За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг

горя кожей, пытаться придать лицу обычное выражение. Дурак…Сразу надо было в «голову» запереться, когда только пошли и не вылезать, а то играю тут во что-то, а теперь вот… Тольнак появился сразу же, вынырнув из-за изгиба «дороги», из-за чего-то корявого, оплетенного засохшим местным вьюнком. Он стоял близко, спиной к нему, утопая нижней частью в листве змеекорня, и до него почти не надо было идти. Он не заметил появления Чия. Почему-то он был один, ни Израна, ни Ворота рядом. Чий тихонько подошел сзади: «Ты здесь был вчера?» Тольнак резко обернулся, удивленно его оглядывая: «Ты ради этого сюда перся?» – «Да кого перся, за вами в паре шагов шел, думаю, догоню поговорю» – «Да, а запыхался тогда чего?» Чий отмахнулся. «Был здесь?» – «Ну ты не самое удачное время выбрал. Нет, здесь уже не был».

Он провел рукой, указывая пальцем в жижу, якобы вдоль тропы. «Видел? Понял?»

«Чего у вас с Израном, договорились, что ли? Вчера, сегодня?» – « Вчера». – «Ну и как посвятил его во все, что ли?» – «Да нет, но он ручной сейчас, сейчас как задумывали, так все и будет». Он оглянулся быстро назад – «А ты мне сейчас испортишь все только, Чий, давай потом, а». – «Они где?» – «Вперед пошли, мы проверить решили, поспорили: я говорил, что они тропу теперь сами отыщут»… – «А ты не думаешь»…– «Давай потом, а. Иди назад, сейчас опять набычатся, подозрения эти ненужные, он, думаешь, поверит, что ты в паре шагов шел и что так это просто решил. У тебя на лице начерчено все сегодня» – «Что?» Тольнак подумал немного, потом улыбнулся, впервые за разговор: «Ужас дикий и необузданный, и неумный. Все, давай». Он нервничал заметно, Чий, поколебавшись, немного кивнул, развернулся, чтобы идти, сделал пару шагов и повернулся опять. «Так что, Тольнак? Повезло нам, выходит», – он повторил его жест, показывая на тропу. «Еще бы, нам вообще везет, даже до нелепости что ли, против всяких правил, я как-то задумался. Это ерунда, что блуждали, жратвы не было, по идее, нас уже в живых давно быть не должно, и не раз даже, а мы идем», – он оборвал речь на полуслове – шагах в тридцати спереди, шатались кусты, Изран и Ворот возвращались, они шли по хорошо освещенному месту, и их хорошо было видно, в отличие от Тольнака с Чием, стоявших в тени. Тольнак быстро ткнул пальцем в воздух, показывая ему назад, Чий, пригнувшись, скользнул за сухие нити вьюнка, свисавших с коряги. Тольнак поднял с земли связку бородвы и пошел к ним.

Чий поглядел, как они встретились, обмолвились о чем-то непродолжительно, Ворот, обернувшись, показал пальцем куда-то туда, откуда они пришли, выслушал ответ, взял у Тольнака вязанку, неуклюже, одной рукой, другую он по-прежнему держал на весу. Значит, это я сегодня странный, может и так, тогда почему мне кажется, что это день сегодня такой? Может, именно поэтому. Тольнак, видимо, правильно говорил, это он себе надумал что-то, жути нагнал, головой этой-то теленка, которая росла у Дерева из плеч и постоянно лезла ему в воображение или даже не вылезала. Снами этими своими, сверхподозрительностью. И Изран. Он поглядел вперед, разглядывая лицо, нормальное лицо, спрашивал что-то или говорил, серьезное, думающее. Ручной он, а может и так: это он в Деревне повелевал, а сейчас тоже человек, испуганный как и все, выход ищет, старается даже. А раз человек, то тоже управлять можно, слабости у всех есть. Даже если он их никогда и не показывал, с детства.

Чий еще немного посмотрел на него и улыбнулся. Как там Хребетный жир. Надо ему рассказать, посмотреть на реакцию.

Сильно он так и не отстал, теперь он действительно был в паре шагов сзади, видел, как кусты раскачиваются впереди, слышал отдельные слова, правда, не разбирал, говорили они негромко. Он вспомнил, что так и не спросил Тольнака по поводу того, что он думает о тропе, почему она не изменилась за столько лет, да и времени бы все равно не хватило. Наверное, все же где-нибудь у тростников или за ними начиналась коса там, снизу, глиняная или твердого грунта, тогда она, действительно, вряд ли могла измениться не только со времен Кары, но и еще после них поколения будут меняться, а она так и останется. Иное дело, что тогда они могли бы в другой год здесь и не пройти, этот-то сухой выдался, а было бы тут, воды на два локтя еще, тогда тропы бы не стало, во всяком случае, местами, и тогда они бы обязательно застряли. Те, кто шел спереди, его вроде даже не замечали, странно, он то их видел почти отлично сквозь жидкое решето того, что поднималось из хляби. Неужели это единственное место, по которому можно пройти сквозь Болото, не может быть, чтобы вот дотуда, до горизонта, больше не было бродов, или если и не здесь, то дальше, оно ведь не кончается горизонтом, есть, скорее всего, должно быть, может, не броды, а наоборот, там, где по большой воде все это можно переплыть…

Впереди что-то плюхнулось, додумать ему не пришлось. «А-А-А-А-А», – закричали резко и истошно во весь голос. Он за мгновение до этого успел заметить что-то боковым зрением, кинулся через ветки, через что-то свисающее упал, вскочил, снова упал. Он не успел понять, что случилось, не верил, но голос уже узнал.

Внизу валялась вязанка со сладким камышом, Ворот стоял, прижимая руки к груди, лицо у него было белым. Изран рядом, нагнувшись, а тот, кто бился и катался в грязи, орал жалобно и взахлеб голосом Тольнака, и был Тольнаком.

Его подняли, извивающегося змеей, вырывающегося. Попробовали обтереть, Чий хотел взять за руку, посмотреть. «Тольнак что?..» – он поглядел на Израна – «Что здесь?..» Тольнак руку не давал, также закрывал лицо и орал по-прежнему, это какую боль надо чувствовать, чтобы вот так вот, – уже видимо сил не было кричать, это был хрип, теперь не очень громкий, жалобно плачущий, на щеках кровь. Спрашивать у него что-то было бесполезно, он не реагировал, как будто и не слышал. Чий встал, осмотрелся, взгляд попал на руку Ворота, которую он держал перед грудью, не прокушенную, другую, испачканную от пальцев до локтя свежей кровью. «Ты?!» – он рванулся вперед. Ворот, удивленно отстраняясь, выставил перед собой ладонь – на ней была рана. «Я так же, как он». Он кивнул, видимо указывая под ноги, куда-то с боку от него, Чий посмотрел вниз и лишь тут заметил – из взболтанной мешанины, поднимались ровные колышки. «Змеекорень» – узнал он. Обгрызенный,