Словарь религий, обрядов и верований - Элиаде Мирча

31.7.4. Снова бросив взгляд на эту краткую сводку христологических концепций, мы сразу видим, что она поддается синхронной интерпретации и все возможности изначально заложены в следующей системе:

31.7.5. Иерархические отношения внутри Троицы являются другим параметром христологии. Православная точка зрения состоит в утверждении, что три ипостаси обладают одной и той же сущностью (узийя) и одним и тем же действием (энерейя). Точки зрения, исключаемые православием суть: субординационизм, утверждающий, будто Христос подчинен Отцу; пневматомахизм (течение, с которым спорил Василий Великий), утверждающий, что Святой Дух подчинен Отцу и Сыну; модализм, согласно которому Отец, сын и Святой Дух суть одно лицо под тремя разными именами, и т. д. Следствием модализма явился патрипассионизм, утверждающий, что, поскольку Христос есть Бог, Отец страдал на кресте вместе с Ним. Как легко видеть, тринитарная иерархия тоже может быть изучаема системно и синхронно по таким параметрам, как: тождество/нетождественность, превосходство/подчиненность и т. д.

31.7.6. Великие анимологические контроверзы также синхронны, поскольку разворачиваются по схеме:

Концепция предсуществования души может выступать либо как классический, платоновский метемсоматоз, либо как оригенизм — более изощренное учение, говорящее о воплощении души, в зависимости от ее заслуг или грехов, на различных уровнях лестницы бестелесных творений.

Если же душа не предсуществует, она либо всякий раз творится Богом (концепция, в конце концов ставшая православной), либо происходит от размножения родительских душ (традуционизм концепция, разделявшаяся Тертуллианом и первоначально преобладавшая над креационизмом).

31.7.7. Наконец, в синхронной перспективе можно рассматривать и контроверзы о свободе воли, как в августиновскую эпоху, так и в лютеровскую.

Августин высказал свои взгляды в споре с Пелагием, согласно которому первородный грех не может поставить препятствия свободе человеческой воли. Августин, напротив, утверждает, что Бог создал человека со свободой воли для выбора между добром и злом. Но, поскольку человек избрал зло, он утратил способность полностью подчиняться божественной воле. Поэтому для спасения ему необходима благодать. Как позднее скажет Лютер, споря с Эразмом, человек в своем нынешнем состоянии обладает не liberum arbitritim (свободой воли), a servum arbitrium (рабством воли).

Кроме того, утверждает Августин, Бог от века решил, кто будет спасен, а кто нет, и в соответствии с этим предвечным решением ниспосылает благодать. Число предназначенных к спасению (numerum praedestinatorum) ограничено и равно числу мест, освободившихся на небе после падения части ангелов. Остальное человечество по предопределению составляет massa perditionis. Оранский собор (529) провозгласил августиновскую концепцию православной, но собор в Керси (853) отбросил идею двойного предопределения (ко спасению и к осуждению): massa pcrditionis не предопределена Богом, но просто наказывается за неправильный выбор.

Реформа возобновила заново спор о предопределении, занимающий центральное место среди вопросов вероучения, поставленных Лютером. Под влиянием Меланхтона ортодоксальный евангелизм отказался от споров о предопределении, но кальвинисты вновь их подняли. Дордрехтский синод (Нидерланды, 13 ноября 1618 — 9 мая 1619), собравший представителей разных реформатских конфессий, утвердил учение о двойном предопределении.

Системный подход, примененный здесь к отдельным богословским проблемам, приложим и к христианской теологии в целом.

31.8. Христианская жизнь также описывается по нескольким параметрам. Для некоторых конфессий чрезвычайно важен литургический год. В центре его находятся Рождество Христово, праздновавшееся сначала 6 января, а затем перенесенное на 25 декабря (день праздника Митры «Непобедимое солнце») и Пасха — праздник Воскресения, которому предшествует сорокадневный пост, некогда весьма строгий. Причащение (употребление освященных хлеба и вина) католики и православные рассматривают как одно из таинств — обрядов, установленных Самим Иисусом Христом. У католиков таинствами признаются: крещение, конфирмация, причащение, соборование, брак, рукоположение, покаяние. Частота причащения менялась со временем; католики причащаются чаще других, а после II Ватиканского собора причащение у них стало повседневным обрядом. Все конфессии придают большое значение нравственности. Можно было бы сказать, что нравственная сторона преобладает в протестантских исповеданиях, не признающих таинств, но тогда бы мы недооценили ее роль в других конфессиях.

Хотя христианские Церкви традиционно укрепляли ценности патриархального общества, они дали многим женщинам пристанище в монастырях, где они получали доступ к культуре и определенную независимость, невозможную в других местах. Многие исследователи (Ида Магли, Рудольф Белл, Дагмар Лоренц и др.) отмечали, что в обществе Средних веков и Ренессанса у женщины было только две возможности стать свободной: монашество и проституция. Вследствие этого, учреждение женских монашеских орденов в последнее время оценивается положительно. Напротив того, роспуск женских орденов и принуждение женщин к браку в лютеранстве в XVI в. теперь считается причиной унизительной противоположности между замужними и незамужними женщинами, в некоторых обществах существующей и поныне. В Германии во время великой «охоты на ведьм» и даже гораздо позднее женское безбрачие казалось подозрительным и могло легко привести к расправе. Мужского безбрачия это не касалось. Как показала Пруденс Аллен, христианское уничижение женщин стало всеобщим вследствие триумфа аристотелизма в XIII в. Аристотель — отец теории, одним из последних вариантов которой стала фрейдистская идея «лишенности пениса»: женщина — неполноценный, уродливый человек, если только ее лоно не служит появлению нового существа. Эта теория соединилась с распространенными, безосновательными предрассудками (о ненасытной женской похоти, губящей мужчин, и о женской иррациональности), которые давали основание считать женщин находящимися в особенно тесной связи с дьяволом. Отсюда произошло яростное гонение на женское начало, начатое в Германии папской буллой Summis desiderantis affectibus (1494) и Молотом ведьм (1496) инквизиторов Инститориса и Шпренгера. Век спустя еще более ожесточенная охота на ведьм разразилась в протестантских (как заметил Дж. Б.Рассел) землях.

Живейшей надеждой христианина всегда была вера в жизнь после смерти и небесную награду за заслуги, накопленные в течение жизни. Проступки же, напротив, получат наказание в аду. Страшный суд сделает и награду, и наказание вечными. Как блестяще показал Жак Ле Гофф в книге «Рождение чистилища» (1981), идея чистилища, где искупаются простительные грехи, возникла только между 1024 и 1254 гг. Примерно в то же время получили необычайное распространение апокалиптические сочинения, изображающие посещение рая и ада. Древнейший из них — Visio Beati Esdrae[99] (вероятно, X век); за ним последовали ирландское Видение Адхамнана (XI век), Видение Альберика Монтекассинского (1111–1127), Видение Тундала (1149), Трактат о чистилище святого Патрика (1189) и т. д. С этой традицией, а отнюдь не с исламскими рассказами о мирадже Пророка, связана и Божественная Комедия флорентинца Данте Алигьери.

31.9. В заключение этих страниц никак нельзя не сказать о богатой мистической христианской традиции, которую можно рассматривать как разновидность созерцательного платонического аскетизма, соединенного с ритуальными и, отчасти, литургическими действиями. В своем историческом богатстве христианский мистицизм включает в себя почти все возможные мистические феномены, но ставит акцент скорее на экстазе, чем на самосозерцании. Цель мистического опыта — достичь слияния с Богом в полном забвении тела и мира. Первым интерпретацию такого опыта дал Ориген (см. 31.4.3). В конечном счете христианская мистика приняла неоплатоническую окраску, сохраняя, однако, отличающую ее от неоплатонизма специфическую характеристику любви. Неизвестный автор, воспитанник афинского неоплатоника Прокла (410/12–485), писавший под именем Дионисия Ареопагита, ученика апостола Павла, открыл форму мистики, положившую начало целой традиции. Настаивая на непознаваемости Бога (отрицательное или апофатическое богословие), эта мистика, оставаясь экстатической, сближается также с буддийской мистикой пустоты. Состояние фана в суфизме, Бог Мейстера Экхарда (1260–1327), Яна ван Рейсбрука (1293–1381) и Иоганна Таулера (1300–1361), la noche oscura (темная ночь) кармелита Хуана де ла Круса (1542–1591), ученика великой экстатической созерцательницы Терезы Авильской (1515–1582), замешательство силезского протестанта Якоба Беме (1575–1624) перед непроницаемой (и потому почти сатанической) сущностью Бога Отца — все это происходит из отрицательного способа богословствования. Впрочем, он был превосходно разработан и в умозрениях великих номиналистов с XII по XV век. Но, как прекрасно показал Мишель Мелен («Человеческий опыт божественного», 1988), мистицизм любви нельзя отделить от мистицизма пустоты, часто возникающего лишь как этап (пустыня, ночь) на пути мистика. Далее возникает умозрительная мистика, исчисляющая стадии мистического опыта. Начало ей положил тот же Дионисий Ареопагит; его традиция была продолжена и на Востоке и на Западе: от Иоанна Лествичника (ум. ок. 650), автора Лествицы райской, предлагающей иерархию мистического опыта из тридцати этапов, до францисканца Бонавентуры из Бангореджо (1221–1274), автора Мысленного пути к Богу.