Демон и Лабиринт (Диаграммы, деформации, мимесис) - Михаил Ямпольский

"Почему отпечатки, произведенные на поверхности воды, сохраняются некоторое время и переносятся течением воды.

Почему движения отпечатков воды проникают друг в друга, не меняя своей первоначальной формы" (Леонардо 1954:672).

Вода делает особенно очевидным почти мистический характер поверхности, которая не принадлежит воде, но имеет некую формо-образующую силу. Она сохраняет форму потоков вопреки переме

__________

10 Анализ леонардовского понимания поверхности см. Стролл 1988: 40--46.

220

шиванию воды, она способна сохранять "отпечатки". Леонардо рассматривает воду и ее поверхность все в тех же категориях печати и отпечатка.

Роль поверхности особенно хорошо видна на примере водной ряби-деформации водной поверхности под воздействием ветра. Рябь возникает на воде именно в результате процесса, описанного Леонардо, утверждавшего, что нельзя поднять воздух, не поднимая воды. Движение воздуха начинает поднимать воду, которая буквально на своей поверхности (являющейся также и поверхностью воздуха) отпечатывает движения воздуха. Никакая рябь невозможна в глубинных слоях воды, только лишь на поверхности и как результат существования поверхности -- этой странной физической мнимости. Таким образом, "отпечаток" воздуха на воде -- это деформация границы, деформация поверхности, не принадлежащей ни воде, ни воздуху и выражающей лишь существование границы, различия между двумя телами (средами).

В каком-то смысле сказанное относится и к рисованию, ведь форма возникает как результат существования еще одной мнимости -- линии, отграничивающей одно тело от другого. Линия позволяет строить поверхности. Всякая ее выпуклость неизбежно является и вогнутостью другого тела. Всякое тело поэтому в принципе производит иное, как печать -- отпечаток, как негатив -- позитив.

Рильке, обсуждая скульптурные маски, которые делал Роден, использовал метафору водной поверхности как нерасторжимой границы тела и его репрезентации. Он писал:

"Когда Роден создал эту маску [маску Франсуа Рюда], перед ним спокойно сидел человек со спокойным лицом. Но это было лицо живого, и, вглядываясь в него, он обнаружил, что оно полно движения, полно беспокойства, подобного морскому прибою. Иератическая сдержанность жеста в древнейших культах заключала в себе волнение живых поверхностей, как стенки сосуда заключают в себе воду. Что-то струилось в замкнутых сидящих богах..." (Рильке 1971:101).

Это обнаружение воды объясняется тем, что всякое нарушение геометрически идеальной поверхности может прочитываться именно как диаграмма сил, приложенных к границе, идеальную модель которой являет из себя водная поверхность, соединяющая-разделяющая воду и воздух. Недаром Рильке описывает внутреннюю поверхность маски, как если бы он смотрел на нее вертикально с высоты (то есть маска уподобляется волнующейся горизонтальной поверхности):

"Если взглянуть на маску сверху вниз, кажется, будто стоишь на высокой башне и осматриваешь пересеченную местность, по извилистым дорогам которой прошли многие народы" (Рильке 1971:100).

221

В таком контексте любая поверхность может пониматься именно как отпечаток, как "маска", снятая с неких сил.

Среди множества "кроки" Леонардо можно найти серию гротескных голов, обращенных друг к другу таким образом, что выпуклым подбородку и лбу, проваленному носу, скажем, левого профиля соответствуют "вогнутые" (скошенные) подбородок и лоб, орлиный нос правого профиля. (Илл. 4.) Две гротескные головы обращены друг на друга не по принципу зеркального, но по принципу негативного подобия, как будто один профиль оказывается формой для отливки другого. Эта обращенность голов в "карикатурах" трансцендирует принцип сходства. Она отражает силовое давление одного профиля на другой, как бы выдавливающего его. Мы имеем некую машину по производству негативной симметрии. В силу одного этого деформации лиц в гротесках Леонардо могут читаться как следы приложения сил, как диаграммы, связанные со специфическим пониманием функции поверхности.

Монстр предстает плодом негативной симметрии, копией, отпечатком наоборот. Гомбрих предлагает объяснение этого феномена двух профилей. Он указывает на пристрастие Леонардо к безостановочному рисованию одного и того же профиля, который искусствовед называет "щелкунчиком". Более точно, однако, было бы определить его как "римский профиль", копирующий изображение императора Гальбы с монет и очень близкий стандартному изображению Цезаря. Ссылаясь на тот факт, что Леонардо идентифицировал себя с Цезарем, Гомбрих утверждает, что "щелкунчик" -- это навязчивое изображение собственного лица Леонардо во множестве вариантов и модификаций. Таким образом, негативные гротескные головы представляются исследователю как своего рода попытка переломить тенденцию к беспрерывному изображению самого себя, как своеобразная антинарциссическая терапия, как комбинация "отрицательных" черт. Негативный двойник, демон возникает в данном случае буквально подобно лабиринтному рисунку кафковской "Норы", выдавливаемой лбом крота. Демон оказывается выдавленным лицом самого Леонардо, а возникающий в "отпечатке" лабиринт линий -- как бы негативной копией, вывернутой наизнанку11.

"Если рассмотреть их подряд, то трудно избавиться от ощущения, что plus ca change, plus c'est la meme chose. Отнюдь не будучи свободными импровизациями, гротескные головы выглядят как лихорадочные обходные действия, почти безнадежные попытки избавиться от принудительного желания еще раз повторить черты "головы щелкунчика"" (Гомбрих 1976: 68). Монстр используется как терапевтическое средство от навязчи

________

11 О связи лабиринтных структур и вывернутых "наизнанку" объектов см. Ирвин 1994: 183--184.

222

вой идентификации себя с Гальбой, Цезарем, одним словом-- с императором. Маска в таком контексте выступает как негативное patris imago, как монстр, подавляющий образ отца12. В этом смысле маска Силена может вообще пониматься как негативная копия маски императора ("полубога", как называет его сам Растрелли: Силен-полубог). Целование скульптором Петровой маски и выступает как такое зеркальное противостояние двух профилей, двух монстров, двух масок, двух негативностей13.

У Леонардо есть известный "виндзорский" рисунок "Пять голов" (1494 -илл. 5), который, по наблюдению Гомбриха, как раз и изображает "щелкунчика" в императорском венце в окружении отрицающих его "негативных" гротесков. Среди этих "уродов", по-своему являющихся императорскими двойниками, выделяется вторая голова слева, человек, запрокинувший голову и дико разинувший рот, вероятно в пароксизме смеха. Нельзя не заметить, что голова эта неожиданно напоминает фонтанного маскарона, в изображении которых преуспел Растрелли. Что это? Какая-то отдаленная реплика Силена, изо рта которого льется струя воды?

3. Анаморфоза

Искажающее зеркало, являющее глазу маску вместо лица, работает в режиме анаморфозы14. Зеркальная анаморфоза, собственно, и является таким искаженным изображением, которое требует для восстановления "естественной" формы специальной дешифровки -

________

12 У Леонардо имеется несколько загадочных рисунков головы в шлеме, чье откинутое на темя забрало изображает маску. Кеннет Кларк показал несостоятельность ряда исторических интерпретаций этих набросков. См. Кларк 1935: 100. Один из этих рисунков особенно интересен, так как откинутая маска, судя по всему, изображает Горгону. В данном случае, по-видимому, можно говорить о защите "Я" (шлем) с помощью образа Другого, убийственного для наблюдателя. Во всяком случае, и здесь маска выступает как монстр, или вернее, как монстр-"Я", как чужая сторона личности.

13 Разумеется, этот поцелуй отсылает ко всей метафорике евангельских поцелуев: Иуде и, прежде всего, Саломее, целующей отрубленную голову Иоанна, в том числе у Гейне, Лафорга, Уайльда (см. Курилюк 1987: 260--265). Этот же поцелуй, возможно, включает и фольклорный подтекст: лягушка превращается в человека после поцелуя (ср. ниже с темой Растрелли-лягушки). См. Найроп 1901: 95.

14 На связь аллегории и анаморфозы указывал еще Галилей:

"По его мнению, аллегорические поэмы, которые заставляют читателя все истолковывать как указания на нечто иное, напоминают те картины с перспективными трюками, которые известны под названием "анаморфоз" и где, говоря словами самого Галилея, нам показывают человеческую фигуру, которая выглядит как фигура, если на нее смотреть сбоку, а если на нее посмотреть прямо, что мы естественно и обычно делаем, то она оказывается каким-то смешением линий, цветов и странных химерических образов" (Панофский 1968а: 20).

223

вогнутого или выпуклого зеркала. Анаморфное изображение принципиально отличается от построенного по законам линейной перспективы тем, что оно строится не в определенном, заранее данном нам объеме, обладающем собственной геометрической структурой, а с помощью последовательной проекции каждой точки "естественного" изображения на плоскость. При этом точки складываются в фантастически деформированный рисунок, который может быть дешифрован лишь благодаря процедуре обратной проекции анаморфозы в первоначальную систему координат. Нетрудно увидеть, что сама система создания и расшифровки анаморфоз напоминает изготовление маски, где также каждая точка и вместе с ними вся поверхность проецируются на "негатив", а затем восстанавливаются при отливке формы15. Анаморфоза, как и маска, обязательно проходит стадию "монстра". Но, в отличие от маски, именно эта стадия, этот геометрический урод, это деформированное тело первоначального образа и является предметом собирания, любования и т. д.