Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты - Сборник статей

Приведем мнение еще одного человека, знакомого с местными условиями, Оренбургского военного губернатора генерал-майора H. Н. Бахметьева. Его полностью не посвятили в детали экспедиции, он не знал маршрута, мог только догадываться о нем, но должен был обеспечить полки Орлова переводчиками и медиками. Вот что он писал уже после восшествия на престол Александра I 27 марта 1801 года: «Путь чрез степь киргис-кайсакскую в области бухарскую и хивинскую сопряжен не только с чрезмерным затруднением, но даже и со всем почесть невозможный, ибо во многих местах надо запасаться водою суток на двое и более; следственно таковому войску, сколько следует под начальством генерала от кавалерии Орлова пройти, послужит не малою потерею как в людях, так и в лошадях; притом же, кроме четырехмесячного провианта, приуготовленного здесь, по предварительному уведомлению генерала прокурора, на четыре месяца для двадцати тысяч войска, и приуготовлений других никаких по сие время сделать не повелено; и неизвестно, на чем отправить должно означенный провиант приуготовленный на четыре месяца».

Эта попытка русских проникнуть в Среднюю Азию в 1801 году вызывала разную реакцию, и исследователи давали ей самые противоречивые оценки. Большинство квалифицировало ее как авантюру, даже безумную авантюру, другие просто излагали факты, не делая выводов и не давая оценок. Но были и такие, кто полагал, что Павлом I тогда ставились вполне достижимые цели. Например, А. В. Арсеньев, в 1893 году написавший статью на эту тему, серьезно полагал, что донцам (как он считал, под командованием М. И. Платова) было вполне по силам «перейти степи до границ Индии и там возмутить все туземное население против своих ненавистных поработителей-англичан; такое действие появления казаков-освободителей на умы индийцев, несомнительное и в наши дни, в то время имело больше шансов на успех». Вывод этот поразителен своей примитивной беллетризацией и абсолютным незнанием фактов – донцы еще во время похода на своей территории, столкнувшись с трудностями, были готовы пойти на открытое неповиновение воле безумного императора и уйти даже к туркам.

Но вот мнение другого, более грамотного дореволюционного автора, скрывшегося под инициалами А. Ш-ий (А. Шеманский), которого, судя по подходу и использованной терминологии, можно охарактеризовать как профессионального военного аналитика. Он считал, что индийская экспедиция имела не только высокие шансы на успех, но и могла «быть поставлена в ряду наиболее образцовых стратегических поступков этого рода». В какой-то степени этого военного можно оправдать тем, что, помимо научного любопытства, у него присутствовал и профессиональный аспект, так как события 1801 года он проецировал и на потенциальную ситуацию в будущем – вдруг русским войскам понадобиться совершить бросок в Индию?

Совсем по иному выглядят выводы нашего современника В. А. Захарова. Он связал осуществление Индийского проекта с «мальтийской политикой» Павла I, а самого императора охарактеризовал как «умного, проницательного, настойчивого». Статья повторяет фактический материал, приведенный в книге известного историка Н. Я. Эйдельмана, но вот выводы, сделанные автором, оказались весьма неожиданными. «Подводя итоги «индийскому походу», писал В. А. Захаров, – приходится констатировать, что он стоил жизни пяти тысячам казаков, оставшихся лежать в земле Азии. Но с другой стороны он был вполне взвешен и обдуман, его претворение в жизнь давало бы России возможность расширить свое влияние на Восток, ослабив таким образом, английское.

С другой стороны его реализация вполне возможно изменила бы и ситуацию на Кавказе и не привела бы к кровопролитной Кавказской войне, разразившейся через четверть века. История не только России, но и всего мира была бы совершенно другой».

Неизвестно, откуда автором взята совершенно фантастическая цифра безвозвратной убыли экспедиции В. П. Орлова, не сделавшей ни одного выстрела, а потерявшей свыше 20 % личного состава за один месяц, да еще находясь на своей территории. Какие же потери казачий отряд имел бы после перехода границы? Такой результат уже можно считать (и он считался бы) катастрофическим, а В. А. Захаров, в противовес самому себе, полагает, что план «был вполне взвешен и обдуман». В данном случае автор исходит не из фактического материала, с которым он явно слабо знаком, а из собственных мечтаний – как было бы замечательно одним кавалерийским наскоком «утвердить» Среднюю Азию (да и Индию, мимоходом), после чего у империи появилось бы такое влияние, что народы Кавказа, по-видимому, сразу добровольно присоединились бы к России!

Но историк должен строить свой анализ не на желаемом, а исходить из документов и тогдашней действительности. Начнем с того, что по прибытию казаков на Дон атаман донес в Петербург об отсутствии людских потерь (правда, было много заболевших). Иных сведений в источниках и в литературе найти мне не удалось. Но план экспедиции от этого не становится «взвешенным и обдуманным», он был нереалистичным, поскольку не отвечал ни внутренним, ни внешним задачам государства. Да и стоит ознакомиться с литературой о русском проникновении в Среднюю Азию в XIX веке, чтобы понять те невероятные трудности, с которыми сталкивались армия и власти, а потом сделать правильные выводы.

А быстрого и адекватного ответа на вероятные действия английского флота на Балтике в 1801 году не получилось бы. В лучшем и самом благоприятном случае (казаки Орлова дальше Памира не продвинулись бы), английская реакция на такой шаг была бы запоздалой. В тот момент поход в Среднюю Азию мог создать не прямую, а лишь косвенную и потенциальную угрозу английским владениям в Индии. А вот непосредственно в 1801 году все бы решилось в боевом противостоянии Балтийского флота с эскадрой Г. Нельсона. Было ли это нужно России?

Интересно, что еще в 1750 году действительный тайный советник И. И. Неплюев из Оренбурга «отправил для пробы в Индию небольшой караван с оренбургскими татарами и считал его уже без вести погибшим», когда в 1754 году он возвратился в Оренбург. Особых торговых отношений со Средней Азией больше не наблюдалось. В 1800 году начальник оренбургского таможенного округа П. Е. Величко говорил с президентом комерц-коллегии князем Е П. Гагариным об учреждении русскими купцами «конторы индийской компании», но дальше разговоров и намерений дело не пошло. В 1804 году началась подготовка к походу в Хиву, но была отменена. Далее в 1807 году происходит активизация русских намерений; в 1808 году в Хиву и Бухару опять хотели послать вооруженные купеческие караваны, но желающих купцов не нашлось, поэтому так ни одного каравана и не отправили. Это свидетельствует о том, что Россия в начале XIX столетия плохо знала своих соседей в Средней Азии и даже не имела в этом регионе своих торговцев.

А теперь возвратимся к индийскому проекту начала XIX столетия и попробуем реконструировать этапы самой идеи, опираясь на конкретные факты. Обострение отношений России с Великобританией началось с октября 1800 года и тогда со стороны Павла I были предприняты первые шаги по подготовке казачьего похода в Среднюю Азию. 12 января 1801 года Павел I подписал рескрипт атаману В. П. Орлову о походе его полков в Индию, значит сама идея проекта уже запала в голову российского императора. 15 января 1801 года он обратился к Н. Бонапарту с предложением что-либо предпринять против Англии в Европе. Именно после этого, на фоне эскалации враждебных отношений с Великобританией, в Павловском окружении и был разработан сам проект, а затем направлен с одним из русских генералов в Париж. Возможно, при ознакомлении с текстом плана сам первый консул поставил вопросы, а представлявший проект русский генерал постарался на них ответить. Этот текст и был направлен с Дюроком в Петербург, но Павла I он уже не застал в живых. Обсуждать проект оказалось уже не с кем. Новый император Александр I с первого момента вступления на престол решительно отказался от проведения антианглийской политики. Таким образом, текст проекта остался у французской стороны и впоследствии был опубликован только в 1840 году.

Остается непроясненным вопрос об отношении Н. Бонапарта к самой идее индийского проекта. Что он выиграл бы от него? Насколько был искренен первый консул, проводя свою политику по отношению к России? На последний вопрос можно ответить утвердительно, так как любая дипломатическая комбинация с Россией тогда работала на интересы Франции. Даже сам факт переписки с российским императором давал тогда дополнительные преимущества французской дипломатии на переговорах с австрийцами, помогал оказывать давление на нейтральные страны и даже увеличивал шансы на заключение мира с Великобританией. То, что правительство Бонапарта было заинтересовано в дружеских отношениях с Павлом I, не вызывает сомнений, кроме того об этом свидетельствуют конкретные шаги по отношению к русским военнопленным, отпущенным на родину без всяких предварительных условий. Свидетельствует и теплый прием русских дипломатических представителей. Не говоря уже о том, что в дар Павлу I был отправлен хранившийся во Франции меч одного из гроссмейстеров Мальтийского ордена.