Среди стихий - Александр Берман

Инструкторы - в рядах; полковник, начальник армейской турбазы, старший инструктор Валера, его заместитель Муса - за столом. Рабочий день идет уже целые две минуты, - и полковник сейчас мне об этом напомнит. Но нет, я успел затеряться в рядах.

- Зайцев!

- "Солнечная мульда", - откликнулся Боря Зайцев.

- С группой согласовали? - вмешался полковник. - Были жалобы, что приходится подниматься пешком.

"Солнечная мульда" расположена на высоте около двух тысяч семисот, пониже станций канатки, у кафе. Расположена на юго-восточном склоне, потому и "Солнечная". "Мульда" - форма рельефа - отлогий полуцирк, в нем удобно заниматься с новичками, которые кое-как со средних станций канатных дорог, протянутых из долины, сползают туда, но ниже - два километра сложных склонов, им не доступных, так что в конце занятий приходится карабкаться назад к станции.

- Согласовал, - говорит Зайцев.

- Корф! - выкрикивает Муса.

- "Третий Чегет", - откликается Коля Корф. Он всегда выбирает для занятий "Третий Чегет" - самый верх, куда дотягивается канатка.

- Степанов!

- "Нижняя мульда", - откликается Толя Степанов, один из опытнейших инструкторов.

Мы живем с ним в одной комнате. В этот заезд он взял новичков и каждый день рассказывает об их успехах. "Знаешь, - кричит он, влетая в комнату, гремя своими красными пластмассовыми ботинками "каберами", - сегодня у меня еще трое пошли на параллельных. Глазищи - во! Физиономии горят! Сами ничего понять не могут, а едут! Едут!! Бросаются вниз, и лыжи ровненько, и дуги плавные!" - Он топает к столу и припадает к трехлитровой банке с холодным чаем.

- Гвармиани!

- Тоже "Нижняя мульда", - откликается Валико Гвармиани.

Как сказано в одной из книжек об альпинизме, Валико принадлежит к молодому поколению сванов - мастеров спорта по альпинизму. Он и лыжник хороший. Он один из немногих постоянных инструкторов базы.

Большинство приезжают на месяц-полтора, поработать в отпуск. Всего на базе в сезон сменяется не одна сотня инструкторов, но почти все они друг друга знают, а полковник помнит всех.

- Циндилиани! - продолжает перекличку Муса.

- Донгуз-Орун, - откликается Арсен Циндилиани, тоже постоянный инструктор, друг и соплеменник Валико.

- А лавиноопасность? - спрашивает полковник. - Как с лавиноопасностью, Гвармиани?

Валико отвечает за лавинную службу. Он следит за снежной обстановкой и вырабатывает каким-то образом по этому поводу свое мнение, после чего закрывает для групп турбазы отдельные трассы горы Чегет и районы других гор.

- Ничего, - говорит Валико, - можно.

- Железнов! - продолжает Муса.

- "Старый Кругозор".

- Автобус заказали накануне? - опять вмешивается полковник.

"Старый Кругозор" - на склоне Эльбруса. До высоты 2300 с чем-то идет автобус. Дальше подъем вагоном маятниковой канатной дороги до 3000 метров над уровнем моря - с каждой секундой возносишься над новыми горами, ледниками, взлетаешь, но потом минут двадцать тащишься пешком вверх по гребню морены, и высота дает себя знать. Там обширный, открытый на южную сторону цирк с маленькой буксировочной дорожкой-бугелем - рай для новичков: загорай, катайся, любуйся Кавказом - весь Главный хребет и вершины, вершины, столпотворение вершин, и сам Эльбрус то стоит припаянный к синеве, то бредет задергиваясь облаками. А Чегет как раз напротив, и на той же высоте на нем заканчиваются канатки. Раскатись посильнее, сигани на него через ущелье и там покатайся, но лететь бы пришлось километра два с половиной. Классно на Эльбрусе, но добираться не просто. Правда, обратно автобус не нужен - вниз по лыжне сквозь лес. Та дорога... - мы ее называли "Дорогой Серенады Солнечной долины" - меж сосен над незамерзшей речкой, и, вылетая в целину, взрываешь фонтаны снега. В одном месте она проходит недалеко от шоссе, и лыжники гоняются с автобусами: в конце поляны лыжники - направо в лес, а шоссе - налево на мостик через речушку Гарасу, и, бывает, спрыгивают на повороте в речку самые азартные автобусы. Своих мне что ли сводить туда? Но куда там, завопят: "На Чегет!" Крутизну им подавай, километры, скорость. Одно слово "середняки". Ездят уже всюду, да невдомек им еще, что пора кончать учиться стиснув зубы и начинать кататься улыбаясь.

- Вчера автобус заказал, - говорит Железнов.

- Приходи вечером на пельмени, - приглашает мой сосед, завклубом Валера, - Лидка-жена пельмени наготовила.

- Спасибо, Валерочка, но мне выступление со своей группой готовить, завтра заключительный концерт, будем плясать и петь и пошло шутить. Все это по твоей части.

- Попов! - ведет к концу перекличку Муса.

- День отдыха, - откликается Попов.

Сейчас меня выкрикнет. Интересно, заметит или нет? Заметит или нет? Хорошо бы заметил (вот уж поистине впервые хочу, чтобы кто-то что-то за мной заметил). Ведь у него в журнале записаны дни занятий всех групп, а у нас по графику день отдыха. До чего же нужен мне именно этот день! Еще с вечера мечтал и ночью, просыпаясь, мечтал, как пойдем с ней погулять вверх по речке Азау - там проталины уже. Она сегодня уезжает автобусом "Терскол - Минводы" в час тридцать пять. Сегодня последний полудень пребывания ее в горах, и мой последний полудень, когда она здесь.

- Кто еще остался? - спрашивает Муса. - Ты? Где будешь заниматься?

- "Третий Чегет", - отвечаю без запинки.

И Муса не заметил. Эх, Муса...

Тогда я подал знак Вертолетчику, уже давно поглядывавшему в дверь.

Сейчас планерка кончится. На часах 8.25. Через пять минут инструкторам положено быть у лыжехранилища, и там соберется все лыжное население турбазы. Будет солнце, которое и сейчас бушует за стенами зала. Скорее. Уже невозможно дышать в зашторенном электрическом полумраке. Скорее на свет! Что еще собирается говорить полковник? Мои ребята сейчас уже в ботинках у хранилища, и Шамиль упорствует: "Спокойно, без инструктора не дам". Потом еще надо построиться, доложить выпускающему о выходе в горы. И тогда... вот тогда защелкнутся крепления, и через снежный мост речки Азау, через поляну на дорогу, которая есть продолжение той, "Серенады Солнечной...". Вниз к станциям канатки, а потом вверх, вверх - полет в тишине. Пересадка у кафе "Ай" (луна по-балкарски) и выше, выше по склонам Чегета напротив Эльбруса, до которого не дотянуться, разве что залезть с лыжами за спиной, с ботинками в рюкзаке; уж придется попотеть, да нет, какой там попотеть, все равно зуб на зуб не попадет и в апреле, и в мае, а сейчас март. На Чегет въезжать в креслах - комфорт, щуришься на солнышко и на Донгуз-Орун - стеной набычился с юга, шапкой ледяной блестит; рядом по левую руку его - красавица Накра в пирамидальной юбке; до этой высокой парочки тоже не дотянуться. Когда въезжаешь на "Третий Чегет", там площадка - плечо на гребне и полумульдочка в четверть цирка. На "Третьем" заниматься техникой хорошо, хоть и высоко, но в непогоду - ад. Ниже и к северу - "Цирк", вход на Северную трассу, желанную, но чуть ли не всю зиму загороженную щитами с намалеванными ладонями: "Стой! Лавиноопасно!". Вот там вчера и случилось то, о чем сейчас будет говорить полковник.