Год черной собаки - Игорь Подколзин

- Будем надеяться.

- Но чем сейчас объяснить инертность некоторых?

- Видите ли, обывателю порой удобнее считать себя как бы непричастным к событию. Он, дескать, ничего не решает и ни за что не отвечает. Да и пресловутое: "А вдруг меня-то это и не коснется". Специалисты же продолжали пользоваться старыми мерками: арифметически складывали эффект от одной бомбы, двух, трех, десяти и так далее; А анализ-то должен быть новым. Для глобальных климатических последствий ядерной войны возникают так называемые нелинейные эффекты.

- Это еще что такое?

- Те самые новые мерки. Для них характерно наличие определенного предела, определенных критических ситуаций. Качественные изменения возникают скачком за надкритическим количественным ростом. Накопленные запасы ядерного оружия превышают порог, за которым возникают глобальные геофизические воздействия на биосферу.

- Да выражайтесь вы яснее в конце концов!

- Если яснее, то это значит: наша Земля слишком мала для сосредоточения на ней имеющегося ядерного арсенала. Понимаете - одна бомба может снести город. Несколько - вызвать, скажем, землетрясение. А количество за критическим порогом привести к общей гибели, ибо природа с подобным бедствием уже не справится, это выше ее возможностей.

Они замолчали. Доктор сидел, громко отдуваясь, вытирая платком полное лицо. Наконец произнес:

- Знаете, Мишель, сейчас у меня мелькнула мысль, которой я сам испугался.

- То есть?

- А вдруг это уже было? Скажем, на Марсе, Венере, Плутоне или еще где в нашей Галактике. Жизни там сейчас нет, и творится черт знает что: и жарко, и холодно, и вообще неуютно. Не произошел ли и там аналогичный предполагаемому у нас катаклизм? Не были ли и их обитатели столь беспечны и безответственны?

- Сомневаюсь. Ну если бы еще на одной, а уж на всех-то вряд ли. Пример других послужил бы назиданием. - Уваров прикрыл глаза.

- Поражаюсь вашему олимпийскому спокойствию и невозмутимости. Вам известно то, чего не ведают миллионы простых людей, а вы почиваете на этой информации, как на пуховой перине. Как вы можете спать спокойно? Вы, культурный человек? Стыдитесь.

- А что прикажете делать?

- Кричать! Стучать! Прыгать! Ох, господи, мне не по себе. Если мы сейчас же не переменим разговор, мне будет плохо.

- Давайте переменим. - Физик приподнял веки. - Поговорим о чем-нибудь приятном и добром.

- Да-да. - Доктор огляделся и вдруг засиял.

- Посмотрите, Миша, и такую красоту хотят уничтожить.

- Вы о чем?

- Счастливец все-таки Грег.

- Да о чем вы? - Уваров завертел головой. Взглянул в иллюминатор.

- Да не туда.

- Куда же?

- Вот куда. - Эдерс повернул его голову в сторону пилотской кабины.

- А-а-а. - Физик восхищенно приоткрыл рот.

- Вот вам и а-а-а. До чего же хороша. Просто прелесть. Везет же некоторым.

- А ведь вы когда-то говорили?..

- Мало ли что я мог сказать в запале.

По проходу, изящно, как манекенщица на показе мод, шла Юта с подносом, уставленным разными бутылками с яркими этикетками. Преобладало спиртное.

Она остановилась около друзей, улыбнулась приветливо и спросила:

- Коньяк, виски, водку?

Физик наморщил нос и досадливо хмыкнул. Эдерс возмущенно и протестующе замахал ладонями.

- Чего-нибудь прохладительного?

- Да-да, - выпалили оба и засмущались.

Доктор, смешно выпятив грудь, пригладил усы и попросил вкрадчиво, будто боялся, что очень затруднит девушку:

- Кока-колы со льдом или пепси. Если можно.

- Пожалуйста, будьте любезны. - Она протянула ему высокий бокал. - А вам, Миша?

От того, что девушка назвала его по имени, физик зарделся, веснушки рассыпались по носу и щекам.

- И мне, пожалуйста. Если можно.

- Отчего же нельзя? С большим удовольствием. Приятное исключение. Наши клиенты в основном налегают на спиртное.

- Прилетим вовремя? - Эдерс отхлебнул глоток терпкого, холодного напитка. - Мисс Шервуд?

- Конечно. - Девушка опять доброжелательно улыбнулась. - Самолеты "Альбатроса" никогда не опаздывают. В виде компенсации, если это случится, компания обещает выплатить каждому пассажиру доллар за минуту.

- Уже кому-нибудь платили?

- Нет. Причин не было, - ответила с гордостью, будто чувствовала свою причастность к скрупулезному выполнению расписания.

- На вашей линии всегда так? - Уваров указал на пассажиров. - Такое вавилонское столпотворение?

Юта вскинула головку, взметнув светло-каштановое облако волос, сказала, дернув бровями, в салон:

- У нас сегодня словно летающий Ноев ковчег.

Действительно, кого только не было. Группа монахинь и монахов. Белые сутаны францисканцев перемежались с коричневыми и синими кармелиток и лютеранок. Тесно сбившись, сидели, о чем-то переговариваясь шепотом, китайцы и арабы из Каира. Весело болтали и жестикулировали французы, не обращая внимания на осуждающие взгляды насупленных и толстых испанцев, севших в Мадриде. Сзади, прикрыв лицо газетами, дремали возвращающиеся из деловых поездок несколько пожилых и степенных господ. Худой итальянец, вытянув тонкую жилистую шею, так откровенно уставился горящими, как угольки, глазами на ноги и бедра стюардессы, что дремавшая подле дородная матрона, очевидно жена, зашипела и дернула его за руку.

- Начинаем снижение. - Юта указала пальчиком на экран, где кинофильм сменила красная надпись: "Не курить, застегнуть ремни".

- Встречать нас не будут. - Эдерс зашарил рукой, разыскивая пряжку ремня. - Доберемся сами.

С первых рядов поднялось четверо мужчин.

- О-о. - Уваров ткнул в них пальцем. - Везде одно и то же - никогда не подождут, не терпится, каждый старается выскочить побыстрее.

- Действительно, куда это они, ведь еще рано? - поддакнул доктор.

Между тем двое - мелькнули только их спины, обтянутые нейлоном курток, - скрылись за дверью кабины пилотов. Один - высокий и худощавый, в коричневом берете и клетчатом пиджаке, повернулся к ряду, где сидели друзья. Другой, маленький, чернявый и верткий, словно обезьяна гиббон, встал слева.

- Всем сидеть на местах! - густым басом рявкнул долговязый. - Не шевелиться! - Из-под полы пиджака глянуло короткое черное дуло автомата. Стреляю без предупреждения!

В салоне всплеснулся и тотчас оборвался, будто зажали рот, женский вскрик. Истово закрестились монахини. Чернявый снял с багажной сетки картонную коробку-блок и, держа в руках какие-то провода, писклявым голоском прокричал скороговоркой:

- Самолет в наших руках! Приказываю всем сидеть и не шевелиться! При малейшем неповиновении или сопротивлении взорвем со всеми пассажирами!

Снова кто-то истерично взвизгнул.

Уваров обернулся.

В самом конце второго салона виднелись двое мужчин, одетых во что-то пестрое, с оружием в руках. По проходу бежала Юта. Лицо бледное, глаза широко раскрыты, с подносика на пол сыпались стаканчики.