Самый далекий берег - Александр Бушков

– Кажется, понял, – сказал Кирьянов. И повторил, чувствуя себя последним идиотом: – Кажется, понял… Значит, эти летающие дворцы, чудесные сады… Эти беззаботные бездельники… Это никакая не аристократия, верно?

– Ну разумеется, – сказал доктор. – Мне по роду занятий положено быть осведомленным о многих старинных понятиях… В Галактике нет никакой такой «аристократии», голубчик. Это были обыкновенные гаранты. Я уже просмотрел коды на карточках. Знаю, о ком идет речь. Планета не так давно принята в Содружество, но из-за старинных традиций очень и очень многие, главным образом та самая потомственная аристократия, решительно отказались работать за жалованье. Для них это оказалось невероятно унизительно. Ну что же, механизм отработан… Те, кто вас навестил, – гаранты в пятом, если мне не изменяет память, поколении.

– Но позвольте! – вскинулся Кирьянов. – Сами-то они считают…

– Я понимаю, – кивнул доктор косматой башкой. – Сами они считают, что из-за давности их родов и уникального положения планеты Галактика склонилась перед ними, да так и продолжает стоять в почтительной позе, удовлетворяя все их прихоти… Ну и что? В сущности, гарант – это ребенок. Эгоистичный, жадный, полностью лишенный социальной ответственности… Его жалеют, ему подыгрывают, только и всего. И будут подыгрывать до тех пор, пока его прихоти и капризы не затрагивают прав и интересов других. Галактика достаточно гуманна, чтобы позволить себе именно такое отношение к людям, которые не желают стать социально ответственными… И достаточно богата. Пусть их… В итоге их настолько мало по сравнению с работающими…

Кирьянов чувствовал, что уши у него пылают. Вновь и вновь вспоминал лицо полковника Зорича, молчаливо смирившегося с тем, что в его кабинете был наскоро устроен походный бордель – ну конечно, это было просто-напросто молчаливое презрение, жалость к убогоньким, неполноценным, ничего удивительного, что не последовало санкций, даже раздражения не было…

– Теперь вы все поняли, надеюсь? – спросил доктор.

– Все, – сказал Кирьянов, глядя в пол и по-прежнему содрогаясь от жгучего стыда. – Я могу уйти?

– Ну разумеется! Вас уже ждут… Вы ведь никогда больше не будете так поступать?

– Никогда, – сказал Кирьянов.

Лучше бы в морду дали, думал он, выходя из кабинета. В камеру кинули на здешние пятнадцать суток, кулаками по столу стучали и лампой в харю светили… Хуже всего то, что они не злятся и не обижаются, а молча сочувствуют дикарю, не знающему очевидных вещей. Надо же так жидко…

В коридоре он увидел прапорщика Шибко – тот с непроницаемым лицом шел навстречу, четко печатая шаг, огромный и грациозный, как хищный зверь вроде леопарда, вел под локоток угрюмого Мухомора – и под правым глазом последнего наливался темным основательный синяк. Следом поспешал ракообразный этический комиссар и взволнованно верещал:

– Тысяча извинений, уважаемый прапорщик, но я не в силах отделаться от впечатления, что это пятно на лице данного разумного существа возникло в результате…

Шибко приостановился, оглянулся через плечо и ответил с восхитительной небрежностью:

– Уважаемый этический комиссар, тысяча извинений, но вы плохо знакомы с обычаями нашей расы. Радость встречи после долгой разлуки у нас выражается в том, что мы наносим друг другу легонькие удары верхними конечностями в область органов зрения, что и имело место в данном случае… Ведь правда?

Мухомор угрюмо кивнул. Комиссар остался стоять посреди коридора, глядя им вслед, и Кирьянов каким-то удивительным манером понял, что его облик выражает собою тягостное раздумье и сомнение. Но они уже были далеко.

– Пошли, – сухо бросил Шибко Кирьянову. – Гос-спода офицеры, мать вашу…

– А чего сразу в рыло? – мрачно пробурчал Мухомор.

– А чтобы глупости всякие не организовывал и новичков в побег не сманивал, – безмятежно ответил Шибко. – Беги, пожалуйся в Ассамблею, имеешь полное право… Вон, в углу как раз видеофон… Ну?

– Сроду не стучал, – буркнул Мухомор, отворачиваясь.

– Вот и шагай.

– А чего сразу в рыло?

– Разговорчики в раю! – прикрикнул Шибко. И неожиданно ухмыльнулся во весь рот. – До чего ж вы меня огорчили, сукины коты, ни в сказке сказать, ни пером описать. Похабщина у вас получилась, а не самоволка. Толковый солдат дернет в самоволку, лишь предварительно разведав все стежки-дорожки, возможные пути отхода, перемещения и укрытия. И никак иначе. А вы не придумали ничего лучшего, кроме как слинять с карточками гарантов… Тоска и стыдобушка. Ты хоть понимаешь, Мухомор, как запомоился?

На Мухомора было невозможно смотреть без скорби. Хоть ваяй с него аллегорическую фигуру Беспредельного Уныния.

– Кто ж знал, – сказал он потерянно, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. – Только и разговору было – гаранты, гаранты… Кто ж их видел на самом деле? Я ж думал…

– Хвостовым мозгом ты думал, чадушко, – безжалостно сказал Шибко. – Даже не спинным. Будет время, расскажу тебе про Владика Проныру. Был такой еще до тебя, задолго тому… Вот тот бегал – завидки брали, слезы наворачивались от умиления… Гений был в своем роде. Куда уж тебе, гунявому… Ничего, ребята, не переживайте. Я в отличие от этого крабика этического гуманизмом не страдаю. Вы у меня еще оба хлебнете вдоволь строевой и изучения оружия – согласно соответствующим статьям устава, пусть и напечатанным мелким шрифтом. От рассвета, как говорится, и до горизонта… Не на губу же вас сажать? У нас ее сроду не водилось, это при Митрофаныче разве что, во времена его орлиной юности… Вот тогда бы вы насиделись на хлебе и воде… Ничего, и у меня побегаете, что твои электроны по орбитам, зуб даю. А знаете, за что получите от отца-командира дополнительный втык? Акция объявлена, дорогие мои, группа давно должна быть на месте – так нет, изволь за вами гоняться, зайчики-побегайчики…

– Какой такой дополнительный втык… – тихонько ворчал Мухомор, поспешая за размашисто шагавшим прапорщиком. – Хренов – как дров. Я все параграфы изучил, нет там ничего насчет такой вот самоволки и дополнительных втыков…

– Был бы раздолбай – а параграф приложится, – бросил Шибко, не оборачиваясь. – А в общем, вам везет, разгильдяи. Вы и не представляете, как вам повезло, что не напоролись на серьезные неприятности.

Мухомор моментально насторожился:

– Это с чего ты такой добрый, фельдмаршал ты наш? Неспроста ведь!

– Ну конечно, неспроста, – сказал Шибко, обернувшись к нему и обнажив в улыбке великолепные белые зубы, вполне годившиеся для того, чтобы перекусывать гвозди. – Акция на сей раз столь специфическая, что совершенно безразлично, когда ее начинать. Можно в любой момент, как нам удобнее, ничуть не поджимают срока.