Эскадра его высочества - Алексей Владимирович Барон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, спохватился Чессамо – только не в ордене. У сострадариев оступившимся принято подставлять не руку, а ногу.
– Что я собираюсь делать? Я собираюсь преследовать неприятеля.
– Вряд ли это получится, – тихо сказал Лижн. – Кораблей осталось мало.
– Вижу линкор «Умбаррага» и два фрегата! – крикнул сигнальщик, вытянув руку к зюйду.
Из-за южной оконечности острова Пихтач показались мачты трех кораблей.
– Отсиделись, – сквозь зубы процедил начальник штаба.
– Вот! – обрадовался Чессамо. – С этим подкреплением мы нападем на арьергард Мак-Магона. Мы навяжем ему бой и… и продержимся до подхода основных сил.
Гехт-Лижн упрямо покачал головой.
– Сомневаюсь.
– Ваше право, обрат проконшесс, – ледяным тоном произнес Чессамо. – Однако эскадрой командую я. Думаю, что мы успеем схватить за хвост Мак-Магона.
– А я думаю, что нет. С нашей скоростью? Лучше сразу идти на соединение с нашими главными силами.
– Обрат душевед, эскадрой командую я, – сдержанно напомнил Чессамо.
– Атвид Чессамо, – тихо сказал Гехт-Лижн. – Пожалуй, вы уже не командуете эскадрой.
– Не по-о-о-нял, – растягивая слово, ответил вице-адмирал.
Проконшесс пожал плечами и разъяснил:
– Тут нет ничего непонятного. Мне очень жаль, но я вынужден отстранить вас от командования.
– Лижн, вы в своем уме?! У вас нет таких полномочий!
– Вынужден вас огорчить. Есть.
И проконшесс протянул бумагу.
* * *
Чессамо долго не мог прочесть прыгающие перед глазами строчки. Но почерк, тем более автограф, – это он опознал мгновенно. Только теперь ему в голову пришло, что точно так же, как он следил за человеком эпикифора, то есть за адмиралом Василиу, другой человек эпикифора мог следить за ним самим.
– Теперь вы признаете мои полномочия? – крайне утомленным голосом спросил проконшесс.
Чессамо молча отвернулся. Лижн удовлетворенно кивнул.
– Контр-адмирал Метример! Примите командование эскадрой.
– Служу базилевсу-императору! – рявкнул начальник штаба, выпучивая глаза.
Потом добавил:
– И его люминесценцию.
Проконшесс Ордена сострадариев старший душевед Эджер Гехт-Лижн со скукою кивнул.
– Это правильно, адмирал. Потому что умно.
На шканцы поднялись двое бубудусков – конвой. Потому что отставка в Пресветлой Покаяне неизбежно сопровождается арестом. В ордене считали, что так оно поучительнее.
А на западе, растворяясь в лучах заходящего Эпса, исчезали паруса померанцев. Они лишили Пресветлую Покаяну вице-адмирала, четырех кораблей, не потеряли ни одного своего, более того, приобрели фрегат и скампавей.
– И как же так вышло? – покачал седеющей головой контр-адмирал Метример, новый командующий эскадрой.
Ему было о чем подумать.
15. Капитан Форе
ВЕЛИКОМУ СОСТРАДАРИЮ
СЛУЖЕБНОЕ ДОНОЕСЕНИЕ
Обрат эпикифор!
По делу о прорыве померанской эскадры отстранены от должностей, лишены званий, титулов и наград:
1) бывший вице-адмирал Атвид Чессамо;
2) бывший командир линкора «Орасабис» капитан первого ранга Антон де Кассарада;
3) бывший командир линкора «Умбаррага» капитан первого ранга Рун Декастрис;
4) бывший командир линкора «Гронш» капитан второго ранга Моллз Эндрин;
5) бывший командир фрегата «Консо» капитан второго ранга Лере;
6) бывший командир фрегата «Дюбрикано» капитан третьего ранга де Фридо-Бранш;
7) бывший командир брига «Ямдан» капитан-лейтенант Донго.
Решение принято эскадренной коллегией Чрезвычайного Морского Трибунала. На аресте командиров кораблей особо настаивали личный представитель бубудумзела и обрат эмиссар Гломма. Против санкций в отношении Чессамо оба возражали, но смирились после предъявления энциклики Вашей Люминесценции.
В ожидании окончательного приговора все поименованные офицеры (за исключением Лере, который пока не изловлен) переведены на посыльное судно «Обрат Микулай» и отправлены в обитель Св. Аборавара для предварительного перевоспитания.
Проконшесс Гехт-Лижн
Борт линейного корабля «Камбораджо»
* * *
– Их сиятельство не принимают, – пролепетала горничная.
– И меня? – удивился Гюстав.
– Их сиятельство нюхают соль…
– Ну-ну. Сейчас мы утешим их сиятельство.
Люси действительно держала у носа какой-то флакончик, и глаза у нее были заплаканные.
– Ну вот, – сказала она. – Добился? Рад? Сколько раз тебе говорила?
– Что?
– Что язык твой – враг твой!
– Но не твой же.
Люси покраснела. Он отвел взгляд и стал смотреть на ее постель. На пышные подушки, вспоминая, свидетелями каких сцен они были, эти подушки. Очень хотелось вновь уложить на них Люси. Даже не уложить, а швырнуть. Чтобы испуганно, совсем не по-графски ойкнула. Вот такую, какая она сейчас есть, – злую, заплаканную, непричесанную. В этом кокетливом пеньюарчике, сквозь который так победно и так маняще проступает молодое тело… Ах, эти выпуклости, впадины, плавные изгибы! Сколько в них власти над мужчиной. Особенно – над стареющим…
– Не подходи, – с угрозой сказала Люси и попятилась.
– Можешь не опасаться, – сказал он. – В отличие от ордена я чту права человека.
Люси сбавила тон.
– Гю! Пойми меня правильно.
Гюстав усмехнулся.
– Разве я понимал тебя когда-нибудь неправильно?
Он пододвинул стул, сел на него верхом, положил руки на спинку, а подбородок – на руки. И приготовился услышать неизбежное.
– Ну?
Люси взорвалась.
– Что значит это казарменное «ну»?! Сколько раз просила… Я не лошадь!
– Похоже, что мы расстаемся, – помог он.
– Расстаемся, – повторила Люси. – Если бы только в этом было дело!
– А. В чем еще?
– Усатый птенчик, сорокалетний детеныш! Ты хоть на секунду задумывался о том, что из тебя сделают бубудуски? Перед тем, как организовать Ускоренное Упокоение по четвертому разряду где-нибудь на Абораварах?
– Конечно. В благословенной нашей империи об этом невозможно не думать.
– Не смей строить из себя героя!
Гюстав пожал плечами.
– Да разве я строю?
– А разве нет? Что, ты покаешься, будешь просить аудиенции у эпикифора? Не смеши меня!
Гюстав усмехнулся.
– Не буду.
– Почему?
– И то, и другое и вправду смешно. Сострадарии не умеют сострадать.
– Но ведь прощают же иногда.
– За это они изымают душу.
Люси села на кровать и расплакалась.
– Душу? Чурбан, солдафон! Я же тебя люблю. Так вот угораздило дуру! Даже ребенка хотела завести… Мальчика. Чтобы на тебя был похож. А ты ради красного словца, ради дешевой популярности в эскадроне, ради сомнительного удовольствия щелкнуть по носу люминесценция, не самого гнусного, кстати, – так вот, ради этого ты готов пожертвовать и своей жизнью, и нашими чувствами. Дамы и господа! Обратья и обратьи! Полюбуйтесь, какой я бесстрашный…
– Нет, – сказал он.
– Что – нет?
– Не ради популярности. Популярность – всего лишь способ, инструмент.
– Тогда ради чего?
– Да плохо живется в Пресветлой Покаяне. Мало того что у нас абсолютная по идиотизму монархия, вдобавок страну грызет еще и эта злокачественная опухоль, орден. Вот я и хотел показать, из-за чего у нас плохо живется.
– Из-за сострадариев, друг мой, из-за сострадариев. Кто же не знает?
– Да много кто. Прежде всего – они сами. В большинстве своем.
– И ты решил объяснять бубудускам, что нехорошо быть
