Эхо - Дун Си
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В каком смысле «версальские розы»? – спросила Жань Дундун.
– Это интернет-мем, – пояснил У Вэньчао. – Есть такая манга «Версальская роза», в ней показана великолепная жизнь элиты. Это выражение используют для описания людей, которые ведут подобный образ жизни. Как правило, такие баловни судьбы, выпендриваясь в соцсетях, якобы жалуются на жизнь, но тем самым пускают пыль в глаза всем остальным. Они намеренно переворачивают правду, чтобы похвалить себя, например, говорят, что они жирные, в то время как совершенно очевидно, что они худые; или, сидя в роскошном автомобиле, вдруг выражают сожаление по поводу его тесного салона; или, купив брендовую сумочку, сообщают, что она оказалась не такой уж дорогой, как предполагалось. В любом случае, это проявление одной из форм нарциссизма. Характерной чертой Лю Цина и Бу Чжилань как раз и являлся такой вот нарциссизм, только хвастались они не богатством, а любовью. К примеру, как-то раз Лю Цин выложил фото, на котором Бу Чжилань стирала его одежду, и написал комментарий: «Какой толк от женской красоты? Раз уж девушка не способна говорить на философские темы или рассуждать о поэзии, пускай хотя бы стирает мою одежду». Бу Чжилань тут же поставила лайк и подписала: «Подлец, если бы знала, что тебе не нравятся красивые девушки, то попросила бы маму родить меня пострашнее». В другой раз Лю Цин выкладывал картинку с букетом роз и писал: «Ни одна из этих роз не сравнится с цветком, что растет в нашей группе». Бу Чжилань тут же оставляла комментарий: «Ни один из этих стеблей не сравнится с тем, что выделяется в нашей группе». А еще Лю Цин опубликовал их совместное фото и подписал: «Кто-то считает, что они созданы друг для друга, но как по мне, то вряд ли». Бу Чжилань тут же отреагировала: «Я тоже слышала, но не пишу об этом всем подряд, неужели тебе неизвестно, что правда вызывает зависть?» Такого рода нарочито скромная переписка с флером хвастовства постепенно оформилась в так называемый «версальский жанр». Лю Цин и Бу Чжилань прекрасно знали, что мы им завидуем, но чем больше мы завидовали, тем больше они демонстрировали свою любовь. Он не раз мне объяснял: чем сильнее зависть окружающих, тем больше хочется ее вызывать. Он считал меня единственным человеком, который ему не завидует, потому что не имеет такого права из-за своей внешности. В душе мне было неприятно слышать такое, но я вынужден был согласиться. Однако он не понимал, что тяга к прекрасному – это свойство человеческой натуры, включая тягу к красивым девушкам, и тут вопрос не стоит о том, достоин ты этого или нет.
Мы стали друзьями, и эти отношения сохранились у нас вплоть до сегодняшнего дня. В двадцатых числах марта, когда он зашел поболтать, меня вдруг осенила идея: а почему бы не предложить Ся Бинцин куда-нибудь эмигрировать? Эта мысль промелькнула подобно молнии и настолько меня взволновала, что я едва не дрожал от нетерпения. Я еле сдерживал радость, внимательно присматриваясь к Лю Цину, – его улыбка обезоруживала искренностью, вызывая абсолютное доверие. Точно говорят, что блестящая идея приносит отличное настроение, а хорошее настроение укрепляет дружбу. Сперва я хотел тут же все и обсудить, но вовремя сдержался; для начала надо было хорошенько прощупать почву.
Я познакомился с его двоюродной сестрой и через нее узнал, что Лю Цин уже давным-давно с Бу Чжилань расстался, та бросила его из-за отсутствия стабильного дохода. В миграционном агентстве он тоже держался на волоске – во-первых, не умел вешать лапшу на уши, а во-вторых, просто не хотел этого делать. Разведав все, что хотел, я пригласил его на кофе и объявил, что получил заказ на сотни тысяч юаней. Я спросил, готов ли он за него взяться. Он даже бровью не повел, лишь сказал: «Смотря что за дело». Вот уж не думал, что он окажется выпендрежником почище меня. Я рассказал, что требуется уговорить одну красивую девушку уехать за границу, а если этого сделать не удастся, то надо завести с ней роман и жениться. Лю Цин ответил, что красивые девушки бывают двух типов – действительно красивые и такие, которых красивыми считает его отец. Я тут же показал ему фото Ся Бинцин. Он сказал, что уговорить ее уехать он сможет, но жениться не обещает. Тогда я предложил этот заказ ему. Он поинтересовался, в чем заключалась конечная цель заказчика. Я сказал, что тот навсегда хочет избавиться от ее общества, что она была его любовницей, которая ему наскучила. Лю Цин спросил, каким образом будет производиться оплата. Я пообещал, что половину выплачу сразу, а остаток отдам сразу после завершения работы. Он попросил дать ему семьдесят два часа, чтобы хорошенько все обдумать.
Однако на обдумывание ему хватило двадцати четырех часов, после чего он явился ко мне и объявил, что согласен. Помнится, я его еще сказал, мол, на работе ты успехами не блещешь, можешь гарантировать, что уговоришь Ся Бинцин? Он в ответ захохотал: «А тактику соблазнения ты в расчет не принимаешь?» Я выразил сомнение, что такой, как он, ей понравится, надежнее было бы отправить ее за границу. Он признался, что гарантировать это в любом случае не может. Тогда я сообщил, что подготовил проект или, лучше сказать, сценарий, который наверняка обеспечит стопроцентный успех. «Что за сценарий?» – тут же спросил он. Я ему все рассказал, и он согласился.
– Расскажи, пожалуйста, что это был за проект? – попросила Жань Дундун.
– Не волнуйтесь, я все расскажу. Я понимаю, что честное признание наказание смягчает, а сокрытие вины – отягчает.
Глотнув воды, он добавил:
– Я бы не прочь сходить в туалет.
55
Спустя минут десять допрос продолжился. У Вэньчао рассказал, что первым пунктом в его проекте значилась «случайная встреча».
– Ся Бинцин перестала заглядывать ко мне так же часто, как раньше. Ситуация изменилась после того, как я помог ей с проектом дня рождения для Сюй Шаньчуаня. Если она и навещала меня, то уже не откровенничала, как раньше, ее словно подменили. Как-то раз в начале апреля, точную дату я не помню, она нарисовалась у меня на пороге, быстро оглянулась, вошла внутрь и тут же попросила поднять жалюзи. Заработавшись, я забыл, что окна у меня были закрыты.
Жань Дундун тут же про себя отметила – наверняка не решался открыть их еще со времени визита Сюй Хайтао. Едва в сердце поселяются мрачные мысли, как развивается боязнь света.
– Я открыл жалюзи, – продолжал У Вэньчао, – в комнате сразу стало светло, у входа в микрорайон царило оживление. Я заварил кофе, она понюхала и сказала, что он совсем потерял аромат, даже не попробовала, словно я добавил туда яда.
«Почему он использовал такое сравнение? – тут же подумала Жань Дундун. – Может, подсознательно он действительно хотел ее отравить?»
– Я сказал, что кофе абсолютно тот же, – продолжал У Вэньчао, – и добавил, что на вкусовые ощущения наверняка влияло ее настроение. Она недоверчиво посмотрела на меня и произнесла: «Вэньчао, я рассказывала тебе слишком много из того, чего не следовало. Ты это никому не разболтал?» Я тут же ее успокоил: мол, какая мне с того польза?
Жань Дундун расценила эту фразу с точностью до наоборот – если бы польза имелась, ты бы сразу продал ее с потрохами.
– На этот раз, – продолжал У Вэньчао, – Ся Бинцин пришла, чтобы попросить меня держать язык за зубами. «Мои отношения с Сюй Шаньчуанем, – сказала она, – становятся все хуже, прошу, никому
