Камбер Кулдский - Кэтрин Куртц

Синхил проглотил слюну и с большим интересом стал рассматривать пол под ногами. Наконец он отважился бросить осторожный взгляд на девушку в постели.

К его удивлению, она боялась не меньше его. Он подумал, неужели у него такой же испуганный вид, и быстро отвернулся.

— Миледи, — прошептал он. Голос с трудом повиновался ему. — Вы знаете, какую жизнь я вел. Я никогда не знал женщин.

Он замолк и осмелился взглянуть, в ее глаза. На него смотрели глубокие голубовато-зеленые озера — человек мог утонуть в них, и он уже не сумел бы отвести взгляд, даже если бы захотел.

— Значит, мы с вами в одинаковом положении, милорд, — прошептала она уже не так испуганно, как раньше, — ведь я тоже никогда не знала мужчин. Но вы теперь мой муж. — Она протянула к нему руку. — А я — ваша жена. Идите ко мне, и мы вместе поучимся этому искусству.

Постель была широкой, а она лежала по середине, и, чтобы взять ее нежную руку, — а он знал, что он должен взять ее, ему очень хотелось этого — ему надо было преодолеть несколько шагов расстояния, отделявшего его от постели. Он сделал это.

И когда они смотрели в глаза друг другу, она взяла его руку, поднесла к своей щеке и прижалась к ней. Он очень удивился, обнаружив, что щека ее мокра от слез, и затрепетал, почувствовав чудесную мягкость ее губ на своей ладони.

Решив, что он очень испугал ее, Синхил повернулся к ней, и вскоре другая его рука уже гладила ее волосы, вытирала слезы. Затем она коснулась своей рукой его лица, его бороды. Пальцы ее пробежали по кончикам усов, коснулись губ, и он нежно поцеловал ее.

Рано утром к ним зашел Камбер и увидел, что они мирно спят в объятиях друг друга. Вся их одежда была беспорядочно разбросана, халат Синхила, скомканный лежал на полу.

Когда Камбер выходил из комнаты, на его губах играла улыбка. Он произнес молитвы благодарности тому святому, который осенил это брачное ложе в часы блаженства молодых супругов. Кто бы ни был тот святой, он хорошо сделал свое дело.

ГЛАВА XIX

И посадили его под стражу, доколе не будет объявлена им воля Господня.[23]

Дни собирались в недели, а недели — в месяцы, и вот наступила весна, обещавшая начало новых событий. Укрытые в тайных убежищах, изгнанники не видели признаков наступившей весны — распустившихся деревьев, зеленых лугов.

Но жизнь пробуждалась не только в природе. Жизнь зарождалась и в чреве той, кто, возможно, скоро станет королевой Гвиннеда. Архиепископ Энском вернулся в убежище, чтобы отслужить мессу Благодарения.

Теперь все ожидали рождения королевского наследника и находились во временном бездействии. Нельзя же было рисковать жизнью Синхила во время переворота, пока не родится наследник, так что новая зима должна была наступить еще при правлении Имре.

Однако для Синхила эта весна не стала порой радости. Испуганный, замученный угрызениями совести, он погрузился в изучение богословия, избегая постели своей молодой жены и держась от нее подальше.

Хотя Райс сказал ему, что у него будет сын и что ему стоит только дождаться октября, чтобы получить живое доказательство этому, Синхил выкинул все это из головы и наглухо забаррикадировался защитными полями. Они могли заставить его стать принцем и даже королем, но самому Синхилу это было не по душе. Но он все же был близок к тому, чтобы снять свои защиты, в тот день, когда служил свою последнюю мессу, и в день перед свадьбой, когда он вдохновенно говорил о своем призвании священника. Но он сдержался и даже отказался принять в себя могущество Дерини, которое ему предложили.

Однако в нем все же что-то изменилось.

Хотя Синхил не общался с Камбером и с остальными больше, чем требовалось, он иногда разговаривал с Ивейн. Все началось после ее свадьбы на двенадцатую ночь после Рождества.

Джорем в присутствии Камбера и остальных благословил брачный союз. Хотя Синхил был приглашен вместе с Меган и пожелал счастья молодым, он сразу же после церемонии удалился в свои покои. Он был гораздо бледнее и спокойнее, чем обычно, и, как он впоследствии признался сам, он не ощущал праздничного настроения.

Свадьба Ивейн поразила Синхила, поразила так же, как его собственная, и позволила Ивейн установить с Синхилом новые отношения. Если до замужества Ивейн существовала возможность — во всяком случае, со стороны Синхила, — что между ними могут установиться достаточно тесные отношения, то теперь, когда Ивейн произнесла свадебную клятву Райсу, такая возможность исчезла навсегда. Но Синхил не понимал, что теперь открылась возможность других отношений, в некотором роде даже более интимных, чем просто физическая близость, — единение разумов и душ.

Теперь они встречались почти ежедневно. Иногда при этом присутствовали Райс или Джорем, но чаще они были вдвоем. Они уютно располагались у горящего камина, Синхил рассказывал о своем детстве, об отце и деде, а иногда — о своей жизни в монастыре, чего он никогда раньше не делал, особенно в разговорах с женщинами.

Ее реакция удивила его, он поражался тому пониманию, которое она проявляла, когда он описывал свое общение с Богом, и это удивляло его не потому, что она была женщиной — он знал, что женщины сыграли огромную роль в становлении религии, без них, возможно, религии бы и не существовало, — но его поражало, что светский человек может так приблизиться к религиозному экстазу, который он испытывал.

Он всегда был уверен, что такие глубокие чувства — прерогатива тех, кто полностью посвятил себя Богу и имеет к этому призвание.

И Ивейн после того, как вышла замуж, наверняка не имела такого призвания: она посвятила себя служению Райсу, а Райс никак не был Богом.

В конце концов он приписал это влиянию ее брата-священника, с которым она была близка. Но затем он обнаружил, что Ивейн духовно близка не только с братом, но и с мужем. Синхил долго размышлял — простое ли это совпадение или же это свойственно им потому, что они — Дерини, а Дерини существенно отличаются от людей.

Синхил внимательно рассмотрел свои чувства и решил, что эти отличия вовсе не делают Дерини чуждыми ему. Это тоже поразило его, но и это он решил выбросить из головы.

Поворотный пункт в их отношениях наступил в конце марта.

Синхил пришел в церковь, где молилась Ивейн, и почувствовал такое умиротворение вокруг нее, такое единение с Ним, с Господом, что чуть не опустился на колени в благоговейном трепете.

Вдруг она ощутила его присутствие, а может, она все время чувствовала его, открыла глаза и посмотрела на него. Вокруг нее вспыхнуло ощущение святости, и Синхил не осмелился заговорить с ней, пока они не вышли из церкви.