Звезда по имени Любовь - Эвелина Пиженко

Слёзы градом лились из её глаз, и, вместо того, чтобы встать и пересесть подальше, она вдруг уткнулась ему в плечо.

— Поехали со мной? — он неожиданно погладил её по волосам.

— Куда?.. — сквозь всхлипы, спросила Любаша.

— Ко мне.

— Зачем?..

— Будешь жить у меня… встречать, кормить… Ты готовить умеешь?

— Угу… — она часто закивала, — Умею…

— Поедешь?..

— Поеду… — закрыв глаза, Люба почувствовала, как кружится голова. Ей показалось, что она проваливается в какую-то бездну…

Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. В комнате было темно, и только по не зашторенным окнам Любаша с ужасом догадалась, что она не дома. Резко поднявшись с кровати, она почувствовала подкатившую к горлу тошноту и сильное головокружение. Ужасно хотелось пить, и она через силу попыталась оглядеться.

…Егор спал рядом с ней, на кровати. Оба они были одеты, и это чуть успокаивало… Хотя для разгневанной матери этот факт не послужил бы оправданием. Со страхом поглядев на часы, Люба ощутила, как по телу пробежал холодок…

Почти двенадцать часов ночи. Мать, наверное, уже прокляла её…

Достав из висевшей на спинке стула сумочки телефон, Люба посмотрела на входящие вызовы — за то время, пока она спала, мать звонила ей несчётное количество раз…

Странно, почему она не слышала сигнала?.. Неужели она была настолько пьяна?!

Сколько же они вчера выпили?..

Господи!.. Она же в своей гостинице!.. Её пальто — до сих пор в дежурке… Как теперь объяснять сменщице, что она до сих пор — здесь?..

Ещё раз посмотрев в темноте на спящего Егора, Люба встала и прошла в ванную.

Его зубная паста оказалась как нельзя кстати. Освежив рот, Люба умылась и, борясь с неутихающими приступами головокружения, расчесала волосы.

…У входной двери чуть постояла и, решительно выдохнув, повернула замок…

— А я-то думаю, где ты есть? — дежурная по этажу, Антонина, удивлённо смотрела на Любашу, — Пальто висит, тебя нет, ночь на дворе. Думала, что ты раздетая ушла.

— Я тут… знакомую встретила… — Люба сочиняла на ходу, еле выговаривая пересохшим языком слова, — Посидели, поболтали…

— Угу… — многозначительно ухмыльнулась Антонина, — Понятно… А тут мама твоя всё названивает на городской. Ты что, её не предупредила?

— Мама?.. Странно… — Люба деланно удивилась, — А мне почему-то не звонит.

— Угу… — Антонина, снова кивнула, — Ничего, дома разберётесь. Только на работу не проспи. Тебе же с утра?

— Ну, да, с утра… — представив, что ждёт её дома, Люба невесело направилась в дежурку.

Одевшись, она торопливо вышла из гостиницы и пешком пошла по тёмной, едва освещаемой фонарями улице домой. Маршрутки уже не ходили, а вызывать такси она не стала, решив, что прогулка на свежем, морозном воздухе облегчит её состояние, тем более, что жила она не так уж далеко.

— Ты где была?! — судя по свирепому лицу и быстроте, с которой Тамара Васильевна выскочила из своей спальни на звук хлопнувшей двери, та ещё не спала.

— На работе, — снимая сапоги, Люба старалась не смотреть на мать.

— Не ври! — та грозно сверкала глазами на дочь, — Я все телефоны оборвала, ты давно отработала! Где была, спрашиваю?!

— Мама, я была на работе! — Любаша говорила правду, поэтому её голос звучал уверенно.

— Ты что… Пила?! — Тамара Васильевна потянулась носом к дочери, — Ты — пьяная?!

— Да, я — пила! — Люба неожиданно повернулась к матери всем корпусом, — Потому, что мне уже двадцать лет, и я взрослый человек!

— Ты… ты как со мной разговариваешь?! — размахнувшись, мать со всей силы впечатала ладонь в Любашину щёку, — Ах, ты, дрянь!

— Ты за что меня ударила? — Люба ещё не до конца протрезвела, и теперь обида всколыхнулась с новой силой, — За что?!

— Ах, вот как?! — подняв с пола снятый дочерью сапог, Тамара Васильевна размахнулась ещё раз — теперь удар пришёлся по Любашиному плечу, — Я тут чуть с ума не сошла, пока ты не заявилась, а ты мне — так?!

— Ты?! С ума?! — встав перед матерью, Люба от обиды сжала кулачки, — Да если бы ты за меня переживала, ты бы на шею мне кинулась, а ты… Ты уже задолбала меня своей грубостью, понимаешь?! За-дол-ба-ла!..

— Я — задолбала?! — мать опешила, — Это ты мне такое говоришь?! Ах, ты, паскуда… Зачем я только тебя родила?!

— Вот именно, зачем?! — Люба тоже перешла на крик, — Зачем ты нас рожала?! Ты же нас не любишь!.. Ты только и орала на нас всю жизнь, только и поучала, обзывала!.. Что мы от тебя видели?! Ко мне чужие люди лучше относятся чем ты, родная мать!..

— Ах, вот как… — Тамара на секунду притихла, как тигрица перед прыжком, — Вот как ты заговорила… Чужие люди, говоришь…

— Да, чужие! Поэтому и счастья нам с Веркой нет! Ты виновата! Ненавижу!..

— Ах ты ж, паскуда… — снова схватив сапог, мать замахнулась ещё раз, но Люба, кинувшись к двери, успела выскочить из прихожей. Забежав в свою комнату, захлопнула дверь и, упав плашмя на кровать, разревелась в голос.

…Возникшая через секунду на пороге Тамара Васильевна ещё что-то кричала, размахивая сапогом, даже несколько раз ударила им лежавшую Любу по спине…

Медленно повернувшись, Любаша села на постели. Видимо, у неё было такое выражение лица, что, увидев его, мать неожиданно прервала свой истеричный монолог.

— Если ты сейчас не уйдёшь из моей комнаты… — с каменным лицом произнесла Любаша, — Я открою окно и выброшусь. Уйди.

В сердцах бросив сапог на пол, Тамара молча вышла и громко хлопнула дверью.

Несмотря на усталость и похмельное состояние, уснуть Люба так и не смогла. Утром, встав и приведя себя в порядок, она даже не выпила кофе и сразу же отправилась на работу. После ночного скандала с матерью ей было всё равно, что говорят о ней в гостинице. Ей вообще было теперь всё равно…

— Привет… — уже после обеда Егор, которого она с утра так и не увидела, сам заглянул в дежурку, — Как ты?

— Привет… — Люба неожиданно обрадовалась ему, — Нормально.

— А я нет, — рассмеялся он, — дали мы с тобой вчера жару… Я утром чуть не проспал.

— Успел? — заложив руки в карманы передника, Люба грустно улыбалась.

— Успел, — кивнул он, — объект сдал.

— А говоришь — ненормально.

— Ну, в этом смысле — да, нормально. Но вечером по плану ресторан… Банкет по случаю сдачи объекта. Опять придётся пить.

— А ты что, непьющий? — усмехнулась Люба.

— С некоторых пор — очень умеренно… — он окончательно переместился в комнату и прикрыл за собой дверь, — Так что… думай.