Блиндажные крысы - Лев Пучков

«Крысы» для клана опасны и болезненны, но, в принципе, переносимы. Желябов опасен втройне, это уже едва ли ни нокаут, смотря по ситуации, и как минимум нокдаун.

А связка «Желябов — “крысы”» будет однозначно фатальной: после такого удара клан уже точно не оправится.

Нужно решать этот вопрос немедленно, не дожидаясь утра. Потому что утром уже может быть поздно.

Приняв решение, генерал позвонил Валентину:

— Извини, если разбудил, но нужно срочно закрыть одни вопрос. Экипируйся КАК ОБЫЧНО и давай бегом ко мне…

«Погоревший» Желябов скрывался в резервной загородной резиденции Ковровых.

Когда-то это была дача Виктора Коврова, близкого друга и соратника Старика, и отца двух генералов — ныне действующего и отставного. Получилось так, что Ковров-Самый-Старший ушел из жизни сравнительно недавно, немногим более трех лет назад. К тому моменту у обоих его сыновей было все, что нужно человеку для безбедной жизни; квартиры, загородные усадьбы, парк личных авто и огромные деньги на счетах — поэтому никто из них на отцовскую дачу особо не претендовал: оставили как общесемейный резерв на попечение старухи-домохозяйки и приезжали сюда раз в год, в день памяти отца.

Желябов коротал время в компании квартета «офицеров по особым поручениям» (читай — отъявленных головорезов клана), и все прекрасно понимали, что эти люди находятся здесь не только лишь для того, чтобы скрасить досуг опального генерала.

Ковров с Валентином прибыли на дачу в начале третьего ночи. В окнах гостиной горел свет.

— Как он? — приняв доклад по обстановке, спросил Ковров старшего группы.

— Не спит. Курит. Пьет. Читает книгу, — доложил старший и, слегка замявшись, угрюмо уточнил: — Это… Гхм-кхм… Мне пойти с вами?

Товарищ опытный, битый жизнью, прекрасно понимает — неспроста Хозяин заявился в такую пору.

— Не надо, мы сами, — отказался генерал.

— Может, я тоже останусь? — неожиданно проявил инициативу Валентин.

— Нет, ты идешь со мной. Соберись…

Генерал взял Валентина с собой отнюдь не для поддержки штанов и даже не для соблюдения неписаного регламента Непричастности Первых Лиц.

Это было очередным шагом по приближению человека, который должен стать надеждой и опорой клана, и одновременно уроком жизни. Валентин — парень толковый, должен понять, что это особый выбор. Для сравнения: никого из кровных «сынков» в такое щекотливое дело посвящать не стали. Не доросли еще, ни умом, ни заслугами.

В огромной гостиной, из-за обилия кадочных растений больше похожей на оранжерею, было сильно накурено.

Облаченный в домашний халат Желябов сидел в кресле-качалке перед старым камином, в котором едва тлели почти прогоревшие угли, дымил папиросой и читал затертого до дыр Климовского «Князя…». На каминной полке стояли две бутылки крымской мадеры из погреба Коврова-Самого-Старшего, еще две пустые бутылки валялись на полу. Вход в погреб располагался здесь же, в гостиной, дверь была открыта. Ковров, хоть и не до того было, мимолетно озадачился: вообще-то все ключи находились у него, а дверь в погреб — он помнил совершенно точно — была заперта на амбарный замок.

Низложенный иерарх был пьян.

«Как-то все это предсказуемо и однообразно, — машинально отметил Ковров. — Старик всегда очень берег себя, пил крайне мало и не курил. А в последний день — как будто с цепи сорвался. Андрей Иваныч тоже не курит и не пьет, большой любитель здорового образа жизни, а вот поди ж ты, один в один копирует поведение Старика».

И еще почему-то подумал: тоже как-то отвлеченно и, пожалуй, совсем некстати: «И я пью очень мало, не курю и всю жизнь страдаю физкультурой… Черт, к чему это я? Не стоит сейчас об этом думать…»

— А-а-а! Вот он, трибунал инквизиции! — пьяно крикнул Желябов, с риском для равновесия бросаясь обнимать Коврова и Валентина — с последним, кстати, у него были прекрасные отношения. — А почему не трое? Должна же быть эта… хмм… чрезвычайная тройка, разве нет? А вдвоем — как-то несолидно. Как-то некомплектно, разве нет?

— Не паясничай, — попросил Ковров.

— А то что, накажешь? — живо заинтересовался Желябов, выплевывая потухшую папиросу в камин и доставая из кармана халата пожелтевшую пачку «Севера». — Как будешь наказывать: плетьми побьешь? Или шпицрутенами? Или сразу — туххх… А?

— Ты где такие папиросы достал? — переключая внимание собеседника, спросил Ковров.

— У бати твоего, в кабинете, — охотно признался Желябов, прикуривая папиросу от еле теплившегося уголька и протягивая Коврову кольцо с ключами. — Нычку нашел, прикинь? В книжных полках. Там и ключи были, видать, запасные. Вот, добровольная сдача, так и запишите;

— Да, помнится, в детстве пробовал этот «Север», — с несолидной суетливостью поддержал разговор Ковров, забирая ключи. — Такие крепкие, зараза, что твой порох, я с непривычки чуть легкие не вывернул наизнанку; полдня кашлял…

— Ты мне зубы не заговаривай, — неожиданно оборвал его Желябов. — Ты мне сразу скажи: как мы будем? А?

Повисла тягостная пауза. Ковров не знал, что ответить, и переминался с ноги на ногу, словно школьник у доски, который примерно представляет суть задачи, но не знает, как за нее взяться.

Валентин потихоньку сдал назад, встал у стены и, чтобы ненароком не пересечься взглядом с бывшим Хозяином, уставился в незашторенное окно. Пожалуй, большей неловкости он не испытывал никогда в жизни — хотя от него сейчас совершенно ничего не зависело.

Желябову было не до Валентина. Он курил, покачиваясь с пятки на носок и пристально, в упор, смотрел на Коврова, ожидая вынесения вердикта.

Никаких иллюзий.

Никаких надежд.

Он был частью этого единого организма и полноправным членом стаи. Он прекрасно знал законы стаи и не просил для себя снисхождения. Все было в пределах правил: сильный, здоровый волк пришел загрызть раненого собрата своего, ибо оставлять его в живых было смертельно опасно для стаи, потому что обязательно найдется множество желающих подобрать, подлечить, посадить на цепь и использовать против стаи.

Желябову было любопытно, как друг и соратник вывернется из этой ситуации, во всех отношениях неприятной и крайне щекотливой.

— Ну… Как мы будем… — Ковров, наконец собравшись с духом, нарушил молчание. — Думаю, ты знаешь, как поступить… Не мне тебя учить… Гхм-кхм…

— Стреляться не буду, даже и не надейся, — беспощадно заявил Желябов. — Я вам не Старик. И ты меня пойми правильно: это не из вредности. Просто не хочу, чтобы меня похоронили за оградкой. Понимаешь, нет? Грех это. Лучше в бою или… Ну, сам понимаешь…

— Старика похоронили со всеми почестями, — напомнил Ковров. — Причем тут, вообще, «за оградкой»?

— Ну, не знаю… — Желябов пожал плечами. — Меня, наверное, закопают как собаку, где-нибудь в вашем лесу…

— Что ты гадости всякие несешь? — возмутился Ковров. — Все будет нормально, я тебе обещаю! Все как положено, со всем почестями…

— С почестями? — Желябов желчно хмыкнул. — На лафете, под оркестр, с приспущенным знаменем, да?! Ордена на подушке, почетный караул, салют, да?! Игореха, ты бредишь? Я же, б…, сгорел! Нет меня, я — пепел! Осталось закопать этот пепел, и вся недолга…

— Я тебя прошу — давай уже, решайся, — униженно попросил Ковров едва ли не плачущим голосом. — Ну ты же ведь все понимаешь…

— Бежать тебе надо, — тихо сказал Желябов, приблизившись вплотную к Коврову и обдавая его крепкой смесью ядреного табака и мадерного выхлопа. — Бабок — валом, никто пока не держит, все возможности есть, все козыри на руках! Будешь жить королем где-нибудь на островах в океане… Игорь, ты не понимаешь, да? С КАЖДЫМ из нас в итоге будет вот ТАК. С каждым! Это закон. Рано или поздно и к тебе придет кто-нибудь и скажет: давай решайся…

— Андрей Иваныч, прекрати, — Ковров отвернулся и сделал шаг назад. — Я тебя прошу…

— Не проси! — решительно отрезал Желябов. — Я тебе сказал: стреляться не буду. Это мое последнее слово.

Высказавшись таким образом, Желябов выплюнул окурок в камин, достал из пачки очередную папиросу, прикурил от уголька и отошел к погребной двери. Спустившись на три ступеньки, он остановился спиной к своим палачам и замер в ожидании, мерно выпуская клубы дыма.

Судорожно выдохнув, Ковров обернулся к Валентину, кивнул и протянул руку ладонью кверху.

Очень характерный жест.

Желябов, будучи хозяином, тоже так делал, в полном соответствии с неписаным регламентом Непричастности Первых Лиц.

Первые Лица никогда не бывают виновны. Любую работу «делают» либо исполнители, либо — если возникает некий особый формат наподобие теперешней ситуации — с использованием оружия исполнителей, которые в случае чего все возьмут на себя.

В этот раз Валентин, обычно выполняющий любую команду мгновенно и беспрекословно, слегка замешкался. Вопросительно посмотрел на Коврова, медленно расстегнул пуговицу пиджака, в нерешительности задержал руку у поясной кобуры…