Рожденные Смершем - Николай Николаевич Лузан

Ростовской, Ворошиловградской (Луганской) и Сталинской (Донецкой) областей. С января 1943 года ее штаб-квартира занимала приземистое, будто вросшее в землю, пятиэтажное здание бывшего отделения госбанка. Оно было окружено двумя рядами колючей проволоки, по углам периметра высились сторожевые вышки, на них круглосуточно несли службу часовые.

Ибрагим предъявил личные документы и предписание дежурному по КПП. Тот, проверив их, сопроводил его в приемную Майснера. Ее стены пестрели плакатами, призывавшими к бдительности и требовавшими безжалостно уничтожать агентов большевиков. Открыв дверь, Аганин перешагнул порог и оказался в просторном кабинете. Обстановка в нем разительно отличалась от той, что была у коменданта Фогеля. Дорогая мебель, картины из местного музея, массивная бронзовая люстра и ваза с фруктами на столе говорили о том, что хозяин кабинета далеко не аскет и не отказывает себе ни в чем. Невысокого роста, с брюшком, холеной физиономией, с неизменной а-ля фюрер щеточкой усов под длинным носом, Майснер величественно восседал в кресле под парадным портретом Гитлера. Не вдаваясь в подробности службы лейтенанта Вебера; здесь свою роль сыграла протекция Фогеля, он определил его на должность главного переводчика. Ибрагим был первым советским зафронтовым разведчиком, который проник не просто в агентурный аппарат ГФП, а стал ее кадровым сотрудникам и получил прямой доступ к секретам. Он ликовал в душе и не предполагал, что скоро перед ним разверзнется земной ад.

Произошло это уже на следующий день, Майснер привлек Ибрагима к допросу захваченного в плен советского разведчика. Дверь в камеру распахнулась, в нос шибануло зловонными запахами человеческого пота и нечистот. Ибрагим перешагнул порог и оказался в каменном мешке, а когда глаза освоились с полумраком, с трудом сдержал рвущийся из груди полный боли и ужаса стон. На деревянном столе лежал распятый человек, с него лохмотьями свисали одежда и кожа, под ним на полу расплывались лужи крови и воды. Над пленным нависал Майснер и требовал сообщить явки в Донецке и назвать пароли, но так и не услышал ответа. Пытка продолжилась. Ибрагим как автомат повторял вопросы, но не получал ответов. Майснер пришел в ярость, схватил металлический прут и принялся бить по голове разведчика, пока она не превратилась в кровавое месиво.

Ибрагим потерял счет времени, плохо помнил, как выбрался из камеры, как поднялся к себе в комнату и там без сил рухнул на кровать. Перед глазами стояло искаженное невыносимой болью лицо разведчика, оно напоминало ему черты старшего брата Мухамедши, командира танка, пропавшего без вести под Донецком летом прошлого года. Этот кошмар преследовал Ибрагима всю ночь и не оставлял днем. Он сгорал от ненависти и искал возможность разрядить обойму пистолета в Майснера. И только разум разведчика удержал его от безрассудного шага, но и дальше терпеть эту душевную боль у него все меньше оставалось сил. Ибрагим искал выход и нашел. Он брался исполнять всю канцелярскую работу и не считался со временем, когда требовалась подготовить докладную «наверх». Его прилежание, каллиграфический почерк не остались без внимания Майснера, и новое назначение на должность начальника канцелярии ГФП 721 не заставило себя долго ждать. В глазах «сослуживцев» Ибрагим выглядел слабаком и получил презрительную кличку «Отто бумажная мышь». Это его не смущало, главное состояло в том, что ему удалось избавиться от кошмара допросов и получить доступ к секретам группы. Окончательно легализовавшись, он посчитал, что настало время выходить на связь с Центром.

В первый же выходной день Ибрагим покинул расположение группы и, проверяясь по дороге, направился по известному адресу, на окраину Донецка, где в частном доме проживала тетя Фатима с племянницей. Встреча с ними оставила в душе разведчика горький осадок. Страх смерти сковал их, и тогда ему пришлось прибегнуть к угрозам. Фатима приняла сообщение для Селивановского, в нем Ибрагим зашифровал собранные разведданные и высказал просьбу сменить связника и назначить новое место явки.

Ответ не заставил себя ждать и поступил через две недели. В качестве новой конспиративной квартиры контрразведчики определи ему прачечную, а связника — подпольщицу Лидию. С того дня в Особый отдел Сталинградского, позже Юго-Западного фронтов от Ибрагима регулярно поступала ценнейшая информация, она касалась не только гитлеровской агентуры, внедренной в советское подполье, готовящихся Майснером карательных операциях, а также мест расположения аэродромов, складов с оружием и боеприпасами. Всего за период с марта по август 1943 года Ибрагим представил в Центр 14 разведывательных материалов, особую ценность представляли те, что раскрывали план стратегического наступления вермахта под Курском и Орлом, получивший кодовое название «Цитадель».

Провалы в деятельности ГФП 721, следовавшие один за другим, привели Майснера к мысли о советском агенте, внедренном в группу. Он и гестапо начали охоту за ним, вскоре круг подозреваемых сузился до нескольких человек, в их числе оказался и Ибрагим. И здесь свою роковую роль сыграл ответ из Берлина на запрос Майснера о родственниках и предыдущей службе лейтенанта Вебера. В нем выявились существенные противоречия с легендой прикрытия разведчика. Чтобы его разоблачить, Майснер придумал иезуитски коварную оперативную комбинацию. Он поручил Ибрагиму выехать в Киев, получить в Главной команде ГФП на Украине секретный план «Выжженая земля» — зачистки Донбасса от подполья и доставить в группу. На такую наживку, как полагал Майснер, советский агент должен был клюнуть. Но он не знал одного, содержание ответа из Берлина не составляло тайны для Ибрагима. За несколько дней до поездки в Киев он проник в кабинет Майснера, вскрыл сейф и при просмотре документов наткнулся на ответ из Берлина.

Выполняя приказ Майснера и отправляясь в Киев, Ибрагим не намеривался возвращаться обратно, но и не отказался от мысли продолжать свою тайную войну, но как, еще не представлял. И здесь свое веское слово сказал господин Великий Случай.

Попутчиком в купе оказался каратель из войск СС лейтенант Рудольф Клюгер, направлявшийся на лечение в Крым после ранения, полученного в боях с партизанами. Шнапс развязал язык, и он говорил без умолку. За восемь часов пути Ибрагим наслышался не только о кровавых подвигах Крюгера, а, что более важно, знал в деталях о его службе и личной жизни. Новая легенда для продолжения выполнения задания Селивановского на ходу рождалась в голове Ибрагима.

На подъезде к железнодорожной станции Синельниково напившийся в стельку Клюгер «выпал» из тамбура и угодил под колеса поезда. В тот день, 5-го июля 1943 года, произошло очередное невероятное перевоплощение зафронтового разведчика Агапова-Аганина. Без поддержки Центра Ибрагим экспромтом создал себе новую легенду прикрытия