В последний момент - Микалея Смельтзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, — она протянула мне тарелку и ложку. — Это домашний куриный суп с лапшой.
Я знала, что Сэди не умела готовить, так что это означало лишь…
— Ты рассказала маме?
Она смущенно улыбнулась.
— Мне пришлось. Она хотела знать, почему ты заперлась в комнате и все время плачешь.
— Неужели я так плохо выгляжу? — спросила я, подув на горячий суп.
Она посмотрела на меня взглядом, говорящим: «Ты шутишь?»
— Да, ужасно.
Я поморщилась.
— Прости.
Последние два дня были сущим адом. Я скучала по Мэддоксу больше, чем могла представить. Мое сердце болело. Я никогда не испытывала подобной боли прежде — словно мои внутренности разрывались и все содержимое растекалось.
Чувства были смешанными.
Я любила его.
Ненавидела.
Скучала.
Все было так глупо, и я злилась на себя.
До сих пор не могла поверить, что он хранил от меня нечто подобное. Если по-настоящему любил меня, как говорил, то рассказал бы, верно?
Сэди нахмурилась и отвела взгляд. По ее выражению было понятно, что она собирается сказать что-то, что мне не понравится. Посмотрела на меня, нахмурив лоб.
— Разве ты не можешь простить его? — я смерила ее взглядом. — Мне кажется, ему тоже больно, и он сожалеет, что не сказал тебе правду, — она с грустью посмотрела на меня. — Твоя мама сказала, что он приходит по несколько раз в день, чтобы увидеть тебя.
— Это лишь доказывает, что я должна остаться здесь, — я нахмурилась. — Он солгал мне, Сэди. И о том, что было важно. Это не такая мелочь, как если бы он солгал, что вынес мусор, а сам этого не сделал. Это… Он же знаменитость.
— И что? — она пожала плечами. — Он любит тебя.
У меня возникло желание швырнуть в нее тарелку с горячим супом.
— Да что с тобой? Ты же была так же зла, как и я, — прошипела я, — Кроме того, любовь не все раны лечит.
— Ну, — она смущенно улыбнулась. — Я поговорила с ним. И с Эзрой. Они были у тебя, когда я приходила за сменной одеждой. Хотя ты так и не переоделась, — сморщила нос и указала на мою грязную пижаму.
— Я провожу весь день в постели и одеваю то, что хочу, — надулась я. — В этой комнате запрещено осуждение.
— Полагаю, ты забыла, что это моя комната, и поэтому я могу командовать тобой. Заканчивай с едой, — она похлопала меня по ноге, — прими душ и переоденься, прошу. Мне неприятно видеть тебя такой печальной, возможно, душ немного взбодрит тебя.
Мне не хотелось говорить ей об этом, но ничто не смогло бы поднять мне настроение.
— Да, хорошо, — согласилась я.
— Я вернусь через пятнадцать минут, — предупредила она, глядя в глаза, пока шла к двери. — И, если ты не искупаешься, я сама тебя отведу в душ.
— Я поняла, — проворчала я, сделав паузу и склонив голову. — Полагаю, мне следует пойти домой.
Она замерла в дверном проеме.
— Ты готова к этому?
Я нахмурилась.
— Он может прийти, но я не обязана видеться с ним. Не могу же я вечно сидеть в твоей комнате. Пора смириться, — слова прозвучали сильнее, чем чувствовалось.
Сэди схватилась за деревянный косяк, с грустью наблюдая за мной.
— На самом деле мне кажется, что тебе следует снова поговорить с ним.
— Нет, — разозлилась я. В моем тоне прозвучал яд, удививший ее.
Подруга вздохнула, покачав головой.
— Ты действительно считаешь его виноватым? За то, что сохранил тайну? Парни заслуживают, чтобы кто-то любил их за то, кем они являются, а не за их достижения. Это все, что он хотел, Эмма.
— Перестань, — прошипела я. — Слышать ничего не хочу.
Мне хотелось, чтобы лучшая подруга была на моей стороне, но все было иначе.
— Ты не хочешь этого слышать, потому что знаешь, что я права.
Я схватила подушку и швырнула в нее, но Сэди уже вышла, и подушка шлепнулась на пол, ударившись о закрытую дверь.
Я снова расплакалась — кажется, только этим и занималась последние пару дней — и постаралась поесть суп. Но это бесполезно. Мне совсем не хотелось есть. Я была несчастна и знала, что единственный способ пережить это — простить Мэддокса, но предательство так глубоко ранило меня, что не было уверенности в том, что прошлое можно вернуть.
***
— Я УЖЕ НАЧАЛА думать, что у меня больше нет дочери, — мама вошла в комнату с чашкой чая — к счастью, не с той, которую мне купил Мэддокс.
— Ха-ха-ха, — пробурчала я. Взяла чай и поставила на стол, открыв клетку, чтобы проверить Акиллу. Последние несколько дней забота о нем легла на плечи моей мамы. Мне было неловко, но это необходимо.
— Что именно произошло? — она села на край постели. — Мэддокс рассказал мне свое видение ситуации, но я хочу послушать и тебя.
Я тоже села, убедившись, что с Акиллой все хорошо, и мама начала заплетать мне волосы, как делала это прежде, когда я была маленькой.
Мне не нравилось, что она разговаривала с Мэддоксом. Мне бы хотелось, чтобы он держался подальше. Солгав, этот человек лишился права на доверие.
Несмотря на то, что это было последнее, о чем хотелось говорить, я начала с самого начала, рассказав ей все — ладно, не все, но достаточно.
Она слушала, кивая и время от времени делая замечания.
Когда я закончила, она поднялась и направилась к двери.
— Ты не собираешься сказать, что я должна простить его? — спросила я, удивившись своему тону.
— Эмми, — мама задержалась в дверях, — полагаю ли я, что ты должна его простить? Да, но не мне это решать. Ты, — она указала на меня, — должна сама принять это. Простишь ты его или нет — зависит только от тебя, — мама пожала плечами, — а я в любом случае поддержу тебя.
— Вот дерьмо, — пробормотала я, схватив подушку и прижав ее к груди.
Она издала легкий смешок.
— Любовь никогда не бывает легкой, Эмми. На самом деле это невозможно. Но любовь всегда стоит того, чтобы бороться, если она настоящая.
Я трепетно вздохнула.
— Она похожа на одну из невозможностей, которую я не могу преодолеть.
— Это твой выбор, — она пожала плечами, — Ты либо любишь его настолько, что борешься со своей болью, либо отпускаешь.
— Я верила ему, мам, а он разрушил мое доверие, словно это пустяк, — у меня задрожала нижняя губа.
Мама вернулась в комнату и снова села. Обняла меня за плечи и прижала к себе.
