Око Бури - Самат Айдосович Сейтимбетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Быть наемницей и на пару с Гатаром рубать, кого прикажут, было гораздо веселее!
— Среди моих подданных нашлись те, кто задавал такие же вопросы, более того, выразил свое недовольство, якобы я сменила Филору на Адрофита.
В голосе Амалиниииэ послышалось недовольство, а Иааиуиэль тихо вздохнула, уже жалея, что спросила.
— Филора — богиня лесов и растений, Адрофит — любви, и разве можно вырастить лес без любви? Кто сказал, что они должны враждовать между собой?
Вода в емкости бурлила, кружилась водоворотом, разделяясь на два слоя. Амалиниииэ подхватила верхний, быстро перелила обратно в ту чашку, в которой растирала ранее, принюхалась и кивнула. Придвинула к Иааиуиэль таз с водой, сказала:
— Ставь туда ноги, — и вылила в воду верхний слой своей смеси.
Иааиуиэль поставила, практически не ощутив самой воды. Ноги начало немного пощипывать, словно стягивало обратно всю расширенную кожу. Она немного отекала, но целители лишь смягчали симптомы, уверяя, что полное излечение навредит ребенку.
— Это никакая не смена веры, а лишь ее расширение. В той же империи, которой правит Олесса, вообще поклоняются сразу трем богам, почему бы моим подданным не верить заодно еще и в Адрофита? Любовь нам не помешает, слишком уж многих мы потеряли.
Словно сама себя убеждает, отметила Иааиуиэль.
— Ты же их подавила всех, да? — спросила она. — Как это делала Светлейшая?
— Я что, похожа на свою маменьку? — лицо Амалиниииэ перекосило на мгновение, она словно проглотила окончание фразы.
Королева Алавии вдруг присела рядом с тазом и начала омывать ноги Иааиуиэль, которая сдержала смешок. Слишком уж часто она и Гатар шутили на эту тему, мол, сбылись мечты, сам король или королева моют мне ноги и прочее в том же духе.
— Не могу не сказать, Адрофит — милостивый бог, — вдруг проникновенно сказала Амалиниииэ. — Он покарал моего блудливого муженька, но затем простил его и дал снять Проклятие. Он мог покарать Алмазного Кулака и обратить на него гнев своей паствы, но не стал этого делать.
Руки ее сдвигались выше по ногам Иааиуиэль, гладили, растирали, несли в себе покой и блаженство. Иааиуиэль вдруг вспомнила, что Амалиниииэ и сама беременна, носит в себе ребенка Минта. Того самого Минта, с которым она тоже спала, который кричал, что он отец ребенка Иааиуиэль. Через эту общность в ней вдруг протянулась веточка к Амалиниииэ, набухла, вспухла бутонами страсти и желания.
Иааиуиэль вздрогнула.
— Извини, я надавила слишком сильно? — тут же встревоженно спросила Амалиниииэ, поднимая голову.
Иааиуиэль смотрела в ее бледное эльфийское лицо, ненавистное и желанное до тягучей тяжести внизу. Последний раз она такое испытывала в отношение Бранда, но, чтобы ей вдруг захотелось светлую эльфийку? Ей, конечно, говорили о странных желаниях у беременных, особенно у нее, зачавшей милостью богов, но.
Эльфийку⁈
— Нет-нет, просто кольнуло внутри, ребенок похоже весь в Гатара, уже не помешается.
— О да, прекрасно тебя понимаю, — вдруг поддержала Амалиниииэ, — мой так вообще словно на лютне играет целыми днями, тоже весь в папашу, чтоб его утащило куда-нибудь на дно!
Невинный взгляд, словно и не было ничего.
— Извини, — сказала Иааиуиэль, — все равно, что-то мне нехорошо. Пойду я, пожалуй.
— Конечно, — улыбнулась Амалиниииэ и поднялась, чтобы ударить в маленький гонг.
Словно спало наваждение, желание вскочить и укусить королеву Алавии за зад исчезло.
Следовало найти Марену и рассказать ей все.
Миониалиоуэль Три Стрелы выглядел ужасно, словно жизнь в Алавии, выпила из него все соки. Там, у Провала, это был похотливый, жизнерадостный старый герой, здесь же… все отличалось. Королева Амалиниииэ, наверное, его тоже загоняла, подумала Иааиуиэль. Стоило бы поговорить с Гатаром, но он остался в Стордоре, поручив переговоры и дела здесь Марене, заявив, что верит в нее и справедливость решения.
— Ваше Величество, — чуть склонила голову Иааиуиэль.
Марена была уже рядом поддержала, с другой стороны ее за руку поддерживал верный Астард.
— Я рада, что мы наконец-то встретились вживую, — с легкой улыбкой произнесла императрица Турсы.
Слова ее сопровождал легкий кивок, как равной, и в другой раз Иааиуиэль была бы вне себя от счастья. Но сейчас она думала лишь о сходстве. С королевой Алавии ее объединяло то, что они спали с Минтом Вольдорсом. С императрицей Олессой ее объединяла неудавшаяся страсть к Алмазному Кулаку.
В остальном же они отличались, как небо и земля. Олесса была высока, стройна, голубоглаза, прекрасна — по меркам людей — и ее длинная коса вдруг всколыхнула в Иааиуиэль детские мечты иметь такую же. Те, у кого были такие волосы, не бегали по джунглям, не прыгали по деревьям, не добывали себе пропитание тяжелым трудом.
— Я как раз собиралась расспросить королеву Марену и героя Миона Три Стрелы о событиях прошлого года, у Провала и внутри него, — продолжала напевно Олесса. — Вы же тоже принимали в них участие?
— Да.
— А еще там была Амалиниииэ, моя прекрасная королева! — вдруг заявил Миониалиоуэль. — Давайте ее тоже пригласим, пусть озарит своей красотой нашу встречу! Думаю, вам, ваши величества, как будущим матерям найдется что посоветовать моей королеве.
— Я хотела поговорить без лишних свидетелей, — заметила Олесса.
Свободная, открытая поза ее не изменилась, но в то же время ощущалось, что императрица сердится.
— Да какая же она лишняя? — почти простодушно изумился Миониалиоуэль.
— А вы знаете, кто еще был тогда у Провала? Моя наставница, Феола Три Глаза, — вдруг сказала Марена.
Иааиуиэль, разлегшаяся удобно в кресле, посмотрела изумленно, и она пожалела, что Астард уже ушел, так можно было бы с ним обменяться удивленными взглядами. Удивленными и тревожными, ведь дела Феолы были плохи, как никогда. Реборн Сотня снова вернулся к своей роли надсмотрщика при Феоле, которая теперь в упор не узнавала его. Увидела одного из гвардейцев в форме Стордора и попыталась напасть, решив, что она среди врагов. Иааиуиэль подозревала, что Марена предложила приехать сюда, в Королевский Лес Алавии отчасти потому, что не хотела видеть наставницу в таком состоянии.
И тут она сама заговорила о Феоле?
— И как там поживает моя старая подружка Феола? — надтреснутым, преувеличенно бодрым голосом спросил Миониалиоуэль у Марены.
— Она
