших заблуждений и истинный источник невежества нашего; ибо тогда всех Существ естество будет нам казаться не в надлежащем виде.

Но как сие предложение ради пространства своего невместно моему Сочинению, то довольно, что я указал его; а пространнее объяснять его составляю тем, которые смиренно занимаются частными предложениями, а не столь обширными, о каковом я теперь рассуждаю.

О всеобщем языке

И так обращаюсь к сему истинному и первобытному Языку, который есть драгоценное пособие человека. Паки объявляю, что человек, яко Существу невещественному и разумному, надобно было с первым свои бытием купно получить способности вышние, а следственно и принадлежности, нужные к обнаруживанию оных; что сии принадлежности не иное что, как знание Языка общего всем Существам мыслящим; что сему всеобщему языку надлежало преподану быть от единого и того же Начала, которого он есть истинный знак; что человек, не имея более в целости сих способностей, понеже видели мы, что даже и мысль его не от него зависит, лишился и сопряженных с ними принадлежностей; и что для сего не находим в нем сего постоянного и неизменного Языка.