Запад-Россия. Тысячелетняя Война - Ги Меттан

В своей замечательной статье, написанной летом 2014-го во время наступления на сектор Газа, Матти Фридман, бывший корреспондент АП в Иерусалиме, объясняет, «как и почему так лживо освещаются израильские события и почему это важно»[345].

Фридман пишет, что на Ближнем Востоке от Алеппо до Багдада немало районов, где свирепствует кризис либо полыхает война, но там нет и намека на израильское присутствие — и тем не менее, западная пресса во всех бедах обвиняет Израиль, как если бы он был не точкой на вулкане, а самим вулканом. Евреи, пишет автор, всегда олицетворяли собой «все, что ни есть плохого. Зайдет ли речь о таком пороке, как алчность — евреи алчны. Трусость? Евреи трусы! Если вы сами — капиталист, то евреи — коммунисты. А если вы коммунист, то евреи — капиталисты».

«Когда журналисты с преувеличенным вниманием пишут о войнах, в которых участвует Израиль; когда в их статьях Израиль заведомо не прав, независимо от того, с кем он воюет, — тем самым журналисты (осознанно или нет) дают понять, что хуже израильтян нет никого не свете. Евреи превращаются в исчадия ада, которых весь цивилизованный мир ненавидит испокон веков. Мировая пресса разыгрывает фарс, в котором Израиль выступает в роли злодея».

Далее Фридман пишет, что англичане, возмущенные израильским милитаризмом, похоже, забыли, что вторжение английских войск в Ирак в 2003 году повлекло за собой в три раза больше жертв, чем все израильско-арабские конфликты вместе взятые. Так же и французы, критикующие Израиль за колониализм, забывают о том, что они сами творили в Алжире. Американцы, ругающие израильтян за то, что они вытесняют арабов с принадлежащих им земель, забыли, что территории Манхэттена и Сиэтла тоже изначально принадлежали индейцам, которых они сами же оттуда и выжили. Русские, критикующие израильскую армию за жестокость, забывают о своей собственной жестокости в Чечне. Бельгийцы возмущаются тем, как Израиль обращается с африканцами; а как они сами обращались с коренным населением бельгийского Конго? Несколько лет назад, пишет Фридман, некоторые американские журналисты с негодованием писали о «расовой дискриминации» в автобусах, перевозивших палестинских рабочих. А многие европейские журналисты, симпатизирующие нацизму, возмущаются «геноцидом» арабов со стороны Израиля.

Не нужно быть психологом, чтобы понять: из Израиля умышленно делают козла отпущения, на которого валят все, что ненавидят в себе самом и в собственной стране. И делает это мировая пресса.

Пресса поверхностна, она не дает себе труда ни в чем разобраться. Так, когда в 1991-м распался СССР, это было полной неожиданностью для журналистов, которые оказались не способны сопоставить и проанализировать факты ни в их вертикальном, историческом аспекте, ни в горизонтальном, геополитическом. Летом 2014-го пресса также не потрудилась проанализировать цепь событий в секторе Газа и понять, что же на самом деле произошло между Ираном, Саудовской Аравией, движением «Хезболла», джихадистами и некоторыми радикальными группировками ислама.

Матти Фридман завершает свою статью выводом, что «Израиль — это не идея, не символ, не олицетворение добра или зла, не лакмусовая бумажка на уровень либеральности. Многие на Западе предпочитают старую удобную позицию, состоящую в том, чтобы ругать евреев, потому что это дает чувство превосходства и избавляет от необходимости сталкиваться с неприятной, запутанной реальностью. Это же так просто — убедить себя в том, что все перечисленные проблемы касаются только Израиля и порождены только им. Журналисты же пользуются своим профессиональным положением и готовностью Запада обманываться и создают версию событий, отвечающую ожиданиям читателей. Вот и получается по Оруэллу: мир создает иллюзии, толкающие его к погибели».

Я благодарен моим израильским друзьям за то, что они прислали мне этот внимательный анализ антисемитских предрассудков мировой прессы, тем более, что автор статьи абсолютно прав. В ответ, из склонности к спору и провокации, я посоветовал им вместо слов «Израиль» и «евреи» поставить «Россия» и «русские». Или, пуще того, «Иран».

С этой точки зрения можно проанализировать вообще все, что пишется в западной прессе: любые ситуации, любые события представляются в упрощенном, подчас карикатурном виде; мир делится на «хороших» (Запад) и «плохих» («других», к которыми могут относиться сербы, евреи, русские, арабы, мусульмане). «Другие», независимо от того, виноваты они в чем-то или нет, хороши ли они с объективной точки зрения или нет, всегда будут оцениваться критически, и что бы хорошее они ни сделали, ни объективной оценки, ни похвалы они никогда не дождутся.

По отношению к России «когнитивный остракизм», описанный Фридманом, совершенно тот же, что и по отношению к Израилю, только в десять раз сильнее, поскольку риторика, разработанная западной прессой и академическими кругами для России, формировалась не одно десятилетие. Она тем более враждебна, что у России, в отличие от Израиля, нет в Вашингтоне надежной поддержки в виде симпатизирующих ей периодических изданий. И Путина не зовут с выступлениями в Конгресс, как зовут Беньямина Нетаньяху.

Как же происходит эта когнитивная манипуляция, точнее, когнитивная деформация? Термин «манипуляция» не вполне тут подходит, поскольку он предполагает постоянно, планомерно претворяемый на практике злой умысел, что-то вроде журналистского заговора — тогда как в действительности журналисты просто механически воспроизводят уже существующие клише и стереотипы. Порой они этого даже не сознают — равно как не сознают этого и активисты НПО, уверенные, что борются «за свободу и демократию», в поддержку «этнических меньшинств и российского народа, притесняемых властями».

Анализ риторики испокон веков являлся академической наукой, и существуют многочисленные исследования языка прессы в отношении России. Здесь мы не будем пристально изучать этот вопрос. Наша цель — показать на некоторых примерах, как строится антирусская риторика — в прессе и в академических исследованиях. В академических текстах она в высшей степени туманна и запутанна и представляет собой особый смыслозатемняющий жаргон[346].

Самый простой способ дискредитировать Россию — через тщательно отобранную лексику. Освещая украинский конфликт, можно писать о «воинствующих сепаратистах Донбасса», а можно — об «антиукраинских сопротивленцах». Можно говорить об «аннексии Россией Крыма» — а можно о «возвращении Крыма в лоно России-матушки». А ведь речь идет об одних и тех же людях и событиях. Пресса пишет о «самопровозглашенной Донецкой республике» — и о «легитимном киевском правительстве», о «террористах, вооруженных Россией» — и о «солдатах регулярной украинской армии». То же самое касается «президента Порошенко» и «автократа Путина». Не говоря уже о том, что «жертвы» в прессе всегда украинские, а «агрессоры» всегда российские (ну в крайнем случае пророссийские). Создается впечатление, что все снаряды летят из России и падают на несчастных украинцев.

Итак, выбор лексики является основополагающим, ведь именно он создает ощущение принадлежности к одному и тому же лагерю или, наоборот, порождает недоверие и враждебность. Wording, Sprachregelung, usage contrôlé des mots, тщательный отбор лексики — это первый этап в деформации медийного языка. Занимаются этим профессионалы от коммуникации, это они придумывают формулировки и клише, которые удобно повторять и которые потом прочно войдут в обиход и замелькают на первых страницах периодических изданий. Именно так все и было, когда разразился украинский кризис.

Если проанализировать язык прессы в начале конфликта и проследить за его развитием (это касается любых конфликтов вообще), то нетрудно засечь момент, когда агентства по коммуникации, ответственные за разработку риторики, формируют клише; затем их подхватывают западные СМИ, которые направляют общественное мнение в желаемое русло. В 2014-м, когда разразился украинский кризис, в распоряжение украинского правительства было послано несколько десятков американских специалистов по коммуникации, они-то и разработали антирусский «новояз».

Вплоть до референдума о самоопределении Крыма и до кровопролития в Одессе журналисты еще колебались, пробовали разные формулировки, не могли выбрать между двумя лагерями. Россию уже клеймили, референдум критиковали, но все же не решались полностью дискредитировать народное голосование. Точно так же обстояло дело с трагедией в Одессе: западная пресса подхватила пропаганду украинских националистов, но сбавила обороты, когда стало известно, что заживо сгорели сторонники России. Однако путем тщательной сортировки прилагательных неопределенность вскоре была преодолена и уступила место радикальному делению на «хороших украинцев» и «плохих русских и прорусских боевиков».