Большая пайка - Юлий Дубов

Информация из австрийских газет просочилась в Россию, была перепечатана в «Известиях», где фамилии убийцы и убитого, в результате обратного перевода на русский язык, были безбожно перевраны, и на этом все закончилось. Объявленный на водителя Александра Ивановича Дружникова розыск закрыли в связи со смертью разыскиваемого.

Больше всех пострадал доктор Шульце, которого долго допрашивали и упоминали в газетах, а однажды назвали даже врачом русской мафии, что не могло не отразиться на репутации клиники.

Вот и все. Только как-то раз к воротам кладбища в Вене подкатили два «мерседеса» с берлинскими номерами. Оттуда вышли трое, поговорили со сторожем, подошли к могиле Терьяна, немного постояли. Один из них — среднего роста, очень подвижный, с черными волосами — положил букет ромашек. Потом достали плоскую бутылку, разлили по пластмассовым стаканчикам, выпили, не чокаясь. А один стакан так и оставили на могиле, прикрыв сверху куском черного хлеба. Еще через какое-то время у этой же могилы появились две молоденькие девушки, очень похожие одна на другую. Они стояли у могилы долго, о чем-то тихо разговаривали, старшая, в черном платке, плакала. Потом девушки ушли, и больше к этой могиле никто не приезжал.

В институте, откуда Терьян ушел навстречу «Инфокару», Насте и смерти, случившееся обсуждали шепотом. Никаких траурных некрологов не вывешивалось. А оттиски терьяновских статей, которые продолжали выходить в международных журналах, все так же поступали на институтский адрес вместе с приглашениями на конференции.

«Инфокар», в котором новый сотрудник провел всего несколько дней, утраты не почувствовал. Только Ленка походила несколько дней с заплаканными глазами, да бухгалтерии было дано указание оплатить его дочкам поездку в Вену и, до выхода замуж, назначить им небольшое содержание.

А в Питере заместитель Сергея по строительству, проворовавшись окончательно, был с позором изгнан. И новым генеральным был назначен Саша Еропкин, на чем настоял Ларри. В конце концов, предъявить ему, по большому счету, было нечего. А делать бизнес он вполне может. Только надо его жестко контролировать. Шаг влево, шаг вправо… Ларри слетал в Санкт-Петербург, провел там три дня, обозначил условия.

— Давно бы так. И спасибо тебе большое, — сказал ему на прощание Еропкин.

Так порвалась первая ниточка, соединявшая коммерческое настоящее с академическим прошлым. И невидимая рука стала выводить на стене огненные буквы непонятных и зловещих слов великого пророчества. Ибо экспансия — подлинный смысл жизни — может быть остановлена единственно смертью. А иных преград нет. И все в нашей власти. Поэтому — только вперед! Что там, за горизонтом? Добежим — увидим.

Часть вторая

Виктор

Наряд милиции, появившийся одновременно с бесполезной уже «скорой помощью», так и не смог проникнуть в квартиру покойного через бронированную дверь. Пришлось спускаться с верхнего этажа по тросу, тем более что трос никто не убирал — он по-прежнему был зацеплен крюком за батарею в квартире соседа.

Один из милиционеров съехал вниз и открыл дверь остальным. При осмотре места происшествия было обнаружено: ключи от квартиры лежали на тумбочке в коридоре; на письменном столе в кабинете стояли две бутылки из-под водки: одна пустая, вторая — опорожненная на три четверти; рядом с компьютером — стопка старых писем и кредитная карточка. Денег или каких-либо ценностей не найдено. На огромной кровати было постелено чистое белье, одеяло откинуто, из чего следовало, что покойный собирался ложиться спать. Судя по всему, перед сном ему, на пьяную голову, взбрело вынести мусор, а ключи остались в квартире — не то покойный забыл их, не то дверь взяла и захлопнулась от сквозняка. Вместо того чтобы спокойно подождать до утра, протрезветь и вызвать слесаря из ДЭЗа, покойный решил обратиться к соседу этажом выше и спуститься с его балкона по буксировочному тросу. Дальше все ясно. Встал на свои перила, посмотрел вниз, голова закружилась, отпустил трос — и ухнул. Остальное медики доскажут. В общем, классический случай. Наворуют денег, нажрутся до зеленых чертиков — вот и результат.

Диссидент

К семьдесят восьмому году Виктор Сысоев уже продвинулся до старшего научного сотрудника, имел в своем подчинении группу из трех человек и занимался разработкой новых принципов построения вычислительных машин. Виктор обладал запоминающейся внешностью: густые черные волосы, черные глаза, густые брови, одна из которых была рассечена шрамом и у переносицы задиралась вверх, а под второй была родинка, из-за чего казалось, что бровь смотрит вниз. Суеверные бабушки, взглянув ему в лицо, обычно крестились. Виктор неплохо играл в бильярд, отлично плавал, любил теннис, попеременно ездил в Карелию и Цахкадзор кататься на горных лыжах.

Его родители были хорошо образованными людьми и воспитанием сына занимались всерьез. Литературу — и отечественную, и зарубежную — Виктор знал великолепно, неплохо разбирался в музыке, хотя слуха не имел, был сведущ в поэзии и многое держал в памяти. Когда собирались с девочками, Виктор читал стихи — если, конечно, имел на кого-то виды. Еще в губкинской керосинке он был капитаном институтской команды КВН, потом в Институте заведовал стенной печатью и организовывал все институтские капустники.

С Платоном Виктор познакомился в Совете молодых ученых. Как председатель Совета, Платон был вхож к директору Института, к секретарю парткома, сидел на всех важных заседаниях, ездил в Президиум Академии. Виктору же был поручен ответственный участок работы с молодыми специалистами, поэтому стихи ему приходилось читать часто.

Как попечитель молодых специалистов, Виктор следил за поддержанием одной старой институтской традиции. Институт был окружен огромным газоном, засаженным разнообразным кустарником. По легенде, много лет назад газон разбили тогдашние аспиранты, которые теперь стали профессорами, членкорами и академиками.

Традиция заключалась в том, что дважды в год, в мае и октябре, все молодые специалисты заступали на двухнедельную трудовую вахту: рыхлили землю под кустами, вносили удобрения, избавлялись от старых веток и листвы. Поскольку это рассматривалось как своего рода приобщение к большой науке, ответственность за газон была возложена на Совет молодых ученых.

Полностью контролируя единственное в Институте средство массовой информации — стенную газету, Виктор, естественно, старался максимально освещать события институтской жизни. И на этом чуть не погорел.

В одном из выпусков газеты, под привычной рубрикой «Вести с полей», была помещена фотография, запечатлевшая живописную группу молодежи. На переднем плане девушка Вика возлежала на своеобразной конструкции из двух молодых специалистов и одного аспиранта из Казахстана. На заднем плане отчетливо вырисовывался центральный вход в Институт, украшенный транспарантом с надписью:

«Каждая минута трудовая к коммунизму приближает нас». Подписи под фотографией не было, да она и не требовалась.

Газета была вывешена поздно вечером в среду, а утром в четверг ее на месте уже не оказалось. Обнаружилась она в кабинете старого чекиста Дмитрия Петровича Осовского, заместителя директора по режиму. Срочно вызванный с семинара Виктор обнаружил в комнате самого хозяина кабинета, секретаря парткома Лютикова, секретаря комитета комсомола Леню Донских, начальника отдела кадров Бульденко и Платона.

— Мы тут уже обменялись мнениями, — брезгливо сказал Дмитрий Петрович, не предлагая Виктору сесть и не глядя в его сторону. — Воспитанием вашим, товарищ Сысоев, я заниматься не буду, это дело коллектива и общественных организаций.

Но свою позицию выскажу, а товарищи пусть решают, принять ее во внимание или как. У меня постоянно возникают замечания по содержанию стенгазеты — то полуприличные частушки напечатают, то пляжные снимочки из колхоза, но дело это не мое, и вмешиваться я не считал нужным. А теперь дошли просто до политического хулиганства. Ваше счастье, товарищ Сысоев, что имеете дело с порядочными людьми, которые это дело раздувать не намерены. И скажите спасибо, что я вашу мазню первым увидел и самолично снял. А вот выводы придется сделать.

Вы ведь коллективом руководите, и в производственном, так сказать, плане, и в общественном.

Осовский на минуту замолчал. Взглянул на злополучную фотографию.

— Считаю недопустимым. Буду ставить вопрос на дирекции. По общественной линии — вот тут комсомол сидит, это их дело, а в административном, так сказать, плане надо будет решать. И еще. Кто у нас вообще занимается приемом молодежи?

— Мы только оформляем, — мгновенно отреагировал Бульденко. Подумал и добавил: