Цветы на камнях - Сергей Байбара

— Этот мир погубила трусость? — спросил Сергей.

— Трусость. Лень. Равнодушие. Тайная зависть, рождающая злобу. Пороков много. В вашем мире есть такое понятие — критическая масса. Одна песчинка огненного камня неопасна. Но если совместить тьмы песчинок в великую гору, огонь, заключенный в этих песчинках, вырвется наружу. И вырастет страшный огненный цветок… Ты видел такой цветок?

— Да.

— Тебе повезло, что ты видел его слишком далеко, — сказал воин.

— Это точно, — согласился Сергей. — Значит вы, — мой далекий предок?

Он каким-то внутренним чувством понимал, что неизвестный не врет.

— Ты, верно, ожидал бы увидеть светловолосого северянина? — прищурился воин. Сергей ничего не ответил. Но трудно принять информацию, что он — дальний потомок азиатского дикаря-завоевателя.

— А как ваше имя?

— Я прожил земную жизнь длиной в шестьдесят девять лет. После моей смерти светлый мир Всевышнего не принял меня, ибо я пролил в своей жизни много невинной крови. Но и темный мир вечного мрака не принял меня. Создатель решит мою участь в день всеобщего Великого суда. До тех пор я обречен скитаться между мирами, нанизанными как четки на нить Вечности, в руке Создателя. Иногда я общаюсь с Ним. На этих пергаментах (воин указал на свернутые в трубки куски) я хочу записать всю историю этого мира. Все, что знаю, все, что открылось мне в странствованиях между мирами… А мое имя ничего не скажет тебе. Когда-то я был сотником в войске Священного правителя. Если хочешь, так и зови меня, — Сотник.

— Хорошо, — кивнул Сергей.

— Возможно, по окончании времен меня пожрет пламя Гнева Создателя, — промолвил воин. Но я не жалею о своей жизни, и не буду умолять о пощаде. Мир живет по Его законам, пусть Он и судит.

На некоторое время они замолчали. Сергей не мог понять… Сон? Ну, хорошо, допустим… Но уж больно подробный сон какой-то. Можно сидеть во сне и рассуждать, что это — сон? Не совсем это сон…

— Однако мы теряем время, — сказал Сотник. — Зачем ты искал меня?

— Я?!!

— Ты же пришел в этот дом. Зачем? Что искал ты здесь?

У Сергея снова свалилась на сердце чугунная плита. Он встал, сходил в большую комнату. Принес ту проклятую записку, протянул ее Сотнику. Тот прочел ее и положил на стол.

— И что?

— Хоть это и не реальность, но я не мог хотя бы во сне не попасть домой. Я надеялся, что увижу родителей, которых я оставил. Понимаете, укоризненный взгляд матери у меня как кость в глотке. Получается, что я их предал. Оставил, перед самым концом света! — у Сергея на глазах выступили слезы.

— Успокойся! — строго сказал Сотник. — Слезы не к лицу воину! Даже, если это слезы скорби о родителях.

— Я сейчас вспоминаю, как мы расстались, — сказал Сергей. — Плохо расстались. Поссорились. Потому что…

— Потому что ты пошел против их воли, — договорил Сотник. — Трудно сделать добрый лук. Нелегко научиться стрелять из него. Но уж точно глупо бежать за пущенной стрелой и укорять ее, что летит криво. Ты ведь уехал, не зная о будущей войне?

— Конечно!

— Так чем же ты их предал? Ты уехал к той, которая подарила тебе свое сердце, — чуть заметно улыбнулся азиатский воин. — К той, которой ты дал слово… Это хорошо… Мужчина должен держать слово. Многие не умеют этого делать и легко предают. Любимую женщину. Род. Веру. Родной улус. Хотя и ты в своей жизни не всегда держал слово?

— Было дело, — опустил глаза Сергей.

— Очень часто было дело! — внезапно разозлился Сотник. — Впрочем, что винить тебя! Ты родился и рос там, где правили не львы, не мудрецы, а глупые бараны. И еще более глупые, ярко раскрашенные овцы. А у трусливых тварей не в чести высокие чувства. Бараны могли плодить только баранов. Даже из тех, кто по природе своей родился волком, стремились сделать покорных баранов и свиней. Мир, где овцы правят баранами, а бараны — львами! Что может быть хуже?!

— Только мир, загаженный шестью миллиардами овец, — горько усмехнулся Сергей.

— Мир с шестью миллиардами овец, — это большой загон, приготовленный парой сотен волков для вечного пиршества! — поднял указательный палец Сотник. — Но ты чувствуешь свою вину перед родителями?

— Да, — утвердительно кивнул головой Сергей. — Мне иногда кажется, что я должен остаться с ними. Может быть, я бы мог помочь им?

— Стрела должна лететь в цель, а не пылиться в чулане, — сказал Сотник. — Тогда бы ты точно стал предателем.

— Но я бы мог помочь им…

— Чем бы ты им помог?! — вновь вспыхнул Сотник. — Тем, что сгорел бы вместе с ними? По воле Всевышнего ты остался в живых. Ты смеешь упрекать Всевышнего?! Ты не знаешь, что ровно за день до начала войны, стражники закрыли выезд из столицы! До самого конца, на границах города, у кольцевой дороги толпились люди, как звери в клетки. Их не выпускали. И знай. Из всех десяти миллионов людей, что в тот момент были в городе, сейчас в живых не осталось никого! Останься ты в городе, ты бы разделил их судьбу.

В очередной раз Сергей услышал известие, похоронившее остатки надежды

— Но моя мать так и не простила меня.

— Откуда ты знаешь?

— А эта записка?

— Так ты же сам ее написал!

— Каким образом?

— Не руками своими, но разумом. Твои страхи, твоя боязнь, твое чувство вины, — и есть эта записка! Так разорви ее! Выброси, сожги, затопчи в прах! Неужели ты думаешь, что твои родители, честные, достойные люди, не рады тому, что ты жив?! Что ты не погиб?! Что по земле ходят их внуки?!

— Вы говорите о них, как о живых, — с укоризной сказал Сергей.

— С окончанием земной жизни не заканчивается Вечная жизнь, — поучающе сказал Сотник.

— И где они сейчас? — с надеждой спросил Сергей. — В раю?

— Понятия не имею, — пожал плечами Сотник. — Только Создатель это знает.

Сергей промолчал. Он только сейчас вспомнил о времени. Было такое впечатление, что он находится здесь уже часа четыре. Который час?

— Ты еще спроси, рабочий ли завтра день! — съязвил Сотник, снова угадавший его мысли.

Сергей замолчал. Все же черные мысли не хотели отпускать его полностью. Даже после слов Сотника.

— Взгляни на это с другой стороны, — сказал воин. — Ты мог исполнить волю родителей, отвергнуть свою судьбу и предать ту, Которая тебе доверилась. Но ты знал, что отрекаясь от Нее, ты перестанешь быть человеком. Это один из тех случаев, когда воля родителей не имеет власти над сыном. И ты сделал этот нелегкий выбор. Ты остался верен. Изменил бы, — остался бы дома, отрекся бы от своего будущего. Стал бы бараном, которого послушно ведут на веревочке от яслей до бойни. Остался бы в столице, — тут-то тебе и конец…

Сотник взял со стола бумажку и передал Сергею:

— Рви!

Сергей непослушными пальцами взял проклятую записку. Он повертел ее, не решаясь. Будто этим он оскорбит память родителей. Но Сотник настаивал:

— Рви!!!

И Сергей послушался его. В конце концов, в чем он виноват?! В том, что остался жив?! Он рванул концы бумажки в разные стороны. Сердце на миг ёкнуло, дышать стало тяжело. Он схватился за горло, расстегнул ворот. Сотник отвернулся, углубился в свои труды. А с неба вдруг обрушился громовой голос:

— Адеки, Серго!

… Сергей вскочил на лежанке. Солнце уже взошло, но в палатке было прохладно. Пахло несвежими портянками и потом.

Над ним склонился тридцатилетний Арчил, мясник из села Скра. Он трепал Сергея за рукав:

— Адеки, Серго! Вставай! Уже восемь часов!

Глава 19. Нежданная угроза

…Сергей поднялся с лежанки. Самочувствие его было не самым лучшим. Голова болела, во рту, казалось, ночью гуляли лошади. Очень хотелось пить.

— Серго, долго спишь! Юрий Николаич велел будить тебя. Злой, как дьявол! Тебя зовет, — сказал Арчил.

Сергей, кряхтя, поднялся. Потянулся, разминая кости. В палатке никого не было.

Арчил подал ему китель:

— Хорошо вчера к своим сходили, Серго?

— Да, неплохо… — ответил Сергей. Тут до него дошло… «К своим»? А сейчас он, что, у чужих?

— К кому это, к «своим»? — спросил Сергей.

— К русским, к кому же еще, — ответил Арчил. — Проживи ты хоть сто лет на чужбине, все равно сердце от родной речи бьется, будто птица в клетке.

— Арчил, скажи мне. Вот для тебя лично, я кто, — грузин или русский?

— Русский грузин, в самый раз будет! — Арчил засмеялся, хлопнул его по плечу. — Давай, давай, начальник ждет!

Сергей вышел из палатки, подошел к бочке с питьевой водой. Первый ковш осушил залпом, в желудок водопадом обрушилась прохлада. Почему он задал такой вопрос Арчилу? Свой он для грузина, или просто привилегированный чужак, вечный гость, которого все терпят по необходимости?

Сергей, не спеша, выпил второй ковш и направился к штабной палатке. Но тут ему навстречу из-за рядов ящиков вышел сам начальник делегации в своем непременном голубом берете и багровым, с серебристыми седыми усами, лицом.